Непобеждённые. Баллады о Солдатах…

Поняв, что меня легко могут затоптать и праздник может окончиться, даже не начавшись, я упорно пробивался к киоску «Газеты и журналы», расположенному неподалёку от упомянутого памятника. Не тут то было! Таких умных, как я, карабкающихся на крышу киоска, вокруг суетилось человек 10. Но друг другу не только не мешали, но и помогали – перевешивались с крыши киоска, протягивали руки и втаскивали наверх очередного смельчака, преимущественно мальчугана. У витрины киоска суетился какой-то мужичок, пытаясь подсадить на руках очередного страждущего праздника и высоты. Правда, страждущий своими габаритами, да, видимо и массой, превосходил щуплого, небольшого роста помощника, но последний не сдался и багровея от натуги, подсадил упитанного мальчугана на крышу.

Почувствовав мой взгляд, мужчина, ростом не достающий мне даже до плеча, обернулся и улыбнулся мне искренней обезоруживающей щербатой улыбкой, явно стесняясь неполного комплекта зубов во рту.

– Сынок, тебя подсадить?

– Спасибо, отец, справлюсь. С праздником!

– Спасибо, сынок, спасибо. Мужичок смущённо одёрнул задравшийся пиджак, застегнул его на все пуговицы и разгладил пустые лацканы пиджака. Пиджак был старый, серого цвета в блёклую клетку с разнокалиберными пуговицами. Старые, но чистые брюки свободно болтались на их обладателе, были явно великоваты дяденьке, но он этого не замечал. Подсадив очередного мальчугана, снова заговорил со мной:

– Сынок, я ведь тоже воевал. Всю войну прошёл, с октября 1941 по май 1945 года, от Горького до Кенигсберга дошёл! Ранен был дважды, в медсанбатах и госпиталях поволялся вдоволь!

Поняв, что с моего места салют будет виден хорошо, а в случае чего можно сигануть на крышу киоска, я успокоился и стал оттаптывать ноги окружающим и остановившимся прохожим, чтобы закрепить свой асфальтовый «плацдарм».

– А медальки-то у меня есть! И ордена есть, сынок! Я ведь и Ленинград освобождал и Сталинград, и Вену с Будапештом брал, за что медальки то имею. А орден Красной Звезды и «Отечественной Войны» II степени мне сами командующие фронтом вручали: генерал-полковник Константин Константинович Рокоссовский в 1943 году и целый маршал Александр Михайлович Василевский в 1945!

– Фронтовик я, сына, фронтовик! На глазах вмиг постаревшего, осунувшегося, сжавшегося, ещё не старого мужчины, но вдруг старика, заблестели слёзы и мокрыми дорожками обозначили не заметные до того морщины. Слёзы повисли на подбородке говорившего, подрагивая и одиноко срываясь вниз. Дрожал подбородок мужичка, дрожал его вдруг севший голос.

– Батя, а что ж ты награды-то сегодня не одел. Торопился на салют, что-ли?

– Нет, сына, не забыл я и не торопился …

– Может успеешь домой сгонять за наградами, батя, до салюта есть ещё время!

– Не успею, сынок, не местный – живу в Починковском районе, из села я!

– Батя … – не успел договорить: где-то недалеко бабахнуло не по-детски и в тёмно-синее уже ночное небо протянулись быстро растущие трассирующие ниточки салютных зарядов.

БА-БАХ!

БА-БАХ!!

БА-БАХ!!!

И ещё раз, и ещё и снова!!!

Высоко над площадью прямо над головами зрителей расцвели-распухли-лопнули огромные нестерпимо яркие грохочущие шары салюта! Красно-бело-розово-серебряные бутоны разрывов фантасмагорическими цветами ослепили ночное небо. Лопнули и погасли. В неподвижном небе пронеслась и исчезла стая перепуганных птиц; лёгкий ветерок уже очищал небесный холст, стирая с него серое уплывающее облако пороховых газов и следы сгоревшей пиротехники, готовя место для нового действа.

Многотысячный выдох толпы и нестройные крики ухнули уже дружным рёвом, повторявшимся и делавшимся всё сильнее и слаженнее с каждым новым залпом артиллерийских орудий, расположенных чуть ниже праздничной площади на одном из уступов знаменитых Дятловых гор.

Толпа вновь пришла в радостное, но неуправляемое и опасное движение. Так и затоптать могут. Я заполошно закарабкался на спасительный киоск, откуда свесились руки других пацанов, кто за руку, кто за ногу, кто за штаны втащивших меня на плоскую крышу. Снизу меня подталкивал мой новый знакомый.

– Идите к нам, отец! Здесь безопасней!

– Спасибо, сынок, я уж тут тихонечко.

– Батя, ты лёгкий, мы тебя затащим. И видно отсюда здорово!

– Спасибо, сына, вы там осторожней – крышу не продавите!

Оторавшись и отпрыгавшись вволю после 30 оглушительных залпов и поняв, что это всё и праздник закончен, народ опять пришёл в движение и стал радостно расходиться. Праздничная пятница постепенно переходила в праздничную субботу. А меня дома ждут и наверное волнуются мой дед по материнской линии ветеран-орденоносец Иван Фёдорович и любимая бабушка – верная его спутница Мария Павловна. Иван Фёдорович чуть ранее на Театральной площади у Драматического театра встречался с воинами-однополчанами, откуда вернулся очень воодушевлённый, радостный и немного, прямо чуть-чуть, расстроенный. А Мария Павловна, в честь отца которой меня и нарекли, приготовила чудесный праздничный обед и ужин сразу, на который они ждали меня с нетерпением.

Внизу, прижатый многолюдным мощным человеческим потоком к стенке киоска, меня встретил мой новый знакомый. Разгорячённый невиданным ранее зрелищем, я про него совсем забыл. Чтобы как-то скрасить неловкость момента, ничего лучшего не придумал и выдал:

– Дядя, ты хоть завтра не забудь и одень свои награды!

А дядя смущённо улыбнулся:

– Не смогу сынок!

– Как так?

– Сынок, да после войны детки коробочку утопили!

– Отец, ты о чём? Какая коробочка? У тебя что, голова разболелась?!

– Нет, сына, ты послушай, я всё скажу.

Домой, конечно, хочется, но старших надо уважать – так меня учили. Незаметно вздохнув, я приготовился слушать, впрочем, без особого интереса.

– Сына, коробочку мою детки малые утопили.

– Отец, я опять не понял …

– Сына, свои ордена и медали я хранил в жестяной коробочке из-под сладостей. Все вместе хранил. В целлофан завернул каждую, верёвочкой перевязал. Хорошая такая коробочка из жести, «40 лет Великого Октября» называется. По боку картинки там всякие, матросы с солдатами революционными бегают, да крейсер «Аврора» плывёт … В буфете хранил. А по-праздникам доставал награды-то и надевал. Уж как детки любили поиграться медальками. И пионеры-школьники ордена приходили посмотреть. Из нашей сельской школы.

– Где это было, батя?

– В селе моём небольшом, в Починковском районе. А дело-то было летом, в начале 60-х годов. Уже и деньги поменяли…

Приходят ко мне внуки мои, Вася и Степан: «Дед, можно медальки посмотрим да поиграем малость?» Как откажешь любимкам. Вынул из буфета, играйте! Да забыл малость про коробочку-то, до того ли, дел в деревне всегда полно, голова чем поважней занята. Вспомнил только 6 ноября, накануне праздника Октябрьской Революции, чтобы значится при наградах с односельчанами посидеть. А на полке в буфете не нашёл коробочки. Поспрашал близких, может видел кто? Жену замучил расспросами, ажно голова разболелась да и у неё давление подпрыгнуло. Так вместе и вспомнили, что внучки-пострелята их летом-то брали. Стал их, внучков, выспрашивать – а они одно твердят, не знаем ничего, коробочку тебе в руки возвернули. А сами жмутся как-то, глаза прячут… Говорю, рассказывайте, куда медальки дели, ничего вам за то не будет, только правду говорите! «Деда, утопили мы твою коробочку в речке!» Да как же это? День, говорят, больно жаркий был, мы и пошли на речку Алатырь, что рядом с селом, искупаться. «Ну и?» «Деда, коробочку мы на берегу на песочек положили, а соседский мальчишка Шабаев Вовка, что постарше был и тоже в реке купался, взял коробочку и стал в ней швыряться. Мы ему – не трожь, не твоё, это деда нашего! А он нам – я вас, соплей, и спрашивать не намерен. Мы на него, а он здоровый такой, коробочку поднял высоко – не допрыгнуть – и говорит – что хочу, то с ней и сделаю! Хочу – возверну, хочу – в речку брошу. Не смей, говорим, а то худо будет. Ах так! – отвечает – и как зашвырнёт коробочку-то на середину речки, на глубинку. Зашвырнул, дурень, заржал как конь и в село сбёг. «А что ж вы мне сразу не сказали, я бы нырнул и достал медальки!» Деда, побоялись мы тебе говорить, ведь выпорешь нас; а нырять мы ныряли, да глыбко там, не достали. Да и течение сильное, уносит далеко!

– Показали мне то место на реке, пострелята! Течение там действительно быстрое, да и занесло поди мою коробочку на дне песком да илом.

– Отец, неужели так и не нашёл свои награды – спросил я, не утерпев.

– Да куда там, не вызывать же из-за такой малости водолазов с района. Засмеют, честное слово засмеют.

– Так может восстановить и получить взамен новые через военкомат?

– Нет, сына, меня ведь на фронте после боя прямо перед строем награждали военначальники большие, а не в колонных залах под музыку… Не знаю, всегда ли комиссары бумаги-то наградные опосля оформляли и в тыл отсылали. Вот так вот, сына…

Не зная, что ему ещё сказать и как поддержать его, я обнял героя-фронтовика: «Держись, батя, всё будет хорошо!»

– Я знаю, сына, я знаю… Храни тебя бог!

– Отец, ты верующий что-ли?

– Все мы, сынка, после войны верующие. Он стесняясь, перекрестил меня. «Храни тебя бог!»