Вытянув из проруби ветку, он осторожно подошел ближе, примерился к длине шарфа, и воткнул ее в сугроб, наметенный ветром, недалеко от проруби. Наподдал сверху ранцем с книжками, вбивая поглубже, рискуя разделить участь будущего утопленника. Шум взбиваемой руками воды прекратился. Тихон оглянулся: Володьки не было на поверхности. Вскрикнув, мальчишка бросил ранец и, держась за другой конец шарфа, прыгнул в прорубь.
Словно тысячи иголок впились в лицо, шею, руки. Дыхание перехватило. Холод обжег тело сквозь одежду. Длины шарфа хватило не намного. Тишка повис под водой с поднятой рукой. От ужаса и холода хотелось кричать, и как можно скорее покинуть воду. Он дернул рукой, всплыл, глотнул воздуха и снова опустился под воду. Время неумолимо отсчитывало моменты жизни. Видимость была хорошей, и он заметил бесформенное, темное пятно под собой.
Течение здесь никогда не было сильным, а глубина редко уходила за четыре метра. Но маленькому смелому мальчику это показалось непреодолимым препятствием. Он снова всплыл, глотнул воздух и заметил, что уже плохо чувствует свое тело. «Шарф! Его нужно отпустить!» – безумная мысль, словно острейшим мечом разрезала разум пополам.
Тихон ушел под воду, чуть помешкав, отпустил шарф и начал погружаться. Почти сразу он увидел тело Володи. Тот широко раскрыл глаза и рот, и глядел на него, будто не веря, что его кто-то спасет. Большой пузырь воздуха показался из его рта, и поплыл наверх. Легкие Тихона начинали гореть. Он обхватил туловище незадачливого конькобежца и попытался всплыть. Намокшие валенки и пальтишко тянули вниз. Как мог, быстро избавившись от них, мальчик сгреб в охапку утопающего, оттолкнулся от каменистого дна и начал всплывать.
Светлый кругляш света никак не хотел приближаться. Наконец, рука пробила поверхность воды, не встретив сопротивления! Вынырнув, Тихон закашлялся. Морозный воздух вновь наполнил его легкие! Ухватившись за край шарфа, он, покачиваясь на воде, перехватил спасенного поудобнее.
– Приходи в себя, ты! – он едва мог раскрыть онемевшие губы. – Ты, эй! Слышишь меня, очнись уже!
Он попытался похлопать его по щеке, но не вышло. Володя камнем шел вниз, стоило только его отпустить. Только теперь до мальчика дошел весь ужас его положения! Тихон закричал. Не по-детски сильно и громко.
– Мама! ПО-МО-ГИ-ТЕ! Ма-ма!
Отчаянно барахтаясь в ледяной воде, на грани угасающего сознания, сквозь вой беспощадного ветра, до мальчика отчетливо донеслось:
– Не бросит! – сухой, будто старый ворон закаркал, голос.
– Бросит, Господин, мур-р-р! – противный и гнусавый голос вторил ему, словно как если бы нетрезвый кот вдруг заговорил.
– Надо верить. Эти могут, когда хотят.
– Не бросит – потонет! Видите, уже посинел?
– Помогите мне! – отчаянно прошептал Тихон, и перед тем, как его сознание окончательно окутала тьма, он увидел высокую фигуру в черном плаще и высоких сапогах. Возле него, какое-то непонятное, большое рыжее пятно с хвостом.
– Кащей! Он нас видит! – заверещало пятно.
Ледяная тьма поглотила пространство вокруг.
Глава вторая
Наши дни.
Жаркий огонек уютно потрескивал в камине, наполняя просторную комнату теплом и светом. За окном, сквозь морозные узоры, можно было разглядеть разноцветные новогодние гирлянды, щедро развешанные по деревьям у дороги. Так было по всему центру города. Люди куда-то спешили: спешили на работу – доделать годовой отчет, принять последних в этом году пациентов, развезти оставшиеся посылки и письма. Спешили домой – наряжать дом, квартиру, елку или… жену. Готовить салат, горячие блюда и десерты. Закупать оптом подарки, чтобы всем хватило, и никто не чувствовал себя обделенным. Всем хотелось праздника. Люди жили в предвкушении чего-то загадочного, волнующего и очень приятного.
Среди этой предпраздничной суеты, в комнате с камином, царила тихая и спокойная обстановка. Два человека, два старика сидели в удобных, резных креслах ручной работы, у небольшого стола; перед ними была шахматная доска, искусно вырезанная из дерева, с такими же резными фигурками. Худой, словно сидящий на строгой, многодневной диете, седовласый старик, казалось, напряженно думал над следующим ходом. Его оппонент, плотного сложения, одетый в опрятный шерстяной костюм, немного устаревшего, но все еще добротного покроя, пыхтел курительной трубкой. Пронзительно-серые глаза, лукаво смотрели на доску, оценивая ситуацию.
– Не хочешь меня поздравить? – дед в пиджаке надсадно кашлянул, поднеся ко рту платок. – Кстати, тебе шах!
Кащей – а это был он – не глядя сделал знак пальцем. Из затененного угла комнаты выскочил маленький, бородатый человечек, подбежал к стопке поленьев у камина, схватил одно объемное полешко и кинул его в огонь. Пламя затрещало с новой силой. На потолке комнаты заиграли причудливые тени. Человечек убежал так же быстро и тихо, как появился.
– Ваш Новый год не имеет для меня никакого значения. Ты знаешь.
– Забыл! Эх ты… – протянул старик в пиджаке. – Прорубь, зима, два окоченевших мальчика. Уж ты-то должен помнить!
– Да-да. Припоминаю… Вам мат, юноша! – Кащей убрал вражеского слона и поставил на его место ферзя, сковав короля противника.
– «Припоминаю!» – дед зашелся кашлем. – Я каждый год, как второй день рождения праздную! Холод терпеть не могу с тех пор. Особенно воду ледяную. Бр-р!
– Славь своего Бога, что хоть что-то можешь чувствовать, – наставительно шелестел голосом колдун, – это наибольший дар, после свободы воли, который у вас есть. Незаслуженно.
– Годы прошли, – усмехнулся Тихон Анатольевич, – а ты все такой же – ни капли самоиронии. Как ты живешь?
– День за днем, – Кащей махнул ладонью, фигурки взлетели вверх и встали на доску, каждая на свое место. Будто были примагничены.
– А я вот думаю, размышляю каждый год, примерно в это время: что было, если б вы с Баюном меня не нашли тогда? И холодею от страха.
– Экзорцистам не положено испытывать страх, – конь резво прыгнул через пешку.
– Страх, как и другие эмоции – это то, что отличает нас, от таких как вы. И от животных. Мы боимся, мы не знаем, когда уйдем в мир иной, о котором понятия не имеем, и мы живем. Не так долго как вы, но более полно. Каждый эпизод по-своему ценен и неповторим. И тем богаче и здоровее человек, чем больше у него таких неповторимых, ярких моментов в жизни. Тем больше он человек. Жизнь – череда замечательных моментов, сцена для героических поступков! Хоть и сама является лишь моментом для кого-то.
– Что же дал тебе риск, погибнуть ради человека, которого ты даже терпеть не мог? – Кащей поднял свои слабо мерцающие глаза на хозяина квартиры.
– У меня был выбор, ты прав, – Тихон пригладил редкие, непослушные волосы на голове, – я выбрал – и не жалею. Я не знаю, как тот паренек распорядился своей жизнью. Каким он стал человеком. Пожалуй, повторись такая ситуация, я бы вновь так сделал. Я мог и хотел так сделать! Выбор делает нас теми, кто мы есть. Делает людьми. Или нелюдями. Тебе-то что? Играл бы с другим упрямым стариком!
– Ты хотя бы стараешься выиграть. Безрезультатно, конечно, – колдун втянул воздух острым, крючковатым носом, – но каждый раз используешь другой подход. Словно есть хоть малейшая вероятность того, что ты сможешь выиграть у стража Лунного чертога из Подземного Мира.
Тихон усмехнулся в пышные усы:
– Знаешь что? – он уверенно вывел ладью на середину поля. – Однажды, я это сделаю!
Глаза Кащея едва заметно замерцали зеленым огоньком. Он не собирался рассказывать Тихону, что тот самый Володя, мальчик, едва не утонувший в проруби, не дожил и до двадцати лет. Однажды, он поспорил на весьма крупную сумму денег с другими ребятами, что успеет перебежать рельсы прямо перед самим поездом. Проспорил.
Неведомый бородатый человечек вновь подбросил полено. А за окном начался снегопад, как в тот раз. Как в тот год.
Глава третья
Тихон открыл глаза. За окном было еще темно. Он посмотрел на потолок: недалеко от угла комнаты расползалось мерзкое желтое пятно. «Осенью чинил крышу, – с досадой подумалось ему, – и вот опять…» С кряхтением перевернулся на другой бок. «Почему Андрей не звонит? Полгода ни слуху, ни духу!»
Дети Тихона Анатольевича давно разъехались по городам, и, даже, по другим странам. Внуки уже подросли, но они почему-то редко виделись. Андрей – его старший – говорит, что вокруг него, какая-то странная аура: кажется, что все хорошо. С ним тепло и приятно, и, в тоже время, как-то неспокойно. Будто встретил доброго старого друга, он тебе рад, улыбается, но ты знаешь – у него при себе заряженный пистолет и стреляет он очень метко.
Звонок будильника прервал грустные мысли. Тихон медленно сел, опустил ноги на пол и зашарил ими в поисках тапочек. Только тут до него дошло, что звенел не будильник, а смартфон на прикроватной тумбочке. Он натянул на нос очки – номер не был ему знаком.
– Слушаю! – он окончательно растер слипшиеся ресницы.
–Вы? Это я… Вы не знаете… Я мама Алеши!
Тихона прошибло плохое предчувствие. Ему редко звонили с хорошими новостями. Что ж, он сам выбрал такую жизнь.
– Да, здравствуйте! Что у вас случилось?
– Он… он, – в трубке послышался плач. – Понимаете, я и к доктору, и к психиатру… Ничего! Не помогают ни таблетки, ни порошки. Бесполезно все это!
Женщина снова заплакала. Тихон потер переносицу.
– Когда это началось?