Жизнь, увлечения, огорчения

Позже, когда Фужер и Рюмка уже находились в баре и опять прикасались друг к другу, издавая нежный звон, оставшееся на подносе Яблоко спросило:

– А почему из Шампанского шла такая пена?

На это ему никто не ответил. Да и зачем? Ведь главное – за столом всем было весело!

Родное карканье

Познакомился Ворон с Воронихой. Построили они гнездо и стали жить вместе, покаркивая вначале от счастья, а потом просто так – друг на друга. Особенно усердствовала Ворониха, уже с утра она каркала:

– Вставай! Принеси мне червячка! Далеко не улетай! Возвращайся вовремя!

И всё, казалось бы, было правильно, но Ворону это не нравилось и он решил:

– Хватит страдать. Пойду, найду другую Ворониху – поспокойнее!

Он даже её заприметил: каждый раз, возвращаясь домой и пролетая над одним деревом, он видел, что из-за листвы на него поглядывает одинокая незнакомка. И вот Ворон прилетел и сел возле неё на веточку. Встретила она его молча, без карканья, в гнездо пригласила, червячком угостила, соломку разгладила, чтобы он отдохнул хорошо. Всё это она сделала тихо и ласково. А потом предложила ему остаться навсегда.

Вспомнил тут Ворон свой дом и вздохнул:

– Не-ет, без карканья я уже не могу… – и улетел домой, в своё гнездо.

Ворониха, как его увидела, так громко закаркала, что даже эхо разнеслось по всему лесу, а Ворон только воскликнул:

– Вот это моя жизнь!

Нога

Как-то Обувь, шмыгающая по тротуару, судачила о Ноге:

– Вы только посмотрите на неё! Она постоянно меняет ботинки: то чёрные, то жёлтые, то коричневые наденет. Тут явно никакой любви нет, она просто ведёт себя безнравственно!

Обувь просто не знала, что ботинки для Ноги – приятели-помощники, которые всегда выручат: зимой – в холод; весной – в слякоть, летом – в жару, осенью – в непогоду. А дома, возле кровати, её всегда ждут верные друзья – Тапочки: они окутают её, гудящую от усталости, нежной теплотой, чтобы она забыла все дневные неприятности.

Лопнувший банк

– Я – крепкий банк! – гордилась собой глиняная Копилка. – Ничего не делаю, а деньги в меня так и сыплются! Вот как надо уметь жить!

И сколько бы денег в неё ни бросали, всё ей казалось мало.

– Ещё, ещё, ещё! – громко звенела Копилка.

И вот однажды она наполнилась до краёв и не смогла больше издать ни звука. В неё хотели было сунуть монету, но она не лезла. Копилке не хотелось эту монету упускать и так она перенапряглась, что треснула, и монеты перемешавшись с черепками, рассыпались…

– А говорила, что ты крепкий банк! – ворчали на расколовшуюся Копилку те, кто вложился в её глину.

Подкидыш

Нагуляла Кукушка яйцо и размышляет: «Зачем мне кукушонок? Только мешать будет моей раздольной жизни». И, увидев, что Соловушка отлучилась из своего гнезда попить водицы, подбросила ей яйцо, а та даже не заметила – и без того забот хватало.

Скоро вылупились у Соловушки птенцы. Все серенькие, похожие друг на друга, – только один почему-то крупнее других и ест побольше. Соловушка всех деток выкормила и стала учить их ловить мошек и червячков, и самое главное – петь. Кукушонку вначале это искусство не давалось, но он был усидчивый птенец и вскоре засвистал. Да так хорошо, да с таким весёлым кукованием!

– Какой ты у нас многогранный певец! – радовалась Соловушка.

Слава о Кукушонке быстро разнеслась по лесу, разные птицы слетались его послушать, и однажды даже Кукушка-мать прилетела. Прилетела да как закричит:

– Это же мой, мой сыночек!

Удивился Кукушонок, услышав это, и сказал:

– У меня мама только одна – Соловушка, а тебя я не знаю.

Пришлось Кукушке улететь. Но с тех пор из самой густой чащобы порой доносится грустно одинокое:

– Ку-ку…

Зажигалка

Зажигалка никогда не расставалась с Огоньком. Когда он горел, он всегда был тёплым и ласковым. Но был у Огонька и недостаток: он слыл многолюбом и бросался навстречу каждой проходившей мимо папироске. Зажжёт их, а потом возвращается к ней, Зажигалке. Папиросы же от обиды сгорали дотла.

Такое поведение Огонька Зажигалку очень огорчало, но он ей нравился, и поэтому она ему всё прощала.

Но как-то, не выдержав, решилась Зажигалка на отчаянный поступок: выскользнула из кармана брюк, где чаще всего находилась, и закатилась под шкаф. Там Огонёк зажечься уже не мог, там не было никаких посторонних папиросок, но зато он был рядом с ней и ни к кому больше не приставал. Для Зажигалки это было чудесное и спокойное время, – даже если Огонёк не горел…

Бутсы и Мяч

Футбольная Сетка шумела на всё поле:

– Вы посмотрите на эту Бутсу: носится от края до края, чтоб Мяч догнать, а только до него дотронется, он ещё пуще даёт от неё дёру и прячется у меня в воротах, пока она не вытащит его силой!

– Что б ты понимала! – возмутилась Нога. – У меня с Бутсой самые тесные отношения и я знаю: если она с Мячом заиграется, то она обязательно отправит его в ворота, чтоб забить гол. Такая у них игра.

Губитель

Конвейер работал, сортировал сигареты: бракованные отправлял на переработку, а целёхонькие – навстречу Табаку. А тот, если какая-то ему приглянется, сразу предлагал ей совместное сосуществование и заполнял её собой. Одна Сигарета как-то спросила:

– А что дальше делать будем?

– Гореть от чувств ярким пламенем, – ответил Табак и позвал юркую Зажигалку, чтобы та ускорила их близость. Сигарета и Табак загорелись и задымились серым облачком, которое вдруг попало в открытый рядом рот. Рот поперхнулся, закашлялся и бросил недокуренную Сигарету на землю, отправив вдогонку смачный плевок.

– Меня-то зачем так швырять, – вздохнула Сигарета. – Я всего лишь хотела с Табаком в радости пожить. А он всех обманул: меня закоптил, в рот никотин запустил, а сам почти потух. Видно, не для меня он так старался, а, наверное, для конвейера! Ему ведь, чем больше курящих ртов, тем лучше – работа есть! А мне бы лучше бракованной было остаться – тогда бы и без плевка обошлось… – и она угасла.

Умница

Речка текла бурно. И кого бы ни встречала она на своём пути, ей все говорили:

– Ты умница, благодетельница! Пить приносишь полям и лугам! Мельнице работу даешь!

А Мельница мелет и говорит: