Лудовико Ариосто. Лирика

Лудовико Ариосто. Лирика
Павел Алешин

Лудовико Ариосто (1474—1533), один из величайших поэтов эпохи Возрождения, известен в России, в первую очередь, благодаря эпической поэме «Неистовый Орландо» (в русском переводе – «Неистовый Роланд»). Но он был также замечательным лириком. Вниманию читателей впервые предлагается перевод всех его сонетов и мадригалов, а также одной канцоны и двух капитоло.

Лудовико Ариосто

Лирика

Павел Алешин

Иллюстратор Елена Алешина

© Павел Алешин, 2017

© Елена Алешина, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-1267-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Лудовико Ариосто (1474—1533), один из величайших поэтов эпохи Возрождения, известный в России, в первую очередь, благодаря эпической поэме «Неистовый Орландо» (в русском переводе – «Неистовый Роланд»[1 - Ариосто Л. Неистовый Роланд. В 2 т. Пер. М.Л.Гаспарова. М.: Наука, 1993.]), был также и замечательным лириком. Вниманию читателей предлагается перевод всех его сонетов и мадригалов, а также одной канцоны и двух капитоло.

Главная тема лирики Ариосто – любовь[2 - Исключением в нашей подборке стихотворений Ариосто являются три «хвостатых» сонета (XXXVIII, XXXIX, XL), а также сонеты XXXVI, XXXVII, XLI. О них подробнее см. в примечаниях.]. «Доминирует любовная тема, причем, не только в тех поэтических поджанрах, которые её по традиции обслуживают, таких, как канцона или сонет – любви посвящены в основном даже многочисленные ариостовские капитоло, что уже идёт вразрез с традицией, ибо эта стихотворная форма соотносилась, как правило, с нарративным или дидактическим содержанием. Дидактизма и тем более морализации в ариостовой лирике нет, но нарративность даёт о себе знать – и в содержании (причем, не только в капитоло), и в интонации. Любовь побуждает поэта не заглядывать в себя, а оглядываться вокруг: ему лучше, чем восходящей к Петрарке традиции, видна и возлюбленная, и вообще окружающий мир… Мир становится определенно богаче и многоцветнее; он включает в себя если не элементы быта, то элементы обыденности, которые, разумеется, преображаются в свете поэзии, но не полностью забывают о своём происхождении. И сама любовь, оставаясь чудом, не создаёт для себя особого пространства, не знакомого с пространством повседневной жизни и повседневных отношений. В ней больше телесности, чем в итальянской лирической классике, и в ней больше радости: Ариосто, конечно, знает о её тревогах и скорбях, но ему куда ближе понимание любви как счастья, счастья возможного и близкого…»[3 - Андреев М. Л. Ариосто // История литературы Италии. М.,2010. Т.2. Кн.2. С.83—84.]. Поэт не разделяет и не противопоставляет Любовь Небесную и Любовь Земную (что характерно для философии ренессансного неоплатонизма), и в этом ощущении божественности земного, одухотворённости телесного его поэзия близка венецианской живописи.

В отличие от Данте и Петрарки, чьи чувства к Беатриче и Лауре соответственно были неразделёнными, Ариосто был счастлив в любви: он полюбил флорентийку Алессандру Бенуччи, и та, хотя и не сразу, ответила ему взаимностью. Безусловно, и у них были трудности. Когда поэт признался Алессандре в любви во Флоренции в 1513 году (об этом говорится подробно в I канцоне), она была замужем, но и после смерти в 1515 году её мужа, купца Тито ди Леонардо Строцци, в силу разных причин они скрывали свои отношения и даже брак их, заключенный в 1527 году, был тайным. Тем не менее, их любовь была взаимной[4 - Вместе они были до самой смерти Ариосто.], и именно ею вдохновлена большая часть представленных в этой книге стихотворений, отражающих как радостные, так и печальные моменты в жизни поэта и его возлюбленной.

Сонеты

I

Зачем, Фортуна, дар, любовью данный,
отнять коварно хочешь ты – булатом,
слоновой костью, жемчугом и златом
оспорить то, что каждому желанно?
Преграды мне ты ставишь беспрестанно,
беда – в нужде, любви враге заклятом;
в саду, где яблоки сияют златом,
и то не столь охрана постоянна.
Амур мне указал дорогу к счастью,
но много стражников у наслажденья,
взаимною пылающего страстью.
Виню его! Да – в сердце осужденье!
О, почему не обладает властью
Амур в своём же собственном владенье?

II

Обмен, увы, не равен! За свиданье
минутное – печальная разлука,
за счастья миг – томительная скука,
за взгляд короткий – долгое страданье.
Несправедлив Амур. Огонь желанья
во мне зажёг он, и стрелой из лука
пронзил мне сердце; мне лишь – эта мука:
вам не грозит огня того пыланье.
Я думал: нам обоим эти сети
Амур расставил, но один в плену я,
а вам уйти позволил он свободной.
Лишился он добычи благородной
и показал, как неразумны дети:
мальчишка он, стреляющий вслепую.

III

О, гавань верная, приют надёжный,
где две звезды, прекраснейшие в мире,
меня укрыли, мощь утихомиря
стихий, лучи струя на путь мой сложный.
Прощаю морю каждый миг тревожный:
без бурь, объемлющих морские шири,
не мог бы ныне я вкушать на пире
усладу, что казалась невозможной.
О, милый кров, о, комната родная,
во тьме твоей и сладостной, и нежной,
светлее дня намного ночь благая.
Обиды терпкость, гордый гнев мятежный
забудь же, сердце! Всё превозмогая,
любовь их возместит тебе прилежно.

IV

Когда отцу подобны всем – когтями
и оперением, и клювом тоже —
орлята, но с ним в зоркости не схожи,
орёл не признаёт их сыновьями.
И потому не видит он очами
иных достоинств их, и то – негоже.
Пример не для влюблённых сей: быть строже
в любви зачем – гоняться за мечтами?
Пусть не богиня та, что так любима,
пускай когда-то о другом мечтала
она любимом; это – не преграда.
Так не ищите же, прошу, не надо,
различий вы меж нами: их так мало!
В любви мы будем непоколебимы.

V