Проблема наблюдателя. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 19

– Выкладывай.

Розенфельд принялся разгибать пальцы.

– Первое: Кольбер и Пранделли терпеть не могли друг друга. Второе: Пранделли писал статьи, которые выходили в «Физикал ревю», а Кольбер дальше интернетовских архивов не пробился. Пранделли получил в прошлом году Филдсовскую премию, а Кольбер в научных кругах слывет человеком с очень нетрадиционными, мягко говоря, идеями. Третье: Кольбер был женат неудачно, развелся семь лет назад, и знаешь, к кому потом ушла его жена?

– Неужели к Пранделли?

– Именно! Я видел ее на похоронах, она стояла далеко в стороне. По-моему, плакала, но у меня не было с собой бинокля, чтобы разглядеть…

– А если бы был, ты стал бы при всех пялиться на женщину?

– Бинокля у меня не было, поэтому твой вопрос смысла не имеет. Сам Пранделли, кстати, на похоронах не появился: улетел на конференцию в Капо-Альто. Наконец четвертое: не далее как за два дня до убийст… не смотри на меня, как прокурор на судью… за два дня до смерти Кольбера они поцапались в холле института, десятка два человек слышали, как Кольбер кричал: «За такое убить мало!»

– Это всё? – Сильверберг, кряхтя, поднялся и попытался отодвинуть от стола стул, но лишь ударился локтем о стену. – Первое: мотивы слабые. И второе: судя по твоим словам, это у Кольбера были причины, чтобы убить Пранделли, не правда ли?

– Да, – помолчав, признал Розенфельд. – Каждый из мотивов слаб, признаю. Но вместе… Количество переходит в качество.

– А что по второму аргументу? У кого были мотивы? – насмешливо спросил Сильверберг и стал пробираться к двери, наступая то на ногу Розенфельду, то на кабель, протянутый по полу, то на разбросанные конфетные фантики. – Ты по-прежнему не позволяешь здесь убирать?

– Нет, – рассеянно отозвался Розенфельд, не вставая. – Сам навожу порядок, когда нужно. А твой второй аргумент… Помнишь дело Огилви? Мотив был у Нортона, а убил Огилви. И таких случаев…

– Бывает, – философски отозвался Сильверберг.

– Значит…

– Были обнаружены факты, перевернувшие ситуацию. Если это всё, что ты хотел сказать, – Сильверберг добрался, наконец, до двери и пытался открыть ее, но мешала упавшая со стола перевязанная стопка старых книг, – я, пожалуй, пойду, у меня еще четыре дела.

– Значит, ты не дашь официального запроса на научную экспертизу? – огорчился Розенфельд.

– Если судья подпишет постановление о возбуждении уголовного дела, то, конечно, потребуется экспертиза. Но поскольку у Винстона нет оснований дело возбуждать, а мои… то есть твои аргументы он сочтет смехотворными, займись лучше уборкой помещения. Хотя бы окно открой, здесь дышать нечем!

– О люди! – воскликнул Розенфельд. – Им непременно нужно дышать, причем кислородом!

Силверберг закрыл дверь со стороны коридора и крикнул:

– Пиво пить пойдешь?

Из комнаты послышалось бурчание, которое детектив засчитал за положительный ответ.

* * *

– Ты не торопишься домой, – заметил Розенфельд, когда Сильверберг заказал еще одну кружку и порцию чипсов. – Поссорился с Мэгги?

– С чего бы? – удивился Сильверберг. – Мэгги – идеальная жена полицейского.

– Знаю. Она ни разу не устроила тебе скандал из-за того, что ты возвращаешься домой под утро.

– Иногда, – вставил Сильверберг.

– Иногда что? – с подозрением спросил Розенфельд. – Иногда приходишь под утро, или иногда Мэгги все-таки скандалит?

– Мы никогда не ссоримся из-за моей работы, потому я и говорю, что Мэгги – идеальная жена.

– Что думает идеальная жена по поводу смерти Кольбера? – осведомился Розенфельд. – У нее, насколько я знаю, обо всем есть свое мнение, и не всегда оно совпадает с твоим.

– Ну… – протянул Сильверберг. – Странно, но она тоже уверена, что в смерти Кольбера есть что-то… гм… как она выразилась, «сомнительное и неправильное».

– Видишь, женская интуиция…

– Ах, оставь! Не могу я прийти к судье и заявить, что интуиция моей жены…

* * *

– Какие материалы тебе нужны для экспертизы? – спросил Сильверберг.

Он опять сидел в каморке Розенфельда, только теперь благоразумно занял место за компьютером. Вытянул ноги и расслаблено смотрел, как приятель пытался устроиться на стуле.

– Винстон все-таки подписал?

– Я к нему не обращался. У меня есть право заказать частную экспертизу.

– Хорошо! – оживился Розенфельд. – Кроме результатов аутопсии и видео с камеры наблюдения, мне нужны медицинские карты Кольбера и Пранделли. Полные – насколько возможно – их биографии. Допуск с оплатой на сайты, где опубликованы работы Пранделли и Кольбера…

– Эй, какая оплата?

– Ты заказываешь экспертизу, – невозмутимо заявил Розенфельд. – Эксперт должен иметь возможность сделать работу качественно.

– И в срок, – вставил Сильверберг. – Даю тебе двое суток.

– Чем скорее ты предоставишь в мое распоряжение перечисленные сведения, тем раньше я начну и тем быстрее закончу.

– О! – воскликнул Сильверберг, только сейчас представив, в какую попал ловушку. – Я думал, тебе достаточно уже собранных материалов!

– Я этого не говорил, верно? Сколько тебе нужно времени? Трех часов хватит?

У Сильверберга не нашлось слов. Дверью он хлопнул так, что сейсмографы на факультете геологии наверняка зарегистрировали всплеск.

* * *

– При чем здесь полиция? – с вызовом спросил доктор Мисимо Такубара, занимавший соседний с Кольбером кабинет. Прежде чем прийти с вопросами к Такубаре, Сильверберг выяснил, что доктор и Кольбер соседствовали пять лет, часто обсуждали проблемы мироздания, над которыми оба работали, дружен был Такубара и с Пранделли, причем неоднократно играл роль связующего звена между ним и Кольбером, поскольку двое этих незаурядных ученых друг с другом не ладили и одно время даже не здоровались.

– Да я просто… интересуюсь, – смущенно сказал Сильверберг, усевшись без приглашения в кресло напротив Такубары. Кресло оказалось очень удобным, но вряд ли кто-нибудь из коллег просиживал здесь хотя бы четверть часа: судя по обстановке и по тому, что узнал детектив, обойдя несколько кабинетов, разговаривать в институте предпочитали, стоя у доски и исписывая ее формулами и числами. – Полицейские тоже интересуются наукой, честное слово. В последнее время я столько прочитал об институте, физике и физиках, что невольно увлекся.

– Понятно, – сказал Такубара таким тоном, что детектив сделал неизбежный вывод: понятно доктору только то, что об истинной причине своего интереса Сильверберг говорить не собирается. – Но вы спросили не о науке, а о моих уважаемых коллегах, один из которых так неожиданно ушел в мир иной.

– Науку делают люди, – назидательно произнес Сильверберг. – Я слышал, что в научном мире кипят порой шекспировские страсти. Конечно, я не настаиваю на своих вопросах и немедленно уйду, если вам этот разговор почему-то неприятен.

Детектив сделал ударение на слове «почему-то». Такубара удрученно покачал головой.