Ротенбургский король. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

Обмундирование рыцаря выглядело так же странно, как и его внешность. Хотя оружие его было в превосходном порядке, из высоких кавалерийских сапог высовывались грязные пальцы ног, а поношеный и во многих местах заплатанный плащ напоминал не то ризу священника, не то алтарную скатерть.

Еппеляйн неподвижно сидел на своей кляче и рассматривал подъезжающего взглядом сытой хищной птицы, которую в данный момент добыча не интересует. Наконец, он произнес хриплым голосом:

– Добрый день, молодой Топплер! Ты уже вернулся из странствий?

– Как видишь, Еппеляйн, и тебе тоже добрый день! Однако, не испытываешь ли ты судьбу, находясь так близко от Нюрнберга?

– У города нет ничего против меня и я ничего не боюсь. Ты, может быть, слышал, что я однажды сказал о них: Жители Нюрнберга не вешают того, кто им позже может пригодиться. А вот тебе, Якоб, нужно бояться. Коршун кружит над твоей головой.

Якоб Топплер придержал коня.

– Что это значит? Что ты хочешь мне сказать?

– Я хочу тебе сказать, что впереди на дороге тебя подстерегает большая опасность. Бургграф охотится за тобой.

– Бургграф? Но мы всегда жили с ним в мире.

– Речь не идет о мире или вражде. Бургграф поджидает тебя как законный представитель королевской власти в королевских владениях. Он хочет от имени и по повелению короля Рупрехта отнять у тебя то, что ты везешь из Праги.

Якоб Топплер внезапно побледнел и застыл на своем коне. То, что рассказал ему этот благородный разбойник, он едва ли мог придумать сам, и если он так себя вел, значит, Якоб действительно был в большой опасности. Он не знал всех подробностей письма, которое он вез своему отцу от короля Венцеслава, но то, что это было важное и очень опасное послание, это ему, несомненно, было известно. Уже саму связь с низложенным королем из Праги сторонники короля Рупрехта должны были рассматривать, как государственную измену, а если теперь у него обнаружат подтверждающий документ, то это будет считаться преступлением, караемым смертью.

– Откуда ты это знаешь? – с вызовом спросил он.

– Об этом не спрашивай. Тот, кто как я пьянствует и со священниками, и со светскими людьми, слышит очень много. Однако, тебя не удивляет то, что я это тебе сообщил?

Прежде чем Якоб cмог ответить, навстречу ему примчался его слуга, ехавший на несколько сотен шагов впереди него, чтобы предупредить о возможной опасности.

– Господин! – закричал он. – Там впереди на лесной опушке стоит большая толпа!

– Ну, вот видишь! – проговорил Еппеле. – Ты также не cможешь вернуться назад – лес окружен. Все обстоит именно так, как я тебе сказал. – Он торопливо продолжал:

– Восемь месяцев назад я был в руках твоего отца. Он мог положить мою голову к моим ногам, но он не сделал этого, он отпустил меня. Тогда я поклялся, что когда-нибудь отплачу ему за это добром. И теперь слушай меня, отдай мне письмо, я беспрепятственно доставлю его в Ротенбург. Поскольку каждый знает, что я не знаюсь с купцами, то никто не будет меня обыскивать. – Еппеле торжественно поднял руку и поклялся, – Пусть Бог навечно пошлет меня в ад, если я предам тебя! Я даю тебе мое благородное слово.

Якоб Топплер проницательно посмотрел на него. Перед ним стоял разбойник, но у этого разбойника было собственное понимание рыцарской чести, и он еще никогда не нарушал данное кому-либо слово. Поэтому Якоб рывком расстегнул камзол и вытащил кожаную сумку.

– Возьми, Еппеле, я доверяю тебе.

– Ты никогда не пожалеешь об этом, Якобле! – воскликнул рыцарь, и гордая улыбка появилась на его загорелом, покрытом шрамами лице.

В это мгновение Якобу Топплеру почудилось, как будто рядом с ним раздался ясный, высокий голос старого советникa Ульриха Халлера: «Вы – игроки, господа Топплеры» – и он с ужасом осознал, на какой риск он шел. Поэтому он прошептал рыцарю, чтобы еще крепче связать его с собой:

– Мой отец отблагодарит тебя по-царски.

– На этот раз я делаю это не за плату, – почти недовольно ответил Еппеляйн.

– По крайней мере, прими уважение, признательность, новую одежду и коня.

– Эта кляча не так уж плоха, в Ротенбургe у вас не найдется лучше, чем она. Мой плащ хорошо сохраняет тепло, он когда-то принадлежал благочестивому человеку. Сейчас у нас в христианском мире, слава святому Георгу, целых два святейших покровителя. И если получишь проклятие от одного попа, то легко получить отпущение грехов у другого. Так что жить весело! Не беспокойся, Якобле. Письма будут в Ротенбурге раньше, чем ты! – С этими словами он подстегнул свою лошадь и медленно направился в лес.

Это было как раз вовремя, так как через несколько минут навстречу Якобу подъехал бургграф со свитой, а с другой стороны уже приближалась группа всадников.

Якоб Топплер со своими спутниками остался на том же месте, где его покинул рыцарь. Он спешился и велел сделать то же самое своим спутникам, чтобы это выглядело так, будто они остановились здесь на отдых.

От приближающейся конной свиты бургграфа отделился всадник и медленно подъехал к Ротенбургеру.

– Вы – Якоб Топплер, сын бургомистра? – крикнул он звучным голосом.

– Зачем спрашивать, Курт фон Зайнсхайм? Вы меня хорошо знаете, я ведь когда-то оставил на Вашем черепе отметину, чтобы Вы меня никогда не забыли, – ответил Якоб Топплер.

Рыцарь прорычал яростное проклятие, и его рука схватилась за рукоятку меча, но ясный, властный голос остановил его:

– Оставь свой клинок, Зайнсхайм! И Вы, молодой человек из Ротенбургa, приберегите свое красноречие и отвечайте на вопрос, как это подобает!

Говоривший тоже выехал вперед и остановился в нескольких шагах от свиты. Это был высокий, еще молодой человек, одетый в простой зеленый плащ, но все его поведение выдавало урожденного князя.

Якоб Топплер поклонился.

– Вам, господин Бургграф, я не могу отказать.

– В таком случае, я Вас спрашиваю: Имеете ли Вы при себе послание Вашему отцу от богемского короля Венцеля? Нам достоверно донeсли, что оно было послано с Вами.

– Господин Бургграф, по какому праву Вы спрашиваете меня об этом? Мы coстоим с Вами в мире.

Цоллерн резко взглянул на Якоба своими проницательными синими глазами, и его лицо cлегкa покраснело. Затем он величественно ответил:

– Я выступаю здесь как служитель моего и Вашего господина, короля Рупрехта. Я спрашиваю oт его имени. Или Вы хотите воспротивиться королю?

– На Вашей стороне сила, господин Бургграф, – осторожно ответил Якоб Топплер. – Я был бы безумцем, если бы посмел сопротивляться Вам. Однако, я отрицаю Ваше обвинение: У меня нет того, что Вы ищете.

Бургграф испытывающе посмотрел на него.

– Я хотел бы избавить Вас от позора, и не приказывать обыскать Вас как презренного вора. Можете ли Вы поклясться за Вас и всех Ваших спутников, что Вы не везете с собой ничего, что было передано Вам Венцелем, королем Богемии?

– Позвольте, все же, господин Бургграф, обыскать их! – прошептал Зайнсхайм и подъехал к нему ближе. Но Фридрих движением руки приказал ему молчать и ответил:

– Речь Генриха Топплера острa как яд и его кровь горяча, но его клятва так же священна для него, как и для самого преданного рыцаря империи.

– Благодарю Вас, господин Бургграф, за эти слова! – восклинул Якоб Топплер, и его глаза радостно вспыхнули.

– Можете ли Вы и хотите ли Вы поклясться? – продолжал бургграф.

Якоб Топплер поднял свою руку, и, пристально глядя в глаза бургграфу, произнес клятву.

– Теперь я вижу, что мы ошиблись, – сказал Фридрих. – Я верю Вам. Но прежде, чем Вы отправитесь дальше, хочу Вам сказать еще одно. Ваш отец писал мне, что он хотел бы поговорить со мной. Передайте ему: после Святой Пасхи я отправлюсь в Ансбах и пробуду там до Дня Вознесения нашего Господа. Он может сам решить, когда он хочет приехать. Я тогда пошлю ему письмо с нарочным.

Бургграф слегка наклонил голову в сторону сына бургомистра Ротенбургa, повернул своего коня и поскакал прочь. И прежде чем Якоб снова сел в седло, вся толпа скрылась за поворотом лесной дороги.

III