Буря.? – Совещание злодеев.? – Зажигательство.? – Неудача.? – Круг.? – Речь Ермака к дружине.? – Воззвание Строгановых к казакам.? – Нерешимость дружины.? – Притворство Мещеряка.? – Казаки убеждены Ермаком идти на Кучума.? – Счастливое предзнаменование.? – Предсказание шамана.
В продолжение целой ночи свирепствовала ужасная буря; но перекаты грома менее беспокоили Ермака, чем отдаленные думы. Что касается до успеха будущего круга, то он уверен был, что если не сила его велеречия, то сила истины убедит всех последовать за ним на великое предприятие. Совершенно противные чувства волновали душу и не дали покою Мещеряку. Он изобретал способы, как бы тайно разделить дружину, надеясь сделаться главою противной стороны. Подобно борьбе стихий небесных, необузданные страсти честолюбия и мщения бушевали в его сердце. Ему сделалось душно в кибитке башкирской, и он вышел на воздух. Оглушительные раскаты грома, огненные молнии и порывистый вой ветра ответствовали внутренней его буре. С каким-то особенным наслаждением глядел он на пылающее небо. Неожиданное появление Грозы разрушило многие его надежды и замыслы. К тому же он встретился с ним так неприязненно, взглянул на него так подозрительно, как будто отгадывал его намерения. Надобно было освободиться от столь опасного врага и соперника.
Полный сими мыслями, он возвратился в кибитку и, разбудив бережно Самуся, повел его на конец рощи, дабы шум деревьев не мешал им разговаривать тихо.
– Самусь,? – сказал Мещеряк,? – заметил ли ты, как встретил меня этот башкирский ясырь? Надо от него отделаться!
– Надо, очень надо! – отвечал Самусь.? – Тебе, видно, не гребшилось, спал как крот, а я кое-что подслушал.
– Говори скорее.
– Гроза хочет обвинить тебя перед целым кругом.
– Для чего же ты прежде мне этого не сказал?
– А зачем? Чем бы ты помог?
– Как чем? Я бы тотчас закрыл ему рот навеки.
– И это надо умеючи. За ним глядит колдун, словно домовой.
– Что ж – и его с ним вместе.
– Ты совок, да не ловок. Не диво зарезать и пятерых сонных, а нужно свести концы с концами. Я придумал лучше тебя.
– Не мучь, скажи!..
– Ты войди потихоньку в кибитку, да и угомони их, а я мигом запалю ее. Только стукни, смотри, кистенем… Если и не сгорят, то подумают, что убило волею Божьей: по эдакой грозе и не диво.
– Славно! Ай да Самусь, молодец! Только скажи поскорее, что они, проклятые, обо мне говорили?
– Гроза, видишь, перед всей дружиною хочет тебя изобличить в измене, в убийстве, когда ты пырнул его ножом в одежде московского стрельца, как наводил опричника на Луковкин дом.
– Ха, ха, ха! На это, любезный,? – прервал Мещеряк,? – у меня готовы и отговорки и доказательства. Но все-таки лучше ему зажать рот.
– Злодеи! – раздался голос при треске ужасного грома, и Мещеряк с единомышленником своим вздрогнули, как будто кто ни есть произнес их собственный приговор.
– Что ты слышал? – спросил Мещеряк.
– Будто чей-то голос, но, видно, нам помстилось – никого не видать.
И закоренелые злодеи пустились выполнять свой адский умысел.
Уже кибитка охватилась огнем, а Мещеряк не выходил из нее вон: это удивило и обеспокоило его товарища; он кинулся к нему на помощь и что же увидел при первом шаге в кибитку: храбрый Мещеряк лежал на земле, а Султан стоял над ним с разинутой пастью. Верная собака готовилась вступить в отчаянный бой с двумя убийцами, но внезапно кинула и первую свою жертву, как будто предавая ее в руки своего хозяина, который в ту минуту показался у входа. Мещеряк, опомнясь от страха, выбежал из кибитки, куда пробился уже огонь, и закричал:
– Убери своего пса, пока оба вы целы, проклятый, чуть не съел!
– И худо сделал, что не съел,? – отвечал шаман.
– Шутки не у места, господин леший, а лучше бы спасал своего товарища, чай он дрыхнет, зарывшись в новую-то шубу.
– Боги спасли его от убийц: он давно ушел к атаману.
Между тем Самусь показывал вид, что трудился над потушением пожара. Мещеряк скоро к нему присоединился, а потому прибежавшие казаки не только не могли подумать, чтобы они были зажигателями, но даже хвалили их за усердие. Пожар не имел дальнейших последствий, и только один Султан сделался жертвою злобы и мести злодеев, которые над ним отомстили свою неудачу. В минуты общего смятения Самусь изыскал случай, не быв никем примеченный, поразить двумя смертными ударами бедное животное, а потом при помощи Мещеряка столь же скрытно бросил его на пожарище. Уркунду, найдя на другой день обгорелое туловище Султана, оплакал его как наилучшего своего друга и поклялся отомстить его убийцам.
После полуночи погода совершенно переменилась, настало прекраснейшее утро, и при самом восхождении солнца курган, назначенный для собрания круга, покрылся казаками. Скоро показался и Ермак; говор, уподоблявшийся жужжанию пчел, умолк, и все стали к нему толпиться ближе. Никогда лицо Ермака не было светлее и веселее. Он поклонился на все четыре стороны и заговорил:
– Нам, храбрые товарищи, предстоит два пути: изберем выгоднейший, достойнейший нас! Первый – соединиться с могучим царем сибирским Кучумом и при его помощи, выгнав москалей из великой Перми, завладеть их богатствами и поместьями. Другой – принять предложение именитых людей Строгановых, построивших на берегах Чусовой и Сылвы укрепления и остроги, вести войну с изменником Кучумом для освобождения первобытных жителей югорских; свергнуть с себя опалу делами честными, заслугами государственными, переменить имя смелых на имя добрых воинов отечества, примириться с Богом и Русью. Я, со своей стороны, избираю последнее,? – сказал он, прослезившись.? – Выслушайте грамоту Максима Яковлевича и Никиты Григорьевича Строгановых и решите.
Тут он развернул небольшой столбец и прочел:
– «Храбрые донские воины! Во имя Пресвятая, живоначальныя Троицы, обще нами исповедуемой, зовем вас в благословенную страну нашу оборонять великую Пермь и восточный край христианства. Мы имеем крепости и земли, но мало дружины, имеем жалованную царскую грамоту на землю неприятельскую, но не имеем силы завладеть оною. Пойдемте с мечом и огнем за Каменный Пояс и покорим золотое царство и нечистивого Кучума…»
– Идем в великую Пермь! – закричало несколько голосов, но Ермак, заметя, что голос сей был не общий, сказал без всякого негодования и гнева:
– Если из вас находятся таковые, которые не согласны со мною, пусть скажут свое мнение, пусть представят свои доводы и опровержения – я первый соглашусь с ними, коли убедят меня.
Мещеряк, ободренный краткостью Ермака, с бесстыдством выступил на сцену и, поклонясь также на все стороны, сказал:
– Мы все уверены, что Ермак Тимофеевич поведет нас туда, где лучше; но да позволит представить, что многие из дружины боятся пуститься в столь отдаленный край, где, слышно, ночи бывают по месяцу, где звери и птицы от стужи на лету мерзнут. Больно оставить родину, страшно лечь костями в снегу студеном! Другие толкуют, что честнее служить царю Кучуму, даром что он басурманский, чем Строгановым. И где торговым людям воевать царя сильного и храброго? Лучше бы им класть на счетах барыши, чем водить рать. Ты боишься царя московского оттого, что худо знаешь положение дел его…
– Веди на Иоанна, умрем за родину! – раздалось в дружине.
– Я вижу,? – перебил Ермак с возрастающим жаром,? – что те, которые желают брани против Иоанна, худо знают москалей. Русский никогда не поднимет руки на своего царя; он вытерпит от него все несправедливости, все обиды и жестокости, веруя, что злой царь есть бич, ниспосланный Всевышним в наказание народу, и никакая земная власть его судить не может; что помазанник Божий одному Богу отдает отчет в волоске, несправедливо сорванном им с головы последнего из рабов своих. А потому, поверьте, что Иоанн, несмотря на то, что упивается кровью своих подданных, мучит их, терзает для потехи своей, не уважает ни добродетелей, ни заслуг, ни доблестей,? – тверже сидит на престоле, чем турецкий султан после каждого набега казаков на Азов. Поверьте, что к нам пристанут одни воры и разбойники… Пора, братцы, оставить ремесло, противное христианству,? – произнес Ермак с чувствительностью и со слезами на глазах,? – ремесло, не терпимое ни в каком государстве, и если хотим искать опасностей, то поищем не бесславных… Награды и почести, полученные от признательности царя и отечества, прочнее, благороднее…
– Остановитесь, остановитесь! Идем с тобою в Пермь!? – закричали казаки. Истина слов Ермака тронула, проникла в сердца грубые, но еще не лишенные угрызений совести.
Мещеряк, видя неудачу свою, первый сорвал с головы своей шапку и, кинув ее вверх, закричал:
– Ура! Ермак Тимофеевич, веди нас в великую Пермь, на полночь, на край света!
Вся дружина единодушно последовала примеру хитрого Мещеряка: шапки взлетели вверх, и раздалось громкое, радостное:
– Ура! В великую Пермь! На Кучума!
В эту самую минуту упало к ногам Ермака нечто огромное. Гроза и Кольцо схватились уже за мечи, подозревая Мещеряка в новой измене, как внезапное появление шамана обратило на него общее внимание. Уркунду с незаметной доселе в нем важностью и достоинством подошел к Ермаку и голосом пророческим с расстановкою сказал:
– Иди, Ермак, иди на полуночь! Тебя призывают боги отцов моих отмстить нечистивцу, поругавшемуся над чистым их служением, заменившему жертвы, им приятные, бессмысленным учением Корана. Смотри, у ног твоих лежит орел, поймавший лукавого зверя полуночных лесов – черную лисицу. Так ты именем царя московского победишь черного Кучума и всех завистников; и если боги ниспошлют тебе мудрость для избежания сетей измены, то будешь свидетелем своей славы…
Произнеся последние слова сии, шаман искал, казалось, взорами Мещеряка, но он, как будто по предчувствию, скрылся между тем в толпе народу.
Событие сие принято было казаками за счастливое предзнаменование, ибо никто не заметил, как шаман пустил стрелу в орла, долго парившего над курганом со своей добычей. Во весь день леса и горы вторили торжественное «ура!» и восклицания: «На Кучума! На Кучума!»
Часть вторая
Глава первая
Взгляд на Орел-городок.? – Любопытное предание.? – Великолепие палат Строганова.? – Его богатство и могущество.? – Прелестная дочь Максима Яковлевича.? – Лифляндский рыцарь.? – Безрассудная любовь.