Коромысла и толкунчики. До этого были «Я и зелёные стрекозы»

Грузин продолжал жевать, на его пухлых щеках, отражались сполохи от телеэкрана. Больше десяти лет назад, здесь на базе, иногда замерзала капуста, и все окрестности пропитывал сладкий запах, который легко можно было спутать с ароматом свежеиспечённых булочек. Мне не нравился этот аромат, но я был вынужден им дышать, когда ждал электричку на платформе, сейчас я смотрел на цветные сполохи на жирной коже, и отвращение комом подходило к горлу.

Грузин слез со стула, пультом выключил телевизор, и ушёл на кухню. С кухни пришёл молодой низкий парень, как специально с чёрной лоснящийся шевелюрой.

– Простите! – сказал я с улыбкой – мне нужно зарядить телефон.

Парень молчал, он достал свой смартфон, и стал бойко набирать сообщения. С высоты своего роста, я видел, что он шлёт одинаковые сердечки и будильники разным контактам.

Безответно повторив свою просьбу ещё раз, я покинул заведение, двери за мной, заперли на засов.

После заминки, бодро – мороз щипал лицо и руки, я побежал в сторону университетских общежитий.

Несколько лет назад, мне было больно осознавать, что самые сладкие годы моей жизни, единственное время которое вспоминается с теплотой, будет не в будущем а в прошлом. Но после обучения, и бесславного окончании научной карьеры, счастье осталось в юности, заметная часть которой стелилась словно туман среди четырнадцатиэтажных домов Петродворцового учебно-научного комплекса (ПУНКа).

Но жизнь катиться по спирали. Вчера, я скромно хотел найти своё счастье, покинуть Васильевский остров – преодолеть отвращение и заново ощутить вкус приевшихся любимых блюд, вкус любимых женщин, а теперь позорно отступаю, возвращаюсь, и начинаю с общежитий Биологического факультета. Видимо подошло время для очередного витка прогресса или деградации, и мне следует покориться жизненным обстоятельствам.

Конечно, воскресить удалое время невозможно, но может быть сохранились какие-нибудь его следы? Ведь в отсутствии назойливых счетов за пользования коммунальными услугами, есть возможность построить вокруг себя целый мир.

Помню, как всех парней с моего потока, до полусмерти избили курсанты МВД, и как неловко и трусливо мы разобрались в той ситуации. Помню, как однажды утром, я и сосед по комнате, направлялись на учёбу в Питер, встретили на первом этаже безобразную обнажённую бездомную. Это было обычное дело, комнаты в общежитии нелегально сдавались разному сброду.

От платформы, до общежитий дорога идёт между зданиями химического и математико-механического факультетов. Строгая, громоздкая брежневская архитектура, навевала мысли о чопорности и глупости, но это была иллюзия. На факультетах и в общежитиях всегда кипело множество умных ребят.

Как-то с одной подругой, она сейчас работает в научной библиотеке, мы ночью шли мимо Мат-меха, было прохладно и мы укутались в одеяла, на крыльцо факультета вышел охранник, и сказал по рации:

– Живых здесь нет!

Мы смеялись, это была знаковая фраза. Мне и сейчас было смешно, когда шёл мимо того самого крыльца, где возможно упустил своё счастье. Крылья воспоминаний несли меня ввысь, и я словно видел себя со стороны, с высоты пятого этажа.

Вот я, долговязый продрогший человечек, с тяжёлой белой канистрой в руках, нерешительно подхожу к бетонному забору, которым сейчас обнесены общежития. В счастливые времена, ни забора, ни охраны здесь не было. Человечку повезло, от мороза турникеты, вышли из строя, охрана скрылась в будке у компьютера, и он подтолкнул дверцу канистрой, беспрепятственно вошёл на территорию студенческого комплекса.

Ещё семь лет назад, он мог бы рассчитывать на приют у добрых, хлебосольных людей. А теперь, когда они все разъехались по стране, ему осталось лишь наедятся на чудо случайной встречи. Между корпусами сновали студенты, они равнодушно шли мимо случайного посетителя, и даже спирт, их не интересовал.

Человек подошёл к 12-шке, – старому приюту биологов. Вход в здание осуществлялся по электронным ключам, но по снегу петляла обходная тропинка. Она привела посетителя к чёрному входу на пожарную лестницу. Он беспрепятственно попал внутрь общежития, его сердце билось в приятной истоме.

Человек поднялся на тринадцатый этаж, здесь была его первая, первокурсная комната. На её дверях, он вывел своей рукой следующие строки:

Никогда не ругайте студента,
если сильно бывает он пьян
Лучше в душу ему загляните —
Вы увидите сколько в ней ран.

Я не был автором этих строчек, мне удалось удачно переделать дембельское солдатское творчество. В них не было стопроцентной правды, мы особо не мучились духовными терзаниями, души у нас были, но нас занимала наука, веселье и Белое море.

Тринадцатый этаж встретил меня теплом, тишиной, и рядами чистых одинаковых дверей. С удивлением я обнаружил, что двери кухонь открыты, и в них больше не живут бездомные, и помимо белоснежных газовых плит стоят холодильники.

Я зашёл на одну из кухонь, сел на стул, обнял батарею, закрыл глаза и замер. Тринадцать лет назад, эта кухня, условно называлась «Блокада». Тут жили два мальчика с длинными волосами и тягой к разрушению. Их гости играли на гитарах, они хором пели песни Алисы, Арии и Мельницы, девушки тут были влюблены в Горшка и иногда в друг друга, пиво брали ящиками, на чёрных сожжённых плитах тут жарили гигантские яичницы с хлебом, воздух был пропитом дымом.

Здесь рядом была комната, где жила довольно взрослая женщина, у неё над кроватью на ниточке, висела картонная пирамида. Семнадцать лет назад, с помощью этой пирамиды дополняя эпоху интернета мистикой, она общалась со всем ПУНКом. Её сосед по блоку, аспирант физического факультета, бледный лопоухий мальчик, выращивал ананасы, бананы и киви. Плоды на его деревьях были маленькие и вечнозелёные.

Все обитатели, того времени, сейчас уже исчезли с этой локации.

Общежития ещё не проснулись было ранние утро, любой шорох означал человека, который шел по коридору, в направлении к лифту. Мне хотелось побыть одному, согреться, зарядить телефон, побороть стыд, самоуничижение и вернуться домой. Но когда скрипнула дверь, и в кухню вошли несколько человек, я плотнее зажмурил глаза.

– Кефир испортился, оставь его – сказал девичий насмешливый голос – Пакет скоро взорвётся, оставь его тут.

– Может отнести в мусоропровод? – ответила другая девушка.

– Фу! Там после вчерашнего жидкий пол… – девушка недоговорила свою фразу. Они со своей подругой были чем-то заняты. Во мне проснулось любопытство, что же здесь могло произойти? Но я лишь плотнее зажмурил глаза.

– Откуда здесь берётся это? – вдруг сказала одна из девушек и мне показалось что она говорит обо мне – Если найдут авторов, то может последовать немедленное отчисление.

– Ренат этим занимается и Марк. Ребята молодцы ни одной стены не пропустили.

Девушки ушли, я открыл глаза и оглядел стены. Над столом, были приклеены предвыборные листовки, в последнее время они заполонили весь город.

На кухню зашли две китаянки, увидели меня, и вышли. Мой взгляд ещё немного поблуждал по стенам, пока не остановился на пакете кефира. Пакет действительно был раздут, я взял его в руки, и открутил крышку, из горлышка вырвался белый с комочками гейзер. Он оросил мне куртку и лицо.

Я вытер щёки, и решил, что кефир находится в съедобном состоянии. Может быть, процесс развития грибков и бактерий уже начался, но у меня есть спирт, если им разбавить, то в кефире свернуться белки, микроорганизмы погибнут, и должно получится что-то похожее на питательную жидкость. Не теряя времени, я осуществил задуманное, не сильно интересуясь результатом. Полученная бурда, могла сойти за китайскую водку.

В коридоре раздался шум, послышались резкие агрессивные звуки.

– Вот здесь! И здесь! И тут! – говорил чей-то требовательный голос – И тут тоже!

Я выглянул в коридор, в отдалении от кухни, стояла женщина в очках, с впалыми щеками и цепким взглядом. Что-то неуловимо знакомое было в её облике, видимо она здесь обитала ещё с наших времён!

– Он ещё не ушёл! – крикнула она – Он на кухне.

Повинуясь инстинкту, я схватил канистру и побежал в сторону пожарного выхода. Крики раздавались всё громче.

– Он разбил окно! И липкой гадостью нарисовал крест!

Женщина явно не ценила сон студентов. Её децибелы, перекрывали давнишний вой старухи. Я бежал вниз по скользким ступеням, и в итоге, на пятом этаже, запнулся ударился об грубую кирпичную стену, и забился в угол лестничной площадки. С верхних этажей, слышались звуки погони.

– Он побежал на верх! – сказал мягкий мужской голос – Закрой дверь и успокойся!

– Нет! – верещала женщина – Он побежал вниз! Он побежал вниз! Всему Вас надо учить!

Я слышал, как заперли двери и всё стихло. Спокойно, не спеша, я поплёлся вниз, в одной руке у меня была канистра, в другой кефирный пакет. На вкус полученная бурда, ничем не отличалась от обычного разбавленного водой спирта.

Около турникетов суетилась охрана. Они проверяли входящих, а за территорию ПУНКа выпускали без контроля. На Ботанической улице на остановке стоял автобус. Люди, идущие мимо меня, стремились в него попасть. Этот автобус, бесплатно вёз универсантов до ВУНКа, то есть до главного здания университета, расположенного на Васильевском острове.

Восприняв подарок судьбы как должное, я скромно, зашел в салон, и прошёл на задние места. Другие пассажиры, не обратили на меня внимания. Возможно во мне до сих пор сохранился облик целеустремлённого универсанта, и я со своей канистрой и кефирным пакетом не выглядел чужаком среди местной публики.

Со скрипом, автобус тронулся с места, в нем было не больше десятка пассажиров. Я задремал, положив укутанную капюшоном голову на окно. Мои глаза были закрыты, но я отлично понимал, что происходит вокруг в салоне и на дороге. Один канал получения информации это – дрожание салона и вибрация стекла, через прислонённую голову, волны улавливается костями черепа. Другой канал – звуки, слух в такой ситуации приобретал кошачью остроту. Мне хватало информации, чтобы визуализировать ясную цветную картину окружающей реальности.

Мне хотелось общения, но я сидел уединённо и ставил эксперименты о «…чувственном существовании человека в условиях замкнутой системы автобуса». Так бывает всегда, если вы просыпаетесь ночью, и сразу, по любому, но чаще нервическому поводу начинаете пить этиловый спирт. Вы начинаете ставить эксперименты, моделировать ситуации, и по мере спиртового отравления всё чаще и чаще закрывать глаза. Любой эффект окружающего мира, будь то люди или здания будут раскрываться с виртуальной изнанки мира. И вы будете думать – сумрачно, в виде хронических волн. Вы будете думать много, очень думать. Сознательно или бессознательно это не важно. Вы будете думать до полного этилового отравления тела.

Водитель забыл включить в салоне свет, чему молча радовались все попутчики. Хотя, если прочувствовать момент, становилось понятно, что водитель специально не включил свет чтобы обрадовать своих пассажиров. Ботанический улица, по которой мы ехали, была освещена натриевыми лампами, с приятным кремовыми, оранжево-розовым свечением. В салоне, свет уличных фонарей дополнялся тусклым синим поблёскиваем дисплеев планшетов и смартфонов. Студентов среди пассажиров не было, слишком рано для начала лекций, – ехали доценты, старшие преподаватели, может быть профессора. Возможно среди них были и мои бывшие коллеги, сослуживцы, но я хоть и имел нужду в деньгах и общении, не пытался их отыскать, так как утерял навык коммуникации с мало знакомыми людьми. И болезненное чувство такта, подсказывало, что мало кто захочет, утром, по пути на работу, общаться с замерзшим, потребляющим спиртовую бурду человеком, даже если этот человек, является шапочным, университетским знакомым.