Хранители Мультиверсума. Книга седьмая. Последний выбор

– Эй, он с этот ружье за тебя стреляй! Хороший ружье, хорошо стреляй! Твой враг далеко мертвый упади!

Странно у них тут все устроено, однако.

– Хорошее предложение, – неожиданно сказала Ольга, прислушивавшаяся к нашему разговору. – Горцев осталось совсем мало, цены выросли. После коллапса среза здесь не только залило морем все, кроме высоких гор, но и мальчики стали рождаться гораздо реже девочек. Винтовка – это даже не плата, а подтверждение серьезности твоих намерений как нанимателя. Она остается у нанятого. Ты о нем заботишься, он убивает за тебя и умирает за тебя.

– Твой женщин красивый и умный! – закивал головой дедок, – волос красный, сиська большой! Хороший женщин! Берешь сын за ружье? Один женщин еще даром дам! Любой, кроме этот, с белый волосы.

Вот, уже скидки пошли и бонусы. Еще немного, и дисконтную карту оформят.

– Нет, извини. Не нужен мне воин. Я мирный человек.

– Горец с сомнением оглядел мое снаряжение, пропахшее мымбаруковой вонью и забрызганное его кровью. Да, по мне и не скажешь, верно. Я уже так привык изображать из себя крутого, что сам почти в это поверил.

– Ладно, – вздохнул он тяжело, – с белый волосы дам. Будет у тебя один жена с красный волосы, один с белый. Красиво будет!

Да уж, хорошо, что жена этого не видит.

– Я не торгуюсь, дед, – сказал я твердо, – мне действительно не нужно покупать людей. Не та ситуация.

– Плохо, – искренне расстроился он, – совсем торговля плохой стал. Сева пропал, дети не покупай. Комспас пропал, женщин не покупай. Босс не ходи, воин не бери. Никакой торговля нет, хоть умирай лежи.

– Комспас берет у вас женщин? – заинтересовалась Ольга.

– Раньше бери, теперь нет, – пригорюнился горец, – часто бери, коза меняй, патрон плати, ружье плати, еда плати. Любой бери – красивый, некрасивый, с большой сиська, с маленький сиська. Много бери, десять, еще десять, еще десять. Не торгуйся, бери, кросс-локус ворота веди. Месяц, два месяц – совсем не бери. Плохой торговля стал! Совсем плохой!

Дед окончательно расстроился, махнул рукой и побрел к загону с козами, а к нам подошла наша спутница. Весьма довольная, улыбающаяся и с пустым мешком – видать, хорошо расторговалась.

– Мясо жопа мымбарук хорошо бери! – обрадовала она нас, – еще два раз ходи, принеси, коза тут купи! Вот этот!

Она уверенно ткнула пальцем в загон. С моей точки зрения все козы там одинаковые, но она, наверное, разбирается.

– Вы туда ходи – там репер стоять, или в кросс-локус ворота ходи.

Она показала на дверь в стоящей особняком у склона горы каменной хижине и на деревянные ворота каменного же сарая.

– Если вы меня жена не покупай, то я за мясо ходи, а то его съедать кто-нибудь.

– Нет, не покупаем. Хорошая ты девушка, но обстоятельства, увы. На, вот, – я вытащил два последних сладких батончика и отдал ей.

– Ой, сладкий еда! – обрадовалась девушка, – жаль, что вы меня не купи, у вас еда много! Я идти?

– Иди, спасибо тебе!

Она развернулась и быстрым легким шагом пошла вверх по тропе. В мымбарукову пещеру надо полагать. За мясом. Ну, удачи ей и коз побольше.

– Значит, женщин они брали здесь… – задумчиво сказала Ольга, пока мы пережидали резонанс на следующем репере.

Здесь по контрасту было тихо и спокойно, как на кладбище. Впрочем, почему «как»? На кладбище репер и стоит. В точке схождения радиальных аллей, окруженный пафосными каменными статуями, изображающими скорбящих ангелов и плачущих женщин. Атмосферно так, готичненько. В чем-то даже по-своему красиво. Но я не хотел бы себе такого. Глупо громоздить тонны резного камня над центнером гнилого мяса. Лично мне глубочайше все равно как утилизуют мой труп – ведь меня к тому моменту уже не будет нигде, а лучшая память для потомков – избавить их от многолетней бессмысленной покраски оградок.

– Это важно? – спросил Артём.

– Наверное да, – она все еще размышляла над полученной информацией. – У них нет своих женщин.

– Это как? – удивился я, – нация настоящих боевых пидарасов? А плодятся они при помощи устава караульной службы?

– Нет. Там все сложнее и хуже. Зря вы отказались сбросить на них бомбу. Они этого заслуживают, поверь.

– В Коммуне мне тоже многое не нравится, – нейтрально сказал я. – Идеального общества я пока ни разу не встретил.

– Есть границы, которые пересекать не стоит, поверь.

– Вы будете дальше обсуждать мировые проблемы или пойдем уже отсюда? – недовольно спросил Артём, – Я не любитель готической эстетики.

Два ничем не примечательных репера – и мы на месте. Библиотека встретила нас британской погодой – мелким дождичком и густым туманом, через который желтыми пятнами просвечивали тусклые фонари. Тут поздний вечер, а значит, Олег, скорее всего, у себя в комнате, в общежитии исследователей. Артем с Ольгой направились туда – у рыжей какие-то важные вопросы, а Артём знает, куда идти. Ну а я решил времени не терять и пошёл к здешнему мораториуму. Там-то меня и взяли.

Я успел частично разобрать механизм – изучая его в Центре, сообразил, как это делается и даже инструмент изготовил. Так что проблем не ожидал. Их и не оказалось – в техническом смысле. К моему большому удовлетворению, нужная нам деталь оказалась цела, хотя не хватало пары других.

И вот, когда я уже, осторожно выкрутив стяжки, рассоединил мост и платину, приподняв, вывел цапфу оси из формованной кристаллической опоры, отведя в сторону триб, и уже примерился, как мне спрессовать с этой оси нужный диск, меня грубо потащили с постамента за штаны.

Я возмутился и дал кому-то берцем по зубам, потом кому-то навернул по чайнику самопальным ключом, потом, кажется, успел разбить пару носов, но потом меня скрутили. В процессе насовали по печени и по морде, но так, без фанатизма, чтобы не дергался. Я немного подергался все же, но их было пятеро и довольно здоровых, а я один и без оружия. Винтовку я отдал Артёму, чтобы не мешалась в процессе. Библиотека казалась мне абсолютно мирным местом. Эх, пора бы привыкнуть, что расслабляться нигде нельзя.

Единообразная одежда нападавших, не форменная, но близко к тому, навела меня на мысль, что это какое-то организованное формирование. Возможно даже силы местного правопорядка. Может они решили, что я собираюсь мораториум на цветмет сдать? Я попробовал объясниться, ссылаясь на авторитет Конгрегации, но меня никто не слушал. Тащили по улице, заломив руки, и все.

Притащили, обыскали, изъяв, к моему крайнему неудовольствию всё, включая УИН. Так что порубать всех в джедайском стиле в капусту или, аккуратно вырезав кусок стены, тихо удалиться с туман не выйдет. Помещение самым очевидным образом предназначено для насильственного удержания людей внутри. Камера этакого американского (если судить по фильмам) стиля – помещение, где вместо одной стены решетка. Внутри – жесткий топчан, рукомойник и унитаз. Задняя стена толстая, капитальная, с крошечным окошком, боковые стены отделяют от соседних камер, они пустые. Коридор заканчивается мощной дверью, она, вероятнее всего тоже заперта, но это неважно, потому что мне и в коридор не выбраться. Странно, что шнурки и ремень не изъяли, но у меня нет набора отмычек в пряжке и клинка в подошве. Плохо я подготовился.

Лег на топчан и постепенно задремал – переходы довольно сильно выматывают и сбивают биологические часы. Небиологические у меня отобрали, так что не знаю, как долго проспал. За окошком еще было темно. Разбудили меня тюремщики, так же молча, без объяснений, сопроводившие меня в кабинет, усадившие на стул, и вставшие рядом. С намеком, что лучше бы мне посидеть смирно. Вскоре в кабинет вошел неизвестный в балахоне, сел за стоящий передо мной стол, долго шуршал бумажками… Нервы мотает. Ждет, что я начну возмущаться, требовать адвоката… Тут вообще есть адвокаты? Но я не стал. Понятно, что раз меня вот так притащили, то просто так не отпустят.

– Какова цель вашей диверсии? – наконец разродился балахон.

Представиться или поинтересоваться моей личностью он не снизошел, а значит, это вряд ли полицейское расследование. Просто спектакль какой-то. Что, разумеется, вовсе не исключает его печального финала лично для меня.

– Цель чего? – переспросил я, чтобы не молчать.

Может за молчание мне по голове треснут, я не хочу.

– Диверсии. Вы разбирали мораториум Библиотеки. Наличие специальных инструментов подтверждает, что это было намеренное, заранее подготовленное деяние.

– Нельзя сломать то, что и так не работало. Там птичьи гнезда старше меня на вид.

– То есть, вы признаете, что ваши действия были намеренными?

– Черта с два. Я ничего не признаю.

– Ваше признание не является обязательным, – сказал балахон, – оно влияет лишь на вашу участь. Сам факт преступления установлен с достаточной достоверностью.

– Тогда какого хера я тут делаю?

Вопрос проигнорировали.