Ротенбургский король. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

Молниеносно он поднял их, и сначала чрезмерное

удивление, а потом торжествующая насмешка проявились в его взгляде. Парень мошенничал, обманул его, а плут и мошенник, которому прямая дорога на виселицу, не заслуживает благородного отношения к себе.

Еппеляйн встал, подошел к лежащему под столом священнику и долго молча рассматривал его. Потом он дал ему мягкого пинка. Настоятель улыбнулся и поднял руку, как будто бы хотел его благословить.

– Ах ты, небесный винодел, ты, подлец, больше заслуживаешь чистилища, чем царствия небесного! Ну подожди же ты, чудовище, я тебе это припомню!

Он бросил несколько серебряных монет хозяину.

– Оседлай мою лошадь и выведи ee во двор, – приказал он. Затем он подошел к двери конюшни и приказал слугам настоятеля:

– Выведите немедленно наружу коней, своих и своего господина! Дождь прекратился, и мы хотим покататься.

Слуги повиновались без слов. Между тем Еппеляйн подошел к настоятелю и сорвал с него быстрым движением сумку. Лежащий крикнул:

– Бэрбель, дорогой мой Бэрбель, – но не двинулся с места.

Рыцарь высыпал на стол серебряные монеты, и забрал себе письмо. Потом он вышел наружу и вскочил на коня.

– Эй вы, собаки! – обратился он к слугам, – ваш господин мошенничал со мной в игре. Здесь его фальшивые кости, передайте их ему. Если вы хотите отобрать у меня то, что я у него взял, то попробуйте! Я дам вам отпор и сохраню мою честь.

Но, когда он выхватил свой меч из ножен, слуги робко отступили обратно в таверну.

И Еппеляйн с громким смехом ускакал прочь.

VI

В Ротенбурге на Господской улице, наискосок от ратуши, стоял дом, в котором жил богатый многоуважаемый господин Вальтер Зеехофер. Если над дверью дома Топплера красовался золотой грифон, то на доме Зеехофера висел герб с изображением красного дракона на белом фоне.

Эти два дома под знаками очень близких сказочных животных тем не менее на протяжении всей своей жизни враждовали друг с другом, но вот уже несколько месяцев во всем городе ходили слухи, что скоро между ними наступит мир. Поговаривали, что когда Якоб Топплер, сын бургомистра, возвратится из Праги, то он посватается к черной Армгард, двадцатичетырехлетней дочери и единственной наследнице Зеехофера, для которой до сих пор еще никто не был достаточно хорош.

Самые рассудительные среди граждан радовались, что таким образом между двумя враждующими людьми будет заключен союз; один из них был признанным уважаемым главой Ротенбурга, в то время как другой считался вторым среди самых богатых семей в городе и обладал большим влиянием. Однако, те, кто враждебно относился к Генриху Топплеру, с трудом могли скрыть свою досаду. Это был именно Зеехофер, кого они хотели избрать бургомистром вместо Топплера. Они до этого были настолько уверены в непримиримом соперничестве обоих, что нисколько не сомневались в своем успехе. Теперь же их фаворит мог перейти во враждебный лагерь и укрепить положение партии Топплера против благородных семей. По крайней мере, пока это выглядело именно так, хотя никто точно не мог сказать, насколько были верны эти слухи. Жесткий, желтый как кожа старик на Господской улице умел мастерски уклоняться от возможных любопытных вопросов и туманными ответами только озадачивал и смущал спрашивающих, а к бургомистру вообще никто не осмеливался приблизиться с вопросом.

Все же слухи не умолкали, и многие видели косвенное подтверждение для них в том, что Зеехофер больше не противоречил в совете своему прежнему врагу и не посещал таверну, в которой обычно собирались враги нынешнего правления.

Что же все-таки могло побудить старика теперь так внезапно отказаться от ненависти, которую он десятилетиями носил в своем сердце? Об этом напрасно ломали себе головы самые умные горожане. Топплер был богат, настолько необыкновенно богат, что по сравнению с ним любое состояние, даже такое большое как у Зеехофера, казалось незначительным, а старый член муниципалитета был жаден, очень жаден. Но все же ему самому ничего не достанется из тех золотых гульденов, которые должна будет получить его дочь в результате этого брака. Бог или дьявол мог знать, что заставило его изменить свое отношение к Топплеру, так как он был честолюбив, и многие предполагали, что он тайком жаждал быть первым в городе.

Как они, однако, ни старались, никто из горожан не мог найти решение для этой загадки. И тем нетерпеливее они ожидали, как будут развиваться события теперь после возвращения домой Якоба Топплера. Однако, поначалу ничего не происходило. Сын бургомистра на следующий день после приезда не отправился в дом Зеехофера, и он, казалось, даже намеренно избегал его, так как его никто вообще не видел на Господской улице. И так как это продолжалось изо дня в день, то горожане стали склоняться к мысли, что, пожалуй, для слухов не было оснований.

Но однажды Якоб Топплер все-таки появился у дома Зеехофера.

Уже спускались сумерки, и Армгард Зеехофер прекратила прясть. Она подошла к окну и, скрестив руки над головой, выглянула на улицу. Эта большая, крепко сложенная девушка не была красавицей, но черты ее лица были правильными и достаточно привлекательными, a роскошные черные волосы с синеватым отливом, за которые ее прозвали «черная Армгард», придавали особую прелесть ее бледному лицу. Необычными были ее широкие темные брови, почти сливавшиеся в середине у переносицы. Однажды она услышала, как шептали ей вслед, что тому, у кого такие брови, судьба готовит много горя. Да, теперь она часто вспоминала эти случайно услышанные слова и думала, что в них было много правды, так как после ранней смерти матери у нее было мало радости в жизни. Ее отец, который на всей Земле кроме его денег любил только лишь свою дочь, исполнял всегда любое ее желание, и с семнадцати лет она была полной хозяйкой в доме. Но это была унылая жизнь рядом с быстро стареющим человеком, который с каждым годом становился все ворчливее и был занят только своими собственными делами в совете. У нее никогда не было подруг, поскольку то, о чем болтали другие девушки и чем были заполнены их головы, казалось ей настолько глупым и ненужным, что она предпочитала вообще об этом не слышать.

Также и в любви счастливая звезда все еще не взошла для нее. Она очень холодно встречала надменных юнцов из богатых семей, которых прельщали деньги Зеехофера, поэтому редко кто появлялся во второй раз. Ее выбор пал на того, кому она никогда не могла принадлежать, так как ее отец и его отец были врагами, по крайней мере, она так думала.

Уже в то время, когда она заучивала молитвы и постигала тяжелое искусство чтения и письма у благочестивых сестер в женском монастыре, статный сын бургомистра, который был старше ее на 4 года, казался ей эталоном мужской красоты. Эта детская любовь глубоко запала в ее сердце, ибо для Армгард в силу ее характера однажды возникшее чувство привязанности оставалось незыблемым, к тому же Якоб Топплер со временем превратился в самого видного юношу города. Если на праздниках она оказывалась с ним в паре в хороводе и он начинал с нею светскую беседу, то ее сердце начинало бешено колотиться в груди, и она часто отвечала односложно и невпопад. Если он проезжал мимо ее дома, то она непременно стояла у окна, отступив достаточно далеко в комнату, чтобы ее нельзя было увидеть снаружи, и светящимися глазами смотрела ему вслед до тех пор пока он не исчезал за углом улицы. На других мужчин она вообще не обращала внимания.

Когда ей исполнилось двадцать три года, отец спросил ее, не собирается ли она стать монахиней, так как она отказала уже шести женихам. Армгард ответила очень спокойным голосом:

– Да, я предпочту уйти в монастырь, так как я не могу принадлежать тому единственному, кто мил моему сердцу.

– Что? Кто это, кто не захочет взять в жены дочь Зеехоферa? – старик вскочил.

– Я не знаю, отец, захочет ли он взять меня в жены, но даже если он захочет, то вряд ли он сможет это сделать, – ответила она.

Отец побледнел и судорожно обнял ее.

– Выброси это из своей головы! Это невозможно. Никогда! Никогда не говори об этом, – и он, задыхаясь, вышел из комнаты.

Они больше никогда не возвращались к этому разговору. Но видя, что она со временем становилась все бледнее и печальнее, старик часто робко и покачивая головой смотрел на нее со стороны, и Армгард казалось, что он хотел заговорить с нею, но, однако, не решался это сделать.

Поэтому то, что старый Топплер захотел завоевать расположение ее отца и привлечь его на свою сторону, она восприняла как чудо, ниспосланное с небес. Старый Петер Кессельвайсс появился в доме как посредник между сторонами. Вместе с ним показались на пороге Петер Нортхаймер, Каспар Вернитцер и даже двоюродный брата бургомистра и его верный друг ювелир Топплер. Когда они вскоре после этого вместе с ее отцом покидали дом, чтобы отправиться на заседание совета, он бросил ей мимоходом:

– Может быть, ты все-таки получишь то, что ты хочешь.

Вскрикнув от радости, она готова была броситься отцу на шею, но он остановил ее.

– Подожди! Сначала посмотрим, куда ветер подует.

С тех пор она ждала возвращение Якоба Топплера как нареченная невеста. И вот он вернулся, но в их доме до сих пор не появился. Сначала она придумывала разные веские причины для этого, но она была слишком умна, чтобы долго обманывать себя. То, что он сторонился ее, могло иметь только одну причину: Он ее не любил. Армгард почувствовала себя униженной, словно ее обесчестили. Она стала избегать людей и уединилась в стенах своего дома. Если бы при этом она узнала, что весь город следит за ее сердечными делами, то она никогда не вышла бы из ворот даже при самой острой необходимости. Но никто не решился об этом сказать гордой и неприступной девушке.

Этим вечером у нее было особенно тяжело на сердце, так как сегодня исполнялось ровно семь лет с того дня, как не стало ее дорогой матери. Армгард утром украсила ее могилу цветами и заказала панихиду вo францисканской церкви. Теперь, когда она стояла в сумерках у окна, ее внезапно охватило чувство одиночества, которое было сильнее чем когда-либо раньше. Девушкa вдруг с ужасом осознала, что она больше не в силах совладать с той тайной болью, которая переполняла ее сердце, и которую ее отец никогда не смог бы понять. Она уронила руки, ее глаза наполнились слезами, а губы с трудом сдерживали плач.

Вдруг она выпрямилась и невольно сделала шаг вперед. Ее сердце замерло, и она прижала обе руки к груди. Она увидела, как от ратуши через улицу к их дому приближался тот, кого она изо дня в день ждала с таким нетерпением и с такой тоской. Снаружи уже стемнело и его высокая фигура была трудно различима, хотя он был на рассроянии всеголишь нескольких шагов от дома.

Рой мыслей закружился в ее голове, прежде всего, вопрос: Почему перед ним не шли сваты, как этого требовал обычай в Ротенбургe? Но прежде чем она могла найти ответ, он уже стоял перед нею. Двери в домах имперского города вели прямо с улицы в большую комнату, которая располагалась на уровне земли, и в ней находился очаг дома.

– Добрый день, Армгард Зеехофер! – сказал он и протянул ей руку.

Ее правая рука так дрожала, что она едва нашла силу ответить рукопожанием. Она также не могла произнести ни слова, но взгляд, который онa бросила на него, говорил о многом. И этот взгляд, казалось, также смутил молодого человека и испугал его, так как он вздрогнул, отпустил ее руку и произнес нерешительно, что было совершенно ему несвойственно:

– Я хочу поговорить с твоим отцом, Армгард.

– Не только, с моим отцом, но и со мной тоже! – ответила она с очаровательной улыбкой, в то время как ее глаза светились и ее щеки постепенно покрылись легким румянцем.

Якобу показалось, как будто перед ним ударила молния. Он не был знатоком женщин, но ее вид, все ее существо говорили только об одном: Эта девушка любила его и радовалась, что он выбрал именно ее. Она ожидала, и он видел это в ее глазах, что Якоб в следующее мгновение возьмет ее в свои руки и спросит, не согласится ли она стать его женой, и тогда она при первом его слове, ликуя, прижмется к его груди. A он должен был жестоко разочаровывать ее, и глубокое состарадание охватило его сердце. В этот момент он почувствовал себя почти подлецом перед этой девушкой, которая, дрожа, стояла напротив, и трепетала перед ним и жаждала счастья, которое он никогда не мог ей дать.

Якоб вздохнул с облегчением, когда дверь в глубине комнаты открылась и из нее вышел отец Армгард. Член муниципалитета был в очень дурном настроении, так как у него был приступ подагры и он мог передвигаться только опираясь на трость. Поэтому его выражение лица было уже желчным и хмурым, когда он появился в дверях, но на его лицо опустилась ночь, как только он увидел сына своего врага, стоящего перед его дочерью.

Однако, он овладел собой и проговорил ледяным тоном:

– Эй, посмотрите-ка, молодой Топплер! Большая честь для моего скромного жилища, что сын самого отца города удостоил меня своим визитом! Чего ты хочешь от меня, Якоб Топплер? Никогда не думал, что ты придешь, так как с тех пор, как ты снова объявился в Ротенбургe, твои родичи только пожимали плечами и смотрели в сторону, если я спрашивал о тебе.

– Я хочу с Вами поговорить, господин член муниципалитета! – решительно ответил Якоб Топплер.

– Поговорить со мной? Ну, пойдем поговорим!

Он перешел в соседнюю комнату и, охая, опустился в кресло. Якоб последовал за ним и закрыл за собой дверь. Член муниципалитета не предложил ему сесть и не начинал разговора.