Тайна архива Сталина

– Это наш шанс, – обрадовался Степан, – давай попробуем добраться до зиккурата вдоль кромки леса, а то мы и так много времени потеряли.

– Подсказка была у нас в руках, – Алексей ругал себя от досады, – позабыли мы заветы предков, что к рассказам стариков нужно относиться более внимательно, ведь ранее история народа сохранялась только за счет устного изложения из века в век.

Слепнев прервал самобичевание геолога, хотя поругивал за потерю времени ища невнимательность к истории пересказанный проводником. Достигнув опушки леса, Степан снова посмотрел на часы, с момента, как они ушли из лагеря и бродили по поляне между валунов, прошло почти два с половиной часа, поэтому предложил остановиться, передохнуть и может быть перекусить. Мужчины отвели привалу не более десяти минут, они быстро шли вдоль кромки лесного массива и уже преодолели вторую линию защиты объекта, но Слепнев упорно его именовал зиккуратом. Остановившись, они разглядывали один из последней пары валунов, второй камень с их точки наблюдения просматривался плохо.

***

На следующий день сопровождать Владимира, не внявшего предостережениям старого хранителя, до дома мецената отправились Василий с Андреем. Дом Зиллерманна располагался в богатом поселке пригорода Кельна, чистые ухоженные улицы, зеленые аккуратно подстриженные кустарники и безмолвие говорило о замершем времени. Местные домовладельцы не привыкли куда-то спешить их жизнь текла размеренно будто плавное течение неширокой реки.

– На какую же мне улочку сворачивать? – Поинтересовался Андрей, управлявший автомобилем.

– Кирша 17, – прочитал Василий на схеме из конверта адвоката. – Через два переулка первый дом слева, похоже вон тот с витражом и низкорослым кустарником.

– Андрей, поверни в переулок и остановись, – распорядился Владимир, вход, в дом из переулка, а не с улицы. – Владимир вышел из остановившегося автомобиля, уловил движение Василия и обронил, – вы парни остаетесь в машине, надеюсь беседа будет недолгой.

Со стороны переулка после окончания дома тянулась высокая каменная стена старой кладки с блестящей дверью. Это сочетание вызвало удивление у Тихонина, он подошел к двери, коснулся клавиши звонка. Андрей не стал дожидаться пока, для Владимира распахнется дверь, развернулся и припарковался ближе к выезду на улицу. Владимир расслышал необычные мелодичное позвякивание и дверь приоткрылась.

Тихонин вошел и после нескольких шагов остановился, он оказался в узком длинном коридоре, вернее закрытой галерее с широкими почти до пола окнами, расположенными через равные интервалы. Не ожидая приглашения, гость медленно отправился вперед. Откуда-то издалека послышались звуки легких шагов и вскоре перед гостем предстала миловидная женщина средних лет, одетая в светлый брючный костюм.

– Я рада приветствовать Вас, Герр Тихонин, в доме фон Зиллерманна. – Женщина почти незаметно кивнула головой. – Мое имя Урсула, я распоряжаюсь по хозяйству в этом доме. Следуйте за мной.

Внутри дом оказался огромным, Урсула долго вела по галерее, коридорам и замерла возле одной из темно-бордовых дверей.

– Герр Фон Зиллерманн будет принимать вас в бордовой гостиной, – экономка с достоинством произнесла свои слова и распахнула дверь, пропуская гостя вперед. – Я приготовила напитки, вино, лимонад и воду, можете выбрать по своему усмотрению в ожидании хозяина.

Экономка удалилась, мгновенно закрыла дверь, Владимир не успел среагировать и задать какой-нибудь вопрос. Он взглянул на тележку с напитками, выбрал низкую пузатую бутылку из темного стекла с минеральной водой, ответил крышку и наполнил хрустальный бокал на треть. Справа и слева от входа стояли закрытые стеклянные этажерки со статуэтками, миниатюрными изделиями из золота и блестящие медальоны с эмалью, выполненные по византийской технологии VII – IX века нашей эры, как оценил гость.

Владимир отпил несколько глотков газированной воды и осмотрел приставленные к левой стене два книжных массивных шкафа, покрытых лаком бордового оттенка, в небольшом промежутке примостилась табуретка такого же цвета. Верхние полки оказались заполненными раритетными фолиантами, а на нижних полках он заметил современные издания по живописи, архитектуре и другим видам искусств. Хозяин, наверное, любил вытаскивать какой-нибудь том и тут же рассматривать, усевшись на табурет.

Выше табурета на стене висела длинная и узкая картина с изображением мужчины лет пятидесяти с лихо закрученными усами и непокрытой головой, в форме кайзера Вильгельма. Присмотревшись к портрету, Тихонин догадался, что неизвестный художник прошлого века изобразил хозяина дома. Стиль исполнения портрета позабавил Владимира, положение тела, вздернутый нос, лукавая улыбка, выставленная вперед одна нога, рука небрежно опирается на трость, все это говорило о хозяине, как о человеке с чувством юмора, наделенного острым умом и тактом.

Теперь настал момент рассмотреть правую стену, свободную от мебели, только через стекло узкого шкафа темно-красного дерева можно было разглядеть раскачивающийся маятник и циферблат с ползущими стрелками из темной меди с белыми римскими цифрами. Все остальное пространство стены оказалось заполнено фотографиями в рамках разного размера под стеклом, как старыми и пожелтевшими от времени, так и цветные современные.

Как только Тихонин оказался в бордовой гостиной, то вначале ему этот цвет в мебели и отделке показался неуютным и давящим, но позже, освоившись, он понял, что талантливый дизайнер хорошо продумал освещение, казалось, белый свет словно льется с потолка. Владимир задрал голову и принялся рассматривать переплетение декоративных темно-бордовых балок с резьбой под плющ, а между ними висели матовые стекла, значит источники света дизайнер расположил под декоративным потолком. Матовые молочного цвета стеклянные плитки в центре, искусный график украсил переплетением стеблей и листиков, поражало то, что все плитки украшал разный орнамент, выполненный в одном стиле.

Тихонин решил подойти к витражному окну изогнутой формы, в верхней части слева витраж был разрисован цветным орнаментом из листиков, стеблей, странного цвета лепестков, раскрытых бутонов, а справа большую часть окна прикрывала плотная непрозрачная портьера. Владимир оттянул полотно шторы и встал за него. Хорошо просматривалась улица элитного поселка, гость взглянул направо и смог разглядеть капот автомобиля, где должны ожидать его телохранители.

Владимир выбрался из складок портьеры, длинной спинкой к прикрытой части витража располагался компактный диван, примыкающий углом к стене, последними предметами из мебели в гостиной оказались три мягких стула с высокими спинками и маленький круглый стол на резной ножке, замерший посередине комнаты. Владимир поставил опустевший хрустальный стакан на столик, отодвинул стул и пробормотал: "Хозяева, вы про гостя не забыли?".

В этот миг дверь резко и широко распахнулась, высокий грузный мужчина укатил инвалидное кресло в гостиную, бросил мрачный недоброжелательный взгляд на гостя, подкатил хозяина дома до дивана и усадил его в самый уголок. При открытии двери Владимир быстро поднялся, отступил на пару шагов к книжным шкафам, ожидая дальнейших событий.

Пока Клаус Зиллерманн поудобнее устраивался в своем привычном месте, его помощник отошел к витражам, встал спиной к гостю, широко расставил ноги и сложил руки на животе.

– Господин Тихонин, – обратился к гостю на русском языке хозяин дома, – благодарю, что вы так оперативно откликнулись на мое приглашение.

– Герр фон Зиллерманн, можете обращаться ко мне по имени Владимир, – среагировал на начало диалога гость.

– Давайте, мой юный друг Владимир, оставим официоз, – улыбнулся старик, – называйте меня Клаус или господин Зиллерманн, как вам удобнее. – Хозяин дома заметил, как Тихонин направил взор на помощника. – Не беспокойтесь, Маркус почти сын мой, и я ему доверяю абсолютно во всем. Присаживайтесь на диван у нас с вами предстоит долгий разговор.

Владимир без излишней расторопности подошел к дивану и уселся на дальний его край спиной к закрытому плотной портьерой окну. Взгляд гостя блуждал по фотографиям на стене, хозяин смог догадаться, что зацепило гостя и сам принялся разглядывать фото с изображением семьи в парке.

– Этот счастливый для моих родителей момент произошел поздней весной 1933 года, тогда мне исполнилось пять лет, – вздохнул старик, – но в моем повествовании никакого смысла не несет, а на снимке чуть правее вы видите моего дядю Лотара Зиллерманна, младшего брата отца, благодаря ему я остался в живых.

Детство юного Клауса протекала счастливо, в семье его окружали заботой, изредка баловали, как любого ребенка, высокое происхождение его отца и приличное состояние позволяло жить молодой семье на широкую ногу и беззаботно. Отец Клауса отказался присягать новой власти, он яро не принимал нацизм, а с началом войны, когда фашизм стал абсолютной идеологией в Германии, примкнул к нарастающему движению сопротивления. Весной 1941 года родители решили скромно поздравить сына с тринадцатилетием, ворвались солдаты СС под командованием нервного с желчным лицом офицера.

По его короткому выкрику главу семьи принялись избивать, затем выволокли на улицу, женщина в шоке с мольбой рыдала, подталкивая сына себе за спину, но мальчик со слезами на глазах отталкивал руку матери. Когда мужа вытащили во двор, он обездвиженный валялся на зеленой лужайке, нервы женщины не выдержали, и она с криком бросилась из дома за мужем, но нарвалась на пулю. Юный Клаус, прижимая лицо к оконному стеклу, в ужасе наблюдал за бездыханными телами родителей, оцепенение не прошло, когда отца погрузили в машину, а мать так и осталась лежать на каменной дорожке, ведущей от дома к улице. На следующий день, возможно по чьему-либо распоряжению в дом Зиллерманнов явился улыбчивый мужчина в сопровождении нескольких мальчишек лет пятнадцати, так Клаус оказался в одной из ячеек гитлерюгенда. Идеологическая обработка отпрыска семейства Зиллерманнов длилась недолго, его родной дядя Лотар забрал его под свою опеку, так как уже длительное время работал на нацистов в одной из лабораторий Аненербе, изучая странные русские артефакты…

– Маркус, принеси мне воды, – закашлявшись, старик потребовал по-немецки. Помощник беспрекословно исполнил волю хозяина.

Он подошел к сервировочному столику с напитками и катнул его поближе к дивану, выбрал бутылку и наполнил стакан газированной водой. Хозяин опорожнил бокал на треть, поставил на краешек стола, наблюдая, как Маркус занимает свою прежнюю позицию.

– Судьба ваших родителей трагична, также как многих других пострадавших от фашизма и жестокой войны, – дипломатично произнес Тихонин. – Что же случилось с вашим дядей Лотаром и с вами, Клаус?

– Немного терпения, мой друг Владимир, – хозяин дома попытался улыбнуться, на глазах выступили слезы, наверное, рассказ разбередил его старые душевные раны. – Моя история и материалы, что так долго ждали своего часа, будут полезны для вас и ваших друзей хранителей древнего символа Соломона, так как приоткрывают тайны древних, не доставшихся нацистам.

– О ком вы говорите, Клаус? – Тихонин изобразил непонимание на своем лице, развел руками.

Владимир лихорадочно соображал, откуда этот старый немец знает о символе Соломона, об их закрытой организации, ведь не зря же отец придумал фонд, прикрывающий цели деятельности ордена по восстановлению истинной истории. Возможно, отец оказался прав, предупреждая его о попытках провокации, а в лице фон Зиллерманна он столкнулся с проявлением одной из противодействующих сил.

– Вам не стоит переживать, Владимир. В разрастающейся новой волне атаки запада на возрождающуюся Россию, я на вашей стороне. – Лицо Зиллерманна очертилось решительностью. – Мне не много осталось жить на этом свете, поэтому я решил приоткрыть хранителям еще одну тайну, а в этом доме вам нечего опасаться, пока я жив.

В гостиной воцарилось молчание, слышен был негромкий стук качающегося маятника. Владимир размышлял над словами хозяина дома и о секрете, что решил приоткрыть для сына верховного хранителя артефакта. Тишину разрушила какофония звуков из громыхавшей акустической системы на крыше микроавтобуса, пронесшегося вниз по улице. Задремавший за рулем Андрей заснул в ожидании охраняемой персоны, а Василий поглядывал по сторонам по ощущениям чего-то невероятного.

– Маркус, где мой дневник, что я тебе утром отдал? – Старик протянул левую руку вперед, помощник отошел от своего поста, встал рядом с хозяином, вытащил из внутреннего кармана тетрадь, свернутую в рулон, и вложил в сухонькую руку. Дневник исходно задуман для хранения в тубе, Зиллерманн отстегнул с фиксирующей кнопки кожаный хлястик и рулон развернулся, а старик принялся листать свой дневник с обложкой, обтянутой темно коричневой кожей.

– Что же в этом дневнике вы записывали? – Нетерпеливо поинтересовался гость.

– Этот дневник мне подарил отец в тот трагический день моего тринадцатилетия, – все время в годы войны я скрытно записывал все, что происходило со мной и моим дядей Лотаром. – Фон Зиллерманн листал страницы старого дневника пока не нашел между ними какой-то листок. – Ваш ученый-геолог из Омска Алексей Фомич Елизаров в экспедиции 1938 года по поиску редких металлов в тайге обнаружил случайно заброшенный почти разрушенный зиккурат – святилище древних ариев и после раскопок обнаружил три странных предмета.

Судьба русского ученого в дальнейшем сложилась печально, направленный партийным руководством для поиска полезных ископаемых, он совершил небывалое открытие, но попал под жестокий механизм НКВД, перемоловший судьбы многих невинных людей.

***

Слепнев, а за ним и геолог подошли к одному из каменных защитников и, не заходя в створ между валунами, обошли его, до строения оставалось не более пятидесяти метров. Трава за менгирами оказалась пожухшей и усыпанной мелкой каменной крошкой. У культового строения не оказалось ни дверей, ни окон, в этом напарники убедились, обойдя его по периметру со всех сторон. По ширине сооружение оказалось собрано из трех каменных блоков, а по высоте шесть блоков плотно без зазоров, уложенных друг на друга.

– Как это древние смогли построить, – удивился Слепнев, – что между этими плоскими камнями нож просунуть невозможно?

– Степан, тебя не удивляет, где изготавливали эти блоки и как их сюда притащили, – парировал Елизаров, – рядом нет каменоломни.

– Нам нужно как-то внутрь попасть, – предложил Степан, не реагируя на риторические вопросы Алексея, он наблюдал, как геолог замер возле лицевой стены и с трепетом прикасался к каменным блокам.

Елизаров вновь решил просмотреть свои записи в дневнике и открыл страницу с окончанием истории Амвросия, он не понимал, что может найти в своих записях, так как отчетливо помнил, как женщина с сияющей длинной косой прикоснулась к одному из блоков, образующих сооружение и прошептала заклинание на неизвестном языке.

– Эх, знать бы, что эта женщина прошептала? – Елизаров печально вздохнул.

– Дай сюда свою тетрадь, – потребовал Слепнев, он перечитал последнюю страницу истории Амвросия и с сарказмом выдал, – ты не все записал. В самом конце повествования Ивана я обратил внимание, что ты, возможно утратил интерес к его словам, может быть ты погрузился в размышления о проделанных экспедицией геологических изысканиях.

– Не может быть, чтобы я так отвлекся, – задумался Елизаров. – Если ты что-то еще запомнил, то изволь рассказать.