Проездом

– Почему он пропал? Глаз не кажет?

На этот возглас Стягина Федюкова, обращаясь больше к доктору, потише выговорила:

– У них опять большая беда…

– Что такое? – вскричал Стягин. – Отчего же он мне не даст знать?.. Вот чудак!..

– С Марьей Захаровной неладно? – уверенно спросил доктор.

– Да, Павел Степанович… припадки сильнее прежних, и так неожиданно.

– Кто же позван?

– Я не знаю, как его фамилия.

– Большая ирритация, значит?

– Большая… Я послала сестру Соню к ним… При детях бонна такая неумелая. Дмитрий Семеныч не знает, как ему и разорваться.

– И мне ничего не дал знать! – вырвалось у Стягина, и он завозился на кушетке.

Ему стало досадно на приятеля за такую скрытность и как бы немного совестно перед Федюковой за то, что он ничего не знает про беду, случившуюся с Лебедянцевым.

– Вы не заедете ли, Павел Степанович? – тоном полувопроса выговорила Федюкова.

Стягин глядел на ее немного побледневшее лицо и на выражение больших глаз. Она сдерживала волнение. И вид ее душевного расстройства трогал его.

– Как же, как же, – зачастил доктор, – сейчас поеду. Если пригласили Коровина – она в хороших руках.

– Кажется, я не знаю наверное.

– Пожалуйста, доктор, – остановил его Стягин, – скажите Лебедянцеву, чтобы он дал мне знать, что у него, и завернул бы, когда можно будет.

– Ладно, ладно… А вы – молодцом! Никакими новыми лекарствами пичкать вас не следует… Наружные средства только… Завтра я не буду. Никакого осложнения не предвидится. Только лежите посмирнее и не сердитесь на то, что попали в ловушку!..

Веселый смех доктора разнесся по комнате.

Его проводила в переднюю Федюкова, там о чем-то тихо поговорила с ним и тотчас же вернулась.

Любопытство Стягина было возбуждено, – именно любопытство, а не сердечное участие к приятелю. Он продолжал досадовать на Лебедянцева, и ему как бы неприятно сделалось от того, что Федюкова с таким расстроенным лицом говорит о беде, постигшей его приятеля.

– Что такое у Дмитрия Семеныча? – спросил он, как только Федюкова показалась в дверях.

Она не сразу ответила, села у стола и тихо опустила руки по коленам.

– Вы разве совсем не знаете Марью Захаровну?

– Жену Лебедянцева?

– Да.

– Видел… очень мало…

– Давно?

– Не помню, в один из моих приездов в Москву, лет больше пяти тому назад… Он только что женился тогда…

Вспомнилась ему, когда он говорил эти слова, тесная квартира Лебедянцева где-то на Садовой. Жена показалась ему "кухаркой", он нашел, что у нее ужасный тон и что жениться на такой некрасивой и скучной женщине – совершенная нелепость. Потом он никогда о ней не думал и в редких письмах к приятелю ни разу не передавал ей даже поклона.

– Это – превосходная женщина! – начала Федюкова и оправила рукой волосы жестом, который Стягин находил очень красивым.

– Очень уж, кажется, незанимательна.

– На чей взгляд, Вадим Петрович. Чудесной души и верный товарищ мужа… Ведь у них четверо детей!

– Зачем столько?.. Разводить нищих!..

Федюкова поглядела на него с недоумением, и взгляд ее серых, вдумчивых глаз смутил его.

– Вы возмутились тем, что я сказал? – спросил он с усмешкой.

– Как же быть? – выговорила она.

Эта фраза звучала странно в устах девицы, но Вера Ивановна выговорила ее спокойно и целомудренно.

– Положим! – поспешил он оговориться. – Так что же с ней? Какие припадки?

– Когда она… в таком положении, – и это Федюкова выговорила совершенно просто, – на нее находит психопатическое состояние.

– С ума сходит? – резко спросил Стягин.

– Временно… Иногда припадки неопасны, тихое расстройство… Она хохочет, валяется по полу, как маленький ребенок. А на этот раз… гораздо сильнее… Вчера, говорят, был ужасный припадок… Так жаль!

И она смолкла. В голосе заслышались слезы.

Стягина начало разбирать какое-то жуткое чувство. Ему впервые делалось стыдно за себя перед московским приятелем. Никогда он не спросил его про жену, не знал даже, сколько у него детей, двое или четверо, каково приходится ему выносить тяготу трудовой жизни с большим семейством.

– Жаль и Дмитрия Семеныча! – продолжала Федюкова. – Он все смеется и балагурит, а какую выдержку надо иметь! И такого честного, знающего человека выгнали со службы!

– Когда?

– В прошлом году.

– Да ведь он мне говорил, что служит где-то.

– В одном частном обществе… И должен мириться с ролью… конторщика.

По белому и красивому лбу Веры Ивановны прошла тень.