Ирония на два голоса

– Ты кто?

– Я Тоня, – ответила она.

– Привет, Тоня, а я Артем, – промямлил мой заплетающийся язык.

Видимо, Тоня посчитала, что представление турнирных бойцов окончено и вновь вперила в меня выразительные большие глаза… Наконец до меня дошло, и в ответ я тоже уставился на нее. Но поединок был явно неравным. Я не мог сосредоточиться. Меня тревожило, что вслед за поединком взглядов мы должны начать как-то общаться. Я тогда еще не мог похвастаться удачно подвешенным языком в общении с противоположным полом. Коварный внутренний ментор назидательно подсказывал мне разнообразные идеи знакомства и общения, но они почему-то всегда оказывались бездарно провальными. Раздался звук шагов, я беспокойно метнул взгляд на проходящего по вагону проводника и тем самым проиграл Тоне турнирное сражение. Она засмеялась и, вздернув симпатичный носик, воскликнула:

– Ура, я выиграла!

– Поздравляю!

Я и не сомневался, что так будет. Пока я набирался храбрости спросить, в какой лагерь она едет, Тоня резко повернулась к стене, и чудное виденье ее изящной насмешливой физиономии вновь стало мне недоступным. Позже выяснилось, что мы ехали в один и тот же лагерь «Кипарисный» и даже в один отряд – туристический. Потом мы еще не раз с ней общались и даже обменялись адресами, но никакого продолжения наше общение не получило…

Энное время я потратил на то, чтобы крутиться на третьем этаже, стараясь оказаться вблизи класса, где занималась Алина, которая коварно внедрилась в мой внутренний мир. Имя я узнал совершенно случайно, когда услышал, как ее окликнула одна из подружек. Я тогда не подозревал, что история будет иметь нетривиальное продолжение, поскольку был заранее разочарован в себе. Конечно, я не осмеливался познакомиться с Алиной и убедил себя в том, что у меня нет ни малейшего шанса привлечь ее внимание, хотя бы как забавному серому пятну на фоне яркого мира.

Однажды моя неуверенность подстегнулась тем, что я увидел, как удивительно она танцует. Это случилось на одном из школьных вечеров, где наряду с массовыми танцами иногда объявляли что-то классическое, и весь танцевальный простор занимали те, кто умел показать что-то особенное, чуть ли не бальное. Остальные стояли и зачарованно следили за мастерами. Я не умел танцевать на высоком уровне, никогда не занимался бальными танцами, а вальс освоил только на уровне табуретки. Так показал мне сосед Валерка, который был гораздо более продвинутым в мире танцевального искусства. Однажды я посетовал, что станцевать вальс мне кажется каким-то недоступным действом. Валерка удивленно уставился на меня и заявил, что тут ничего сложного – надо найти себе подружку, и она научит в самые короткие сроки. Еще более сумрачно я сказал, что постоянной подружки у меня нет, а среди знакомых девчонок нет ни одной, которая, на мой взгляд, рискнула бы позволить мне оттоптать ей ноги в процессе обучения вальсу.

– Ну, тогда тебе надо начать с табуретного вальса, – ухмыльнулся Валерка.

– Это как же?

– Дождись, когда никого дома не будет, включи какой-нибудь вальс, хотя бы из радиоприемника, и репетируй вначале один, а потом с табуреткой в руках – как с партнершей. Уж ей-то ты точно не сможешь оттоптать ножки, – захохотал довольный сосед.

А чтобы быстрее получилось, Валерка показал, какие «па» я должен разучить вначале один, а потом с табуреткой в руках на «раз-два-три». Это мне показалось реальным для выполнения, и шаг за шагом я мало-мальски научился кружиться с подружкой по имени табуретка. Надо признаться, что на танцах я еще долго не рисковал пригласить кого-то на вальс, даже «одинокую табуретку» в актовом зале. Мой внутренний оппонент, казалось, был в полном восторге, и его «речи» были переполнены специальным юмором, приправленным скорее желчью, чем сладкими плодами доброжелательства.

Вот так и вышло, что на одном из школьных вечеров я увидел Алину, танцующую с длинным худощавым партнером. Я не знал этого парня, а если бы видел его раньше, то запомнил бы по заметной горбинке на носу. Алина так классно кружилась в вальсе, что показалась мне юной копией всем известной актрисы кино. В этом фильме танец завораживал, выражая основную мысль режиссера: как прекрасно подходят друг другу он и она, кружась в этом вальсе. В случае с Алиной мне хотелось верить, что она и партнер совсем не подходят друг другу. Однако их танец вызвал общий восторг, и зрители дружно и долго аплодировали.

Разочарование в собственных танцевальных способностях меня огорчило и отодвинуло в никуда призрачную возможность хотя бы просто познакомиться с Алиной. Однако строптивая судьба как будто играла со мной в догонялки, и стоило мне чуть-чуть разочароваться и начать отставать в своих мечтах и планах, как она тут же подбрасывала приманку. Я очень долго не догадывался, что Алина тоже меня заметила и была в дружеских отношениях с несколькими девочками из нашего класса. Из-за неверия в свою привлекательность я держался замкнуто, а для постороннего взгляда – высокомерно. При этом юношеская неуверенность не позволяла мне даже попробовать предпринять что-либо для сближения с нею.

Итак, моя влюбленность казалась обреченной на фатальный конец… Однако река жизни течет бурно, особенно в подростковом возрасте, когда гормоны включаются в управление быстро растущими органами и функциями. Незаметно для меня самого взросление увлекло меня куда-то вверх по тропам возмужания, за короткий срок я изменился, и не только заметно вырос, но и духовно преобразился, став более мужественным и уверенным незаметно для себя. Мой внутренний голос, как и прежде, молчал при общении с девушками. Иногда даже казалось, что ВГ тоже смущался, несмотря на острые и саркастические замечания, которые он отвешивал, когда никого рядом не было. Однако постепенно в нем тоже что-то менялось параллельно с моим переходом в выпускной класс. Жесткая ирония его высказываний осталась, изменив свою направленность.

Он сыпал издевательскими приколами теперь уже в адрес моей исчезающей как весенний снег нерешительности.

В десятом классе мне довелось продвинуться в понимании, кем я хочу стать, куда мне следует вкладывать жизненные усилия. Однако в личных отношениях с девушками, казалось, мало что изменилось. Я по-прежнему хотел знакомства с Алиной, но не мог преодолеть невидимые барьеры, разделяющие нас, или понять, какие препятствия внутри меня самого следует устранить. Если бы тогда я мог хотя бы на секунду вообразить, что мою скованность она принимает за высокомерие… Конечно, я был захвачен поисками себя, подготовкой к поступлению в университет и не замечал многого, что легко мог обнаружить посторонний взгляд.

16. Жизнь как интересный спектакль

Случилось так, что задолго до выпускных экзаменов ВГ подтолкнул меня забрести в актовый зал сразу после занятий. Я слышал от друзей, что должен состояться показ модной театральной драмы, поставленной силами школьных энтузиастов и наставников из городского драмтеатра.

Когда я как сомнамбула протопал в створ приоткрытых дверей актового зала, меня словно что-то стукнуло в темечко. Внезапный острый укол чувств жестко встряхнул меня, но я не сразу осознал нахождение в ближней реальности каштанового абриса, постоянно живущего в моем подсознании. Даже не успев как следует понять, что происходит, я почти нос к носу столкнулся с Алиной, выискивавшей взглядом свободное местечко в рядах зрителей. Я извинился и спросил ее почти на человеческом языке, что за спектакль тут идет. Вероятно, она удивилась моей нарочитости, но снизошла до общения. Я был как в тумане и невнятно пробормотал про билеты, прекрасно зная, что спектакли в школе всегда были бесплатными. Только друзьям и родственникам заранее раздавали контрамарки с указанием мест в первых двух рядах. Тут Алина заметила подруг, которые призывно махали ей руками, давая понять, что есть свободные места. Она пошла туда сама и повлекла меня за собой, цепко ухватив за руку. К сожалению, там не оказалось рядом двух мест, и мы расселись порознь, но все же близко.

Я сидел и убеждал себя смотреть спектакль, но ничего не получалось. Какая-то тайная сила разворачивала меня влево, где всего через одно кресло виднелись милый профиль и красивые колени той самой Алины, о которой я сотворил внутри себя множество поразительных мифов. В эти критические минуты мне показалось, что ей совершенно безразлично мое внимание, но однажды я резко перевел взгляд со сцены и встретился с ней глазами. Она почему-то смутилась, а я увидел вспышку в глубине ее взора, точнее искорку. Мы бросали взгляды друг на друга, как будто наносили фехтовальные уколы, сидя на расстоянии. Это был прорыв в невозможное. Мне никогда не забыть этих коротких моментов, которые изменяли мир и нас самих. По крайней мере, я ощущал себя совершенно другим человеком, еще неизвестным ни ВГ, ни мне самому.

Сидящий между нами парень вдруг встрепенулся и предложил Алине поменяться с ним местами, сказав с ухмылкой, что так он нам, наверное, мешает. Спектакль продолжался, но нам было интереснее переговариваться, и неожиданно Алина сама предложила уйти, не дожидаясь конца пьесы. Когда мы вышли на улицу, было еще светло, стояла ветреная погода и буйствовала ранняя весна. Мы долго гуляли по улицам и городскому саду в центре нижнего города, совершенно забыв о времени, много молчали, но ни малейшего неудобства от этого не испытывали. Казалось, что мы легко можем общаться, просто обмениваясь взглядами и прикосновениями. Вероятно, впервые в жизни я понял, что такое родство душ. Это было настолько взаимно и синхронно, что исчезло ощущение времени. Опомнились мы лишь тогда, когда уже начало быстро темнеть и включилось уличное освещение.

Понятно, что надо было расходиться по домам, пока родители не начали нас разыскивать. Мы договорились встретиться завтра после школы, и я проводил Альку до перекрестка, откуда ей было совсем недалеко до дома. Я стоял как вмерзший в землю постамент еще несколько минут, пока можно было видеть летящий силуэт и походку Алины. Вероятно, она ощутила прикосновение моего взгляда, повернулась легко, как в танце, и помахала рукой, создавая иллюзию протирания запотевшего окна между нами. Но я был неподвижен под гипнозом чарующих колебаний ее каштановой волны на плечах и гармоничного покачивания края ее школьной юбки вокруг круглых коленок под полами бордового весеннего пальто. Произошедшее между нами все еще казалось мне чем-то нереальным, но в то же время возникшее ощущение счастья убеждало: если есть на свете волшебство, то его имя – Алина, производное танцевальных ритмов. Раньше я мог только мечтать о наших встречах и о том, как бы она мне могла отвечать на слова и взгляды. Теперь я просто был погружен в нее – в улыбку, взмахи ресниц и удивительные жесты. Это было наше тайное «сообщество», в котором мы были только вдвоем, и никого больше не требовалось. Весь мир размещался в точках нашего прикосновения друг к другу чем-нибудь, хотя бы взглядами или рукавами. Я чувствовал себя заговорщиком, посвященным в секреты тайного клуба, куда больше никому не дано проникнуть. Я готов был подхватить Альку на руки и кружиться с ней под общую музыку нашего воображения, лишь бы она улыбалась мне и распахивала свои искрящиеся глаза. Это было внезапное открытие общей вселенной, которая не имеет границ и не требует преодоления пространств.

Мой внутренний голос, до сих пор молчавший и никак особенно себя не проявивший, вдруг объявился во всей красе. В ошалевшей голове как будто возник пульсирующий источник звука с уникальной ритмикой и неповторимыми мелодиями. Я и раньше замечал, как воображение разыгрывало во мне сложные музыкальные представления, почти симфонии. Это походило на классическую оркестровую музыку, которую часто передавали по радио. На сей раз ни мелодия, ни тема звучания не были знакомы. Скорее всего, они рождались сами по себе и сопровождались видением свободного полета совсем без крыльев, посреди кружевных облаков с причудливыми краями. Они очень походили на те, что собирались над маковками соборов в кремлевском ансамбле перед грозами и ливнями в нашем городе.

Все это, конечно, было откликом на мои эмоции, но казалось, будто включается внутренний симфонический оркестр, а ВГ вдруг произнес с издевательской ноткой: «Ты думаешь, это уже все?» Его голос звучал таинственно, отчетливо и обособленно от внешнего мира. Через пару мгновений он продолжил: «Судьба у вас с Алькой не простая, не обольщайся. Скорее всего, наделаете глупостей. Потом придется кусать себе локти, а процедура эта несладкая, вкус обычно горький». «Ты что, мой персональный пророк?» – мысленно с насмешкой удивился я. Достаточно было осознать эту мысль-вопрос, чтобы голос опять откликнулся: «Ты же знаешь, я – твой alter ego. Зачем делать вид, что ты принимаешь меня за собственные размышления?» «А разве это не так? – внутренне улыбаясь, осведомился я. – Ты же не способен быть независимой личностью». «Как же мало ты еще знаешь обо мне и о том, как устроен мир». Меня поразило это замечание. А вдруг и правда, я не понимаю чего-то крайне важного… Подспудно я всегда считал, что alter ego проявляет себя, только когда я начинаю о чем-нибудь активно размышлять. Я был убежден, что ВГ не обладает личной волей и другими независимыми способностями. Однако мне все чаще предъявлялись свидетельства, что мой внутренний собеседник способен совершенно самостоятельно мыслить, как бы находясь вне моего сознания. Иногда он ошарашивал меня наличием дара предвидения, когда сбрасывал компактные информационные «бомбочки», раскрывая, что случится и чего следует избегать. Но сомнения по-прежнему копошились внутри. Может быть, все связанное с ВГ мне лишь мерещится? А не признак ли это какого-то умственного расстройства? В конце концов я счел за лучшее занять пока что выжидательную позицию.

Благодаря подталкиванию внутреннего голоса и нашим с Алинкой совместным стремлениям, мы теперь стали встречаться часто – несколько раз в неделю, а потом практически ежедневно и даже два раза выезжали за город по выходным дням с палаткой, где провели немало часов в тесных объятиях и контактах «на грани фола». После занятий я стал провожать Алину до перекрестка вблизи ее дома. К ней я зайти пока не решался, да и она не была настроена торопить события. Мне не верилось, что мы легко познакомились и сблизились за короткое время до состояния какой-то сложной единой пси-конструкции, спонтанно, без внешнего приложения сил. Было полное ощущение, что нас взаимно притягивает каким-то мощным гравитационным полем. Жизнь превратилась в пунктирную линию, замирая от встречи до встречи и вспыхивая при каждом новом соприкосновении. Я боялся только одного – какой-либо неожиданности, которая способна стать причиной разлуки навсегда. Это были путешествия, в которых мы прикосновениями исследовали только лишь наш, но все же и нам неведомый мир. Эта вселенная состояла из взглядов и касаний, но в ней были неприкосновенные области. Наверное, мы боялись что-то потерять в спешке и жажде близких отношений под действием экспансии гормонов и несдержанности.

Происходящее с нами было стремительным, но не было испытано временем. Силу взаимности мы тоже не могли измерить, хотя я быстро уверил себя, что мы созданы друг для друга. Конечно, это нашло в душе благодатную почву. Я опасался обидеть ее словами или действиями, поэтому никак не мог решиться на то, чтобы перейти деликатные барьеры отношений, хотя очень надеялся, что мы оба этого желаем. ВГ не стеснялся задевать меня в своей любимой манере иронических замечаний, касаясь «запретных тем». Они заключались в том, что мы целовались, но все-таки удерживались от близости, даже иногда оставаясь один на один во всем мире, например в палатке, установленной на опушке дремучего леса. Алина оказалась невероятно легкой в общении и контактах, она нередко подшучивала, видя мою стеснительность. Я и сам понимал, что все «препятствия» являются своего рода персональным творением, поскольку Алька ни разу не возразила против моих инициатив и попыток нарушить границы ее таинственного девичьего мира. Казалось, что она не только разрешит сделать все, в чем я проявлю инициативу, но и сама ждет этого.

Мы готовились к выпускным экзаменам, но при малейшей возможности устремлялись друг к другу, чтобы проводить время вместе. Ничего лучшего я не мог вообразить. Так пролетело много дней и встреч – иногда урывками, изредка – в полном радости общении. Часто фоном служила подготовка, а потом и сдача экзаменов. Эти выпускные испытания Алина проходила блестяще, она уверенно продвигалась к получению золотой медали. Я же намного отставал от нее и сдавал экзамены в основном на «четверочки». Конечно, сказался пресловутый пофигизм в отношении к учебе, который стал частью моего существования в старших классах школы. Решение пойти в науку породило равнодушие ко всему, что не сулило стать полезным на пути к профессиональному изучению нейронных сетей и структур мозга. Я был уверен, что без владения точными науками я не достигну своих целей, хотя и сам не слишком ясно их представлял. Вероятно, именно поэтому из всех предметов на «отлично» я сдал только физику, химию и математику.

Иногда ВГ с непомерным энтузиазмом «скребся» мне прямо в эмоциональную сферу и призывал к решительности. Случалось, что он намекал на острую необходимость познакомить Алину с родителями, но избегал пояснений, как это сделать. Казалось, он предвидит что-то темное и тревожится из-за этого. Конечно, я понимал его правоту и несколько раз порывался сообщить Альке о необходимости познакомиться с родителями, но внутри неизбежно возникал невидимый барьер. Преодолеть его я долго был не в состоянии. К моим незрелым колебаниям ВГ добавлял еще и свои «бзики», согласно которым я мог одним неосторожным, грубым движением вызвать лавину фатальных событий в наших отношениях с Алькой, то есть ненароком все и навсегда разрушить.

Впереди где-то в тумане рисовалась сдача вступительных экзаменов в вуз. Алина пока еще не решила, куда двинется сама, но одобряла мое увлечение нейронауками. Конечно, мы могли договориться о поступлении в один университет, и это помогло бы избежать многих недоразумений, а самое главное – избавить от грозящего, как темная арктическая ночь, расставания. Мне очень хотелось «расставить точки над i», однако вначале требовалось расставить сами буквы. Суматоха сдачи экзаменов не давала сосредоточиться на чем-то еще. Однажды все же наступил этот день – мы освободились от груза выпускных экзаменов, и перед нами предстала перспектива вылета в открытый бесконечный мир. Тут-то мы и сыграли в эти треклятые «гляделки» – уставились друг другу в глаза, и хотя это было далеко не в первый раз, во взглядах обнаружилось много нового.

Мой друг детства, одноклассник Толик, уже неоднократно хвастал, что в его распоряжении есть ключи от квартиры деда, пустовавшей два летних месяца в году, когда хозяева уезжали к младшей дочери куда-то на Урал для возни с внуками. Поколебавшись, я решился и попросил у него эти столь желанные для меня «ключи от счастья». Были ли они таковыми для Алины, я точно не знал, но тем не менее сразу же показал их моей любимой подруге, которая прониклась пониманием. Таким образом, все должно было произойти в последнюю неделю накануне выпускного бала. Не было никаких сомнений, что Алина должна быть прекрасна без одежды. Однако мы так много обнимались, что в моей памяти жила ее объемная трогательность. Мой самонадеянный ВГ неожиданно заявил: «Зачем тебе ее видеть без одежды? Наивные люди! Вы думаете, что оболочка важнее содержания. Вы не замечаете, когда приходит время думать о душе, а вы все еще заняты телом». «Жаль, что тебе это недоступно», – ответствовал я.

Конечно, и нам, плотным созданиям, прикосновения и даже объятия не позволяли создать образ завораживающей женской фигуры. Похоже, именно поэтому мужчины любят глазами. Все же я никогда не стремился раздеть ее взглядом всего лишь потому, что когда она была поблизости, меня охватывало какое-то почти религиозное чувство. Я смотрел на нее, и мне нравилось это делать без всяких задних мыслей, потому что одежда, какой бы она ни была, сразу же становилась для меня дорогой и милой частью Альки.

Тем не менее, когда это все-таки случилось, вид ее обнаженного тела нокаутировал меня вместе с внутренним голосом. Мне вспомнилось, что в мире любителей фантастики однажды случилось нечто похожее на дискуссию. Вопрос казался неразрешимым – смогут ли пришельцы из иных миров оценить красоту земных женщин? Доступны ли будут для них принципы и критерии земной красоты? Этот вопрос бесследно и безоговорочно исчез для меня, как только я обнял и поцеловал ее – обнаженную любимую Альку. Иногда под магией ее красоты я забывал, где нахожусь, и с трудом возвращался в реальность при сумеречном свете, узкими лучиками пробивавшимся сквозь занавешенные шторами окна. Бесконечности этих секунд не позволяли отвлечься или сосредоточиться на чем-нибудь в прошлом или настоящем, кроме нас двоих. Наша настороженность доминировала в первый день, когда мы страшились последствий близости. Но уже утром все растворилось в необъятной взаимности чувств.

Я точно не знаю, как объяснила Алька свое недельное отсутствие дома, но не сомневался, что она все сделала правильно и родители не станут беспокоиться. Я же объяснил домашним свое отсутствие тем, что мы отправляемся в поход в честь окончания школы. Они не стали вникать в подробности, поскольку я и раньше увлекался длительными контактами с природой, пропадая подолгу на рыбалке, на сборах ягод, грибов, кедровых орехов и т. д. Только охота в тайге не стала моим увлечением, хотя я рано научился пользоваться оружием. Видимо, душа моя не позволяла переступить через чью-то жизнь, даже если это дикое животное или птица. Я никак не мог найти оправдания такой расправе над прекрасными обитателями природы, хотя в их среде царили бесконечно жестокие законы.

Все эти дни наших близких встреч с Алиной были сумасшедшими, но они же подействовали расслабляюще. В результате пересечения наших незрелых стихий возникла ложная убежденность – ничто не сможет нас разлучить. Именно это оказалось по-настоящему коварным. Внутренний голос тогда тоже не предостерег от этой блаженной беспечности.

Когда все рифы выпускных экзаменов ушли вдаль и завершилось оформление аттестатов зрелости, события заставили смотреть вперед, а там как главная впечатляющая неизбежность замаячил праздник окончания школы.

17. Выпускной бал

Он врезался в гранитную плиту моей памяти суматошным и грустным прощанием со школой, гуляниями по городским улицам, походом к набережной с синим июньским туманом над рекой. Алинку в этот день я впервые увидел, когда объявили белый танец. В спортивном зале стояли столы с угощениями и постоянно играла музыка. Я смотрел, как Аля проходит своей стремительной танцевальной походкой мимо ряда стульев у стены. Почему-то возникло предположение, что она хочет пригласить кого-то из своего класса. Однако вскоре я допустил возможность, что она направляется ко мне, а полностью смог в это поверить, только когда Аля остановилась совсем близко. Я почувствовал любимый запах ее духов. Еще мгновение, и пришлось взять ее за руку. Я был смущен тем, что уровень моего владения танцем далек даже от среднего. Это никак не добавляло мне уверенности, поскольку Алька, как я помнил, вальсировать умела великолепно.

Саркастические высказывания моего внутреннего голоса были издевательскими, он развлекался ироническими вариациями на тему: она разочаруется во мне как в партнере по танцам, а значит, и по жизни. Я проклинал скверный характер этого наглеца, который, казалось, был в восторге от любых моих проблем. При этом я изо всех сил старался не наступить Алине на ногу. К счастью, видимо, подруга поняла мое смущенное состояние и негромко сказала, что у нас все получается прекрасно. Ее щедрое одобрение так меня воодушевило, что способности возросли в разы, я стал танцевать легко и непринужденно, как будто обрел способность летать. А возможно, такое чудо сотворили руки Алины, касавшиеся моих плеч и как бы сыгравшие роль крыльев. Мы еще долго не прекращали танцевать, даже когда вальс сменился на танго. Во время медленного танца мы придвинулись совсем близко друг к другу, и она не отстранилась, а прижалась так, что я ощущал биение ее сердца, дыхание и трогательные детали округлостей фигуры, подаренные природой, отточенные спортивными тренировками и танцами. В эти минуты я возносился в бездонную высь, на семьдесят седьмое небо счастья, обнимая Альку и глядя ей в глаза. Я воспринимал ее как ниспосланное мне невероятное существо, не вникая и не задумываясь, почему она такая, какую роль в ее жизни сыграли бальные танцы.

Когда замолкла музыка, мы отошли в сторону, но все еще держались за руки и постоянно о чем-то говорили, хотя позже я не мог точно вспомнить о чем. Я держал Альку за талию, как хрупкую хрустальную вазу. Нам не хотелось расставаться, однако подружки из класса настойчиво звали Алину к себе. Волей-неволей я тоже отправился к своим друзьям-одноклассникам.

Алкоголя было выпито совсем немного, но, видимо, значимость события усиливала его действие и будила эмоции. В результате не обошлось без острых разговоров, дискуссий и даже одной, почти символической, драки между двумя моими лучшими друзьями. Юность и ощущения крутого поворота в жизни не позволяли придавать значение таким «мелочам», как распухшее ухо и пара травмированных пальцев. Встретиться с Алиной вновь нам довелось во дворе школы лишь часа через полтора. Когда мы снова стояли очень близко, лицом к лицу, и разговаривали, я смотрел в ее глаза и видел там те же искорки, которые вспыхивали в первую нашу встречу-знакомство на спектакле. После гуляний по городу и городскому саду все снова пошли в зал и там еще долго тусовались. Только уже перед самым рассветом начали расходиться по домам. Сначала наши выпускники держались большими группами, заполняя собой улицы рядом со школой, а потом толпы разделились на потоки, и постепенно бывшие школяры разбрелись по периферийным улочкам и переулкам. Алина шла рядом, держась за мою руку, мы неспешно продвигались в сторону ее района. Через некоторое время в нашей группе осталось мало участников. Когда поток достиг перекрестка, четверо ребят повернули направо, а мы с Алькой, сойдя с брусчатки центральной улицы, двинулись налево по тихой улочке к ее дому.

18. Законы судьбы и беззаконие улицы

Мы шли вдвоем, в воздухе доминировали запахи цветов, трав, деревьев и раннего утра. Стояла почти идиллическая тишина, только позади нас вдруг раздался топот ног. А еще через пару минут какие-то странные шарики начали падать на нас сверху, как град. Я обернулся и с удивлением обнаружил аморфную толпу подростков, которые, явно забавляясь, стреляли на бегу горохом из пластиковых трубочек. Ясно было, что они догоняли нас и уже поздно убегать, да и выглядело бы все это нелепо. Я обнял Алину за плечи и быстро проговорил на ухо, что сейчас постараюсь их отвлечь, а ей надо выбрать момент, чтобы сбежать. Увидев впереди возле тротуара сдвоенную пару бетонных столбов линии электропередач, я сделал Алине ручкой и повернул туда. Следующая за нами орава подростков загудела, словно блуждающий рой пчел, и повернула следом за мной, как за ускользающей приманкой. Подбежав к столбам, я развернулся и прижался к ним спиной, назвав мысленно братьями. Они ответили мне тем же, и стало ясно – нас теперь трое. Внутренний голос произнес с сомнительным дружелюбием, что Бог троицу любит.

Буквально за секунды я был окружен со всех сторон распаленной шайкой подростков разного возраста, примерно от десяти до пятнадцати лет. Из этой биомассы недорослей на передний план выдвинулись два взрослых мужика. Один, довольно крупный, но рыхлый, с татуировкой на плече, которая, казалось, с любопытством выглядывала из-под рубашки с короткими рукавами. Второй был намного худее, выше ростом, с вороватым выражением на лице, как будто он что-то украл, съел и этим страшно доволен. Оба запыхались от бега, до меня доносился плотный запах смеси пота и водочного перегара. Внешне им можно было дать лет тридцать-тридцать пять, однако сколько им дал суд и как много они отсидели, определить было труднее. Когда толпа сгрудилась передо мной, вперед выскочил подросток лет тринадцати и с каким-то глупым азартом замахнулся на меня. Он выкрикнул:

– Я ему сейчас врежу!

С этими словами он изо всех сил ударил, как он думал, мне по лицу. Но ему это только показалось. Я слегка повел шеей в сторону – пригодились занятия боксом в спортивной школе. Рука парнишки с размаху врезалась в бетонный столб, и он взвыл от боли, будто передвижная пожарная сирена. Брату-столбу его удар наверняка показался щекоткой. Толстый мужик, по всей видимости, главарь, отгреб неудачника в сторону как сноп соломы, пробурчав с запозданием:

– Погодь, узнаем сперва, что за фраер!

Поскольку я продолжал молчать, худощавый взрослый чувак, бывший явно в помутнении от недавней попойки, с нажимом спросил:

– Ты х-хто такой?!