Хроника Убийцы Короля. День первый. Имя ветра

– Спасибо, сударыня! – машинально ответил я. Опустив взгляд, я увидел, как сквозь пальцы блеснуло серебро. Разжав кулак, я увидел серебряный пенни. Целый серебряный пенни!

Я разинул рот. За серебряный пенни давали десять медных или пятьдесят железных. Да что там: за эти деньги можно было ложиться спать сытым каждый вечер в течение полмесяца! За железный пенни можно было переночевать на полу в «Багровом глазе», за два – у очага, возле углей после вечерней топки. Можно было купить тряпичное одеяло, спрятать его на крыше и греться под ним всю зиму!

Я поднял взгляд на девушку. Та по-прежнему смотрела на меня жалостливо. Она не могла знать, что значат для меня эти деньги.

– Благодарю вас, леди! – голос у меня сорвался. Мне вспомнилась одна из фраз, которые мы произносили, когда я жил в труппе: – Пусть все ваши истории будут счастливыми, а все пути – ровными и быстрыми!

Она улыбнулась мне и, кажется, хотела что-то сказать, но у меня возникло странное ощущение в затылке. Как будто кто-то за мной следил. На улице либо быстро привыкаешь чувствовать такие вещи, либо жизнь твоя будет жалкой и короткой.

Я оглянулся – и увидел лавочника, который о чем-то разговаривал со стражником, указывая в мою сторону. Это был не какой-нибудь приморский стражник. Этот был чисто выбрит, с отменной выправкой. На нем была черная кожаная куртка с металлическими заклепками, а в руке – окованная медью дубинка длиной в его руку. До меня долетели обрывки того, что говорил лавочник:

– …Клиентов распугивать! Кто станет покупать шоколад, когда… – он снова указал в мою сторону и сказал что-то, чего я не расслышал. – …Вам уплачено? То-то. Может быть, мне следует сообщить…

Стражник повернул голову и посмотрел в мою сторону. Я перехватил его взгляд – и кинулся бежать.

Я бросился в первый попавшийся переулок. Мои тонкие туфли скользили на снежке, припорошившем мостовую. Я услышал за спиной топот тяжелых сапог и свернул в другой переулок, отходивший в сторону от первого.

Грудь жгло огнем. Я озирался, ища, куда бы деться, где бы спрятаться. Но этой части города я не знал. Тут не было ни куч мусора, в которые можно забиться, ни сгоревших домов, через которые можно прошмыгнуть. Я почувствовал, как острый кусок замерзшего щебня рассек тонкую подметку. Ступню пронзила боль, но я заставил себя бежать дальше.

После третьего поворота я очутился в тупике. Я успел наполовину вскарабкаться на стену, когда чья-то рука ухватила меня за щиколотку и стянула вниз.

Я ударился головой о мостовую, и мир вокруг поплыл. Стражник поднял меня с земли, держа за запястье и за волосы.

– Что, самый умный, да? – пропыхтел стражник. Его дыхание обжигало мне лицо. От него пахло дубленой кожей и потом. – А ведь уже большой, мог бы и знать, что драпать без толку!

Он сердито меня встряхнул и выкрутил мне волосы. Я вскрикнул, переулок вокруг накренился.

Стражник грубо притиснул меня к стенке:

– Мог бы и знать, что в Нагорье шляться не надо! – Он тряханул меня. – Ты что, тупой, что ли?

– Н-нет, – бестолково ответил я, ощутив свободной рукой холодную стенку. – Нет…

Мой ответ его, похоже, взбесил.

– Ах, нет?! – рявкнул он. – У меня из-за тебя неприятности, парень! Того гляди жалобу накатают! Раз ты не тупой, значит, надо тебя проучить!

Он развернул меня и швырнул на землю. Я поскользнулся на грязном снегу переулка. Ударился локтем о землю, рука враз онемела. Кулак, сжимавший целый месяц еды, и теплые одеяла, и сухую обувь, разжался. Что-то драгоценное отлетело прочь и упало даже без звона, ударившись о землю.

А я и не заметил. Дубинка со свистом рассекла воздух и обрушилась мне на ногу.

– Не ходи в Нагорье, понял? – рычал стражник. Дубинка обрушилась на меня снова, на этот раз – поперек лопаток. – Дальше Пустой улицы вам, шлюхиным сынам, ходить заказано, понял, ты?

Он хлестнул меня по щеке обратной стороной кисти, я почувствовал вкус крови, голова мотнулась по занесенной снегом булыжной мостовой.

Я свернулся клубочком, а он шипел на меня:

– И имей в виду: Мельничная улица и Мельничный рынок – это все мой участок, так что ты! сюда! никогда! больше! не суйся! – Каждое слово сопровождалось ударом дубинки. – Понял?

Я лежал и трясся на развороченном снегу, надеясь, что это все. Что он теперь уйдет.

– Понял, ты?

Он пнул меня в живот, и я почувствовал, как внутри у меня что-то оборвалось.

Я вскрикнул и, должно быть, что-то пробормотал. Видя, что я не встаю, он пнул меня снова, потом ушел.

Наверное, я потерял сознание или некоторое время лежал в забытьи. Когда я, наконец, очнулся, уже смеркалось. Я промерз до мозга костей. Я долго ползал по грязному снегу и отсыревшему мусору, нащупывая серебряный пенни. Пальцы так онемели от холода, что почти не двигались.

Один глаз у меня заплыл, и во рту стоял вкус крови, но я все равно искал, пока не угасли последние отсветы заката. И даже после того как переулок утонул в непроглядной тьме, я все просеивал снег сквозь пальцы, хотя в глубине души и знал, что руки у меня настолько онемели, что я не нащупаю монету, даже если она мне и попадется.

Я по стеночке поднялся на ноги и побрел прочь. Шел я медленно, из-за ушибленной ноги. На каждом шагу ногу пронзала боль, и я хватался за стены, чтобы не переносить вес на нее.

Я спустился в Приморье, ту часть города, где я чувствовал себя более или менее дома. Нога онемела и одеревенела от холода, и, хотя разумную часть меня это тревожило, практическая моя половина была только рада, что хоть одна часть тела больше не болит.

До моего тайного убежища было несколько миль, а шел я очень медленно. В какой-то момент я, наверное, упал. Этого я не помню, зато помню, как я лежал в снегу и как там было на удивление уютно. Я чувствовал, как сон окутывает меня плотным одеялом, похожим на смерть.

Я закрыл глаза. Я помню глубокую тишину, что царила вокруг, на пустынной улице. Я слишком оцепенел и устал, так что мне было не особенно страшно. В бреду смерть представлялась мне огромной птицей с крыльями из пламени и тени. Она кружила надо мной и терпеливо ждала, ждала меня…

Я уснул, и огромная птица окутала меня своими пылающими крыльями. Мне приснилось восхитительное тепло. Потом птица вонзила в меня свои когти, раздирая меня…

Нет, это была просто боль в переломанных ребрах. Кто-то перевернул меня на спину.

Я открыл затуманенные глаза и увидел, что надо мной стоит демон. В помрачении рассудка, когда я мог поверить во что угодно, вид человека в демонской маске заставил меня очнуться, соблазнительное тепло, которое только что меня окутывало, развеялось, оставив мое тело безвольным и тяжким, как свинец.

– Ну да! Я же тебе говорил. Тут ребенок в снегу!

Демон поднял меня на ноги.

Теперь, очнувшись, я увидел, что маска у него сплошь черная. То был Энканис, владыка демонов. Он поставил меня на ноги и принялся отряхивать с меня налипший снег.

Здоровым глазом я увидел поблизости фигуру в синюшно-зеленой маске.

– Ну, пойдем же! – сказал второй демон женским голосом, звучащим странно и глухо из-за рядов острых зубов.

Энканис не обратил на нее внимания.

– С тобой все в порядке?

Ответа я придумать не смог, поэтому сосредоточился на том, чтобы не упасть, пока мужчина продолжал отряхивать с меня снег рукавом своей черной рясы. Издали донесся рев рогов.

Демоница нервно оглянулась.

– Надо уходить, пока они не дошли сюда, а то застрянем! – сердито прошипела она.

Энканис вытряхнул снег из моих волос пальцами в черной перчатке, потом остановился и вгляделся в мое лицо. Черная маска странно расплывалась у меня перед глазами.

– Тело Господне, Холли! Мальчишку кто-то избил до полусмерти. Да еще на средьзимье!