Папа

– Пап, мы гулять. Мы торопимся.

– Что значит гулять? Время видела сколько? Отец из командировки приехал, можно было и встретить.

– Пап, ты чего? Мы тебя специально дома ждали, а ты даже не заметил. – Настя подошла к отцу и, встав на цыпочки, обняла за шею.

– Папа устал, у папы была тяжелая работа. – Он обнял дочь и поцеловал в макушку. – Давайте, раздевайтесь. Попьем чай, и пойдете.

– Папуль, мы опаздываем. У нас дела. – Настя отстранилась от отца и вопросительно посмотрела на Костю.

– Ничего страшного. Сюрприз все равно получится. Семья важнее. – Костя захлопнул входную дверь и разулся.

– Вот! – Костыльков поднял вверх указательный палец. – Мужик твой дело говорит.

Они проследовали на кухню, где Светлана, успевшая надеть легкое домашнее платье и уложить волосы, накрывала на стол.

На столе фарфоровый чайный сервиз, два вида варенья, масло и сливки, большая ваза со сладостями и блюдо с нарезанной колбасой. Костыльков уселся по-хозяйски во главе стола, перед ним его стакан в серебряном подстаканнике и коньячный бокал.

– Как ты съездил? – спросила Света, продолжая накрывать на стол.

– Канитель опять. Ладно… все решу. – Сан Саныч взял початую бутылку «Мартеля» и, плеснув себе в бокал, залпом выпил.

– Как тут у вас? – Он закинул в рот два кусочка сервелата и откинулся на резную спинку венского стула.

– Милый, ну что тут у нас может быть без тебя? – Светлана аккуратно разлила чай и села на свой стул, справа от мужа. Всегда приветливая и веселая, сейчас она, сложив руки на столе, как прилежная ученица, улыбалась Костылькову. – Все хорошо.

– Ой, у меня же для тебя сюрприз! – Настя выскочила из-за стола и выбежала из кухни. Костя молча ожидал ее возвращения, опустив нос в чашку с чаем. Настя вошла, держа в руках картину в деревянной рамке.

– Пап, это тебе. – Она протянула отцу подарок и, встав у его плеча, наблюдала за реакцией.

Костыльков взял картину, повертел в руках, посмотрел на нее с обратной стороны и положил на угол стола.

– Хорошая работа. Скажи мне, пожалуйста, что у тебя с учебой?

– С учебой все хорошо. – Настя немного напряглась.

– Какие сегодня были занятия? – Костыльков внимательно смотрел на дочь.

– Сегодня? – Настя подумала пару секунд. – Политология и римское право.

– Ты ходила на них? – Костыльков начал вскипать.

– Папа, что за допрос? На какие-то ходила, на какие-то нет.

Костыльков отодвинул подальше свой бокал с коньяком, сжал кулак и опустил его на стол перед собой:

– Мне сегодня звонил Сергей Михайлович Гвоздецкий. Твой декан, если ты еще помнишь. Он сказал, что последний раз на занятиях ты была неделю назад и что на некоторых предметах тебя не было ни разу.

– Папа! – Настя повысила голос и ответила: – Ты меня засунул в этот университет против моей воли. В итоге я согласилась на это и учусь. Но не нужно заставлять меня быть отличницей.

Костя заметил, что сейчас отец и дочь очень похожи: хмурые взгляды – как шпаги со стальным блеском.

– Так, послушай меня! Мне не нужен твой диплом без твоих знаний. Я сам решаю вопрос о твоем образовании, потому что ты еще не можешь осознанно управлять своей судьбой, и кроме меня, о тебе позаботиться некому. Я думаю о тебе и о твоем будущем.

Костыльков выпил чай и поставил стакан перед Светланой, давая понять, что нужно налить еще. Светлана встала, положила ладонь на плечо мужа, поцеловала его в щеку и пошла к плите заваривать новый чайник. Костыльков залпом выпил коньяк, наполнил бокал снова и поставил на прежнее место.

– Я хочу рисовать. Всю эту неделю я ходила на курсы. Завтра они закончатся, и я снова пойду в университет, – бесстрашно заявила Настя.

– Все. Хватит. Я запрещаю тебе заниматься ерундой вместо учебы.

Костя не знал о курсах и пропусках учебы, но он поддерживал Настю в её увлечении. Ему было очень неловко влезать в этот спор, но не поддержать Настю он не мог:

– Александр Александрович, Настя очень хорошо рисует, и это нужно развивать. Художник – тоже профессия. – Костя посмотрел на Настю, пытаясь понять её реакцию на эти слова, но заметив, как у Костылькова заходили желваки от негодования, спохватился: – Но я полностью с вами согласен, что нужно окончить университет. И я ей в этом помогу.

– Вы еще слишком молоды, и у вас в голове ветер, поэтому адекватно оценивать ситуацию вы не можете, – продолжил Костыльков гнуть свою линию.

– Папа, перестань. Ты сам постоянно рассказываешь, как с семнадцати лет был сам по себе и все решал сам, – не сдавалась дочь.

– Да, это так. – Костыльков откинулся на спинку стула и сложил руки на груди: – И уже с семнадцати лет я понимал, что для того, чтобы чего-то добиться, нужно много учиться и много работать. Этим я и занимался.

Разговор постепенно переходил из обвинительного тона в поучительный, и Костя невольно заинтересовался. В нем боролись два противоположных желания: первое – поскорее закончить и бежать показывать Насте сюрприз, а второе – дослушать, чем завершится спор.

– Времена меняются, – вмешался Костя. – Сейчас важнее качество, а не количество. Просто работать с утра до вечера – ничего не даст.

– Не нужно работать? Ты откуда это все знаешь? – Костыльков приподнялся и, опершись о стол, навис над Костей: – Ты сам-то хоть что-то сделал в своей жизни, чтобы рассуждать? Я – владелец крупнейшего в области завода. А ты кто?

Костя смутился и замолчал. Костыльков победоносно усмехнулся и отошел к плите, взял у Светланы заварочный чайник и принес к столу. Светлана смахнула крошки в раковину и снова присела рядом с мужем.

– Завтра отмени все свои курсы и иди в университет. Я буду каждую неделю звонить Гвоздецкому и проверять твои посещения. – Костыльков оставил в покое побежденного Костю и снова переключился на дочь: – Все твои художества – только в свободное от учебы время.

Настя, решившая, что все улеглось, не ожидала прямого приказа уйти с курсов. Она медленно задвинула стул, скрипнув по паркету, обошла стол и взяла картину. Не глядя на отца, она подошла к стоящему на специальной подставке бронзовому Зевсу и насадила картину ему на голову. Голова древнегреческого бога заменила голову отца, а вместо бокала с виски зазмеилась молния.

Все за столом притихли. Костя не ожидал от Насти такой реакции, но этот поступок вызвал в нем восхищение. Костыльков со Светланой молча смотрели на Настю.

Настя вдруг начала смеяться. Она смотрела на статую и заливалась смехом. Со стороны не было видно, как Зевс заменил на картине сидящего в кресле Костылькова, который теперь вместо бокала держал в руке молнию.

Настя вдруг прекратила смеяться и обратилась к отцу:

– Папочка, я все поняла. Все будет так, как ты захочешь. Я никогда не стану художником, а буду самым лучшим в мире адвокатом. – Приторно-сладкий голос недвусмысленно передавал настроение Насти. Костя подумал, что сейчас скандал примет новые обороты. Но Костыльков промолчал. Он сник, будто на него резко навалилась усталость. Он повернулся к Светлане, обнял её и прикрыл глаза.

Настя вышла.

Костя тихо встал из-за стола, пробормотал: «До свидания», и бочком выскользнул в прихожую. Настя сидела на пуфике и зашнуровывала кроссовки.

– Пойдем? – спросила она, взглянув на Костю.

Они вышли из подъезда, держась за руки. Было уже темно. Закат пропустили, поэтому торопиться было некуда.

Они побрели по двору, не говоря другу ни слова. Было прохладно, осень брала свое, и неприятный пронизывающий ветер продувал легкие летние куртки. Костя выпустил Настину руку и обнял её за плечи, пытаясь согреть. Настя прижалась к нему ближе, обняв за талию.