Дверь в параллельный мир

Дом заказчика мне понравился. Умеют приближённые к власти вальяжно жить в этой захудалой и замызганной, систематически обираемой ими стране. Слуги народа каждый день проезжают мимо по государственным делам в раздумьях о «служении Родине и долге перед Отчизной». С чувством собственного достоинства и глубокого морального удовлетворения. Взирают из окон престижных авто на народ, которому служат – на беспросветно-глупую, искусно зомбированную массу, влачащую страдальческое существование и надоедливо скулящую, как вечно битый хозяином цепной пёс.

Дожидаясь, когда заказчик пожалует домой, я пью дорогой привозной коньяк из его запасов, закусываю шоколадом и пялюсь в телевизор, развалившись в кресле перед широченным экраном и закинув ноги на стол. И даже больного сердца не чувствую. Коньяк многолетней выдержки, как бальзам, легко гонит кровь по венам и лечит воспалённые нервы.

Проник я сюда четверть часа назад, легко, как к себе домой. Отпустил такси, осмотрел снаружи красивый фасад большого трёхэтажного особняка и понял, что затруднений не будет.

Темнота парадной стороны подсказала мне, что охранники безмятежно давят на массу или бухают, как это принято среди отечественных секьюрити во время «изнурительных» трудовых вахт. Только в одном окне из-за шторы проглядывал тусклый свет. Не иначе, там просмотровая комната, откуда дежурный следит по монитору за изображением с камер.

Мудрёные запоры и бронированные двери для меня не помеха. С моим богатым криминальным прошлым и навыками бывалого медвежатника обойти эти бесхитростные препятствия – пара пустяков. Я даже покуражился, попозировав перед глазком камеры направленной на крыльцо, прежде чем взломать замок. Реакция охранников последовала с непростительным запозданием – видимо я оказался прав по поводу их пристрастия к выпивке и сну в служебное время. Короче говоря, всё было до смешного просто.

Ещё через полчаса домой заявился хозяин. Он беспечно отпустил шофёра и телохранителя, ни о чём не подозревая. Машина отъехала от дома и растворилась в темноте – я проследил за нею в окно. Хозяин толкнул оставленную незапертой дверь, слегка удивился по этому поводу, вошёл и увидел меня.

– Проходи, – пригласил я, показал направление пистолетом и предупредил: – Не вздумай валять дурака, а то схлопочешь пулю.

Хозяин, моложавый мужик лет сорока пяти в дорогом деловом костюме под таким же дорогим плащом и с внешностью какая нравится бабам, непонимающе заозирался.

– Охранники тебе не помогут. Их вместе с горничной и смазливой соской в ночной сорочке я успокоил навеки.

Моложавый мужик с интересом приподнял одну бровь, но всерьёз мои слова не воспринял. Он спокойно прошёл в прихожую, прикрыл за собой дверь и начал снимать плащ, поймавший на улице несколько капель дождя – как ежедневный ритуал, исполняемый механически и с равнодушием ко всему на свете. О плохом он даже не помышлял, пока не повернул голову и не увидел…

Голова громилы, застывшего по стойке смирно, была прибита к стене массивным янычарским ножом, позаимствованным мной в соседней комнате из хозяйской коллекции холодного оружия. Перекрестие рукояти торчало из забитого тёмной массой углубления на месте вытекшего глаза. На бритых ёжиком волосах – засохшие блины спёкшейся крови. Громила взирал в пустоту единственным застекленевшим глазом, широко открывшимся в момент последнего в его жизни искреннего изумления.

Хозяин взглянул на второго телохранителя, развалившегося на полу возле дальней стены. Такого же мёртвого, как и первый, только без головы. Отсутствовавшая часть его тела, рыжеволосая и кучерявая, закатилась куда-то под шкаф, после того как я опробовал в деле рубильные качества турецкой сабли.

Моложавый мужик, отдаю ему должное, отличался крепкими нервами. Маску спокойствия он носил с достоинством, давно привыкнув к роли «хозяина жизни» и ни секунды не сомневаясь в своей принадлежности к касте неприкасаемых. Но в этой уверенности он пребывал недолго. Заподозрив самое худшее, он быстро прошёл по прихожей, перешагивая через покойников, открыл дверь и заглянул в спальню.

Беспокоился моложавый мужик не зря. Если судить по тому, как он дёрнулся и пошатнулся, зрелище пришлось ему совсем не по вкусу. Моложавое лицо посерело, гримаса боли изменила его и в один миг состарила лет на тридцать. Ставшие ватными ноги подгибались, руки судорожно вцепились в дверной косяк.

«Бедолага, – подумал я. – Видимо здорово запал на молоденькую вертихвостку из фотомоделей, которую охаживал в этих хоромах. Падкую на богатеньких дядечек и умеющую выжимать ретивой скачкой рекордный максимум из жеребца, своевременно подвернув причинное место. А в благодарность добиваться от похотливого организма всех земных благ для себя любимой».

Вот только на этот раз пронырливой твари не пофартило. Её я повесил на люстре, соорудив петлю из телевизионного провода. Длинные вьющиеся волосы перепутались в резном хрустале подвесок, ночная сорочка в стиле «исполняю желания» варварски разорвана пополам. Наполненная силиконом грудь вывалилась из лифа наружу, рот заткнут засунутыми в глубокую глотку кружевными трусами.

Я оприходовал её, длинноногую и брыкастую, уже накинув петлю на шею. Сделал своё дело и выбил из-под шлюхи коллекционный стул. Она задёргалась, сдавленная в петле, заметала ногами, но скоро утихла, с вываленным изо рта языком и стеклянными глазами навыкате.

Обычный эпизод, не первый за сегодняшний вечер. Я привык убивать без раздумий. Терять мне давно уже нечего: по мне плачет пожизненная отсидка. Какая разница, сколько трупов будет в финале?

Вы спросите: зачем я это делаю? На всякий случай, ради предосторожности. Привык быть во всём аккуратным. Как говаривал наш пахан на зоне: «лишний свидетель – плохая примета».

Олега Константиновича и его аппетитную жёнушку тоже пришлось кончать. А заодно и пару щенков – их я придушил подушкой во сне. Самого хозяина пристрелил впопыхах, а бабе проломил череп не пригодившимся при дознании утюгом.

***

– Поговорим на кухне, – я ткнул оторопевшего мужика стволом в бок и кивком показал куда топать. Сюрпризов там быть не должно, я хорошо осмотрелся в доме, пока ждал запаздывающего хозяина.

Перевернув стул и поставив наоборот, я уселся в позе царя горы напротив напуганного мужика. Кухня была просторной, на западный манер, не чета тем крошечным закуткам в хрущёвках, предназначенным для готовки пищи, в которых я привык кантоваться скучными пьяными вечерами в перерывах между отсидками. Моя биография не изобиловала разнообразием мест пребывания. Жизнь сразу как-то не задалась, с детства покатившись по наклонной плоскости. Родители были горькими пьяницами, все трое их сыновей стали закоренелыми рецидивистами.

Конечно, невезение ни при чём! Ни в чём не виновата судьба, чей-то сглаз или злой умысел! Ни в чём не виноваты родители, общество или школа! Во всём виноваты сами подонки, которые выросли подонками, будучи подонками с колыбели!

– Сейчас ты расскажешь мне всё. Зачем нанял киллера по мою душу, и чем я тебе насолил. Пока говоришь, и меня не утомляет твоя болтовня, ты живёшь. Я угощу тебя пулей, как только начну скучать.

Моложавый мужик заметно поблек и утратил лоск. Он больше не выглядел хозяином положения и не казался неприкасаемым самому себе. На лице его проступили тени, глаза воровато забегали и болезненно заблестели. Подпрыгивающий ствол в моей руке наглядно давал понять: молчание меня не устраивает.

Я без сомнений пристрелю говнюка, дай он мне хоть малейший повод. Но, по правде говоря, совсем не верю, что у него хватит духу геройствовать. Пока он под впечатлением от увиденного, мне нечего опасаться. Башка у него работает, и он прекрасно представляет финал в случае сопротивления. Его единственная возможность выжить – это доказать мне свою полезность.

– Тебя ввели в заблуждение, я законопослушный член общества! – заявил моложавый мужик с подходящим для случая пафосом. Он гордо вздёрнул ослиную башку, состроил праведное возмущение на протокольной харе и затрындел заученное враньё, которым казнокрады и взяточники привыкли кормить подчинённый им человеческий скот. – Я никого никогда не заказывал! Я прокурор из генпрокуратуры! Гарант законности и правопорядка! Высокопоставленное лицо, стоящее на страже интересов государства!

Я зевнул. Мне становилось скучно. Я прохавал эту туфту давным-давно, меня на неё не купишь. Не придумав ничего лучшего, этот торжественный чёрт на лыжах с государственной физиономией, просящей хорошего кирпича, пытался морочить мне голову, корча из себя икону нравственности.

– Ты знаешь правила русской рулетки? – я продемонстрировал револьвер. – Сейчас мы в неё сыграем. Я нашёл в твоём доме пушку старинного образца с шестизарядным барабаном и патроны к ней.

Я сдвинул барабан в сторону, демонстративно вставил патрон в одно из пустых гнёзд, вернул барабан на место и прокрутил. Прицелился «гаранту законности и правопорядка» в голову.

– Прошу тебя, не делай этого! – в глазах его мелькнул звериный ужас.

Я нажал на курок, револьвер щелкнул – осечка.

Прокурор дёрнулся и побелел как мел. Он пока ещё был мне нужен – я знал, что пистолет не выстрелит.

– Нервишки, они не железные, – поглумился я со злорадством.

Я оставлял этому власть имущему опарышу призрачный шанс выползти из дерьма, в которое он вляпался. И рассказать нечто такое, что отвлечёт меня от желания немедленно смыть его жизнь в унитаз. И он действительно меня отвлёк, правда, ненадолго.

– Я не простой человек… не такой как ты и все остальные, – начал прокурор сбивчиво и с волнением. Он стёр со лба накативший пот и бросил салфетку в ведро. – Я бог, понимаешь, я бог!

Выслушивать откровения «бога» – занятие презабавное. По этой причине я не стал его прерывать. Пускай немного повыступает. Он либо употребляет какую-то очень забористую дурь, либо включил со страху конкретного дурака. В мозгах фекальных червей этой страны, которые влезли во власть и политику через мудрёную и извилистую коррупционную задницу, давно засела мания величия, питаемая многочисленными презумпциями и возможностями отката. Так и быть, я дам напоследок волю его брехливому языку, но только до той поры, пока не начну зевать.

– Нынешняя цивилизация не первая в истории человечества, – запальчиво трындел прокурор. – Три тысячи лет назад ей предшествовала другая…

Я слушал вполуха его идиотскую байку, хлебал вискарь и закусывал пармезаном. Но ненароком прислушался, когда речь зашла про бессмертие. Соплеменники прокурора из давнишней цивилизации, якобы, не умирали, и по причине этого в их мире произошло перенаселение. За ресурсы и земли разгорелась война. Их адские бомбы сожгли планету и в результате наступила большая хана. Из миллиардов выжили жалкие горстки, в руках которых сохранились знания. Короче говоря, параноидальный бред, хотя сумасшедшего прокурор совсем не напоминал. Но внешность бывает обманчива.

Прокурор достал из холодильника бутылку минералки, налил в стакан и промочил горло. Он крякнул от ударивших в нос газов, стёр с лица испарину и заговорил с ещё большим запалом.

– Но и они, горстка выживших, продолжали враждовать. Боевые роботы, беспилотная авиация, крылатые ракеты и лучевое оружие никуда не делись. Невостребованных арсеналов оставалось слишком много, и новый круг войны не заставил себя долго ждать. Доверие невозможно среди бессмертных, его в том мире не осталось совсем. Каждый косился на каждого и подозревал всех вокруг. Стать последним выжившим, абсолютным и единственным победителем – эта мания застряла в умах. Одержимые одиночки засели по бункерам и выискивали логова друг друга, управляя машинами войны. Из нескольких уцелел единственный. Последний человек на планете. Этим последним был я.

– Ну хватит, мне надоело! – я снова крутанул барабан. – Заливать, что ты терминатор из будущего можешь доверчивым потаскушкам в бане…

– Постой-постой-постой! – прокурор вскочил со стула, заслоняясь руками от пули, очевидно представив, как разлетаются по кухне мозги особо ценного члена общества, облечённого полномочиями, привилегиями и почётным доверием коррумпированных госструктур.

Я задумчиво поиграл в руке пистолетом, давая ему шанс одуматься. Он затараторил скороговоркой, заладив одно и тоже, как испорченная пластинка: – Ты ошибаешься! Ты совершаешь ошибку! Я говорю тебе правду! Чистую правду, от начала и до конца! Я не лгу! Хочешь я дам тебе денег? Много денег! Я дам тебе много денег! Пожалуйста, не стреляй!

Мой палец плавно спустил курок. Щелчок – осечка.

Прокурор резко вздрогнул и заморгал. Его кадык истерично подпрыгивал, лицо поменяло цвет. Я знал в каком гнезде патрон и продолжал издеваться.

– Ты не ответил на мой вопрос! Зачем ты меня заказал? – я снова крутанул барабан, стимулируя прокурора.

– Я заподозрил в тебе ошибку системы, – затараторил тот. – Из ресурсов спецслужб в мою личную базу стекается информация о каждом из живущих в этом мире. Аналитическая программа обрабатывает её и выделяет аномалии. Ты выглядишь подозрительно молодо для своих лет. Отсутствие вируса старения в генетической программе человека делает его бессмертным. В таких случаях, используя связи в спецслужбах, я посылаю киллера и устраняю ошибку.

Прокурор всё больше меня озадачивал. Упрямствовать так усердно под дулом револьвера нацеленного между глаз вряд ли станет кто-то в своём уме. Я опустил пистолет, позволив ему продолжить. Мне было над чем покумекать, пока прокурор излагал мне собственную версию мира.