Проездом

Ему не хотелось, чтобы она узнала имя, фамилию и адрес той женщины.

– Очень вам благодарен, – сказал он с ударением и весь вытянулся.

В ногах он чувствовал маленькую неловкость, но общим своим состоянием был сегодня особенно доволен.

– Теперь почитаем еще немного, если вы не устали, Вера Ивановна.

– Нисколько!

Она взяла опять газету. Стягин опустил голову на подушку и закрыл глаза. Русское чтение вслух, от которого он отвык, вызывало в нем дремоту, не достаточно будило его мозг.

– Вера Ивановна! – остановил он ее. – А если бы вы почитали мне по-французски?

– Охотно, Вадим Петрович, да не знаю, как вам нравится мое произношение. Вы – парижанин, и я так не сумею произносить, как вы.

Она тихо рассмеялась.

– Вы хорошо читаете!.. Вон там, на столе, книжка в зеленоватой обложке… Извините, что это будет для вас суховато немножко.

– Вот эта? – спросила Федюкова и показала ему, с места, книжку в зеленоватой обложке.

И, поглядев на заглавие, она выговорила, как бы про себя:

– По психологии. Это очень интересно…

– Имя автора вам известно? – спросил осторожно Стягин.

– Да… Я читала его другие вещи… в таком же роде…

Федюкова выговорила это с опущенными ресницами, серьезно, без всякой рисовки.

– Вы интересуетесь психологией? – спросил Стягин оживленно.

– Очень. Только новые книги трудно доставать, а покупать… для меня дорого… Вы позволите начать?

– Сделайте одолжение!

Выговор ее был слишком мягкий, но приличный. Она делала ошибки в выговаривании гласных, и звук фраз выходил русский. Но в общем он оставался доволен и очень был рад тому, что она владеет французским языком гораздо больше, чем он ожидал.

Некоторые термины заставляли Федюкову останавливаться, и она спрашивала их объяснения, но это случалось редко.

И после каждого объяснения, которое нисколько не утомляло его, Вадим Петрович обращался мысленно к той, кому он продиктовал письмо.

Та до сих пор чужда всякого научного интереса. Для нее серьезная книга только « un bouquin». Она находит пустым занятием чтение всяких таких «bouquins» и смотрит на него, как на лентяя, не знающего, как занять свои досуги. Когда ему случалось заболевать в Париже, она еле-еле способна была прочитать ему несколько столбцов из «Figaro», и ее чтения – картавого, трескучего и малограмотного – он почти не выносил, даром что у ней парижский акцент.

И опять он подолгу останавливался, смотря вкось, на фигуре Веры Ивановны, ее бюсте, свежести лица, прекрасных волосах.

"Уже не девочка, зрелая девица, а как свежа!" Та, кому он сейчас диктовал, давно уже красится на разные лады. Да он не помнит, чтобы она когда-нибудь была свежа и не подкрашена. И волосы у ней не свои. И душится она нестерпимо сильно. Войди она сейчас сюда – он совсем бы не обрадовался; сейчас между ними пошли бы раздраженные разговоры, и он, наверное, провалялся бы больше, лишившись своего теперешнего покоя.

VIII

Визитов доктора Вадим Петрович дожидался с удовольствием.

Вот и сегодня, когда Вера Ивановна ушла, по его поручению, на Кузнецкий – купить книгу у Готье и еще чего-то у Швабе, – он приветливо поздоровался с Павлом Степановичем Яхонтовым.

– Добропорядочно ведете себя, – говорил доктор, присаживаясь на край кушетки, – добропорядочно. Если так пойдет – через неделю на выписку можете.

– А морозы? – спросил Стягин и указал движением головы на окно.

– Морозы? Ничего! В карете будете ездить.

– Да, по Москве… А если понадобится отправляться в деревню?

– Увидим, увидим!.. Больших морозов еще не будет, бог даст!.. А пока надо о ближайшем думать, вперед труса не праздновать. Теперь за вами образцовый уход… Барышня-то у вас, Вера-то Ивановна – золото… Приятель ваш чистое вам благодеяние оказал.

– Вы ее знали и прежде? – спросил с интересом Стягин.

– Как же… через Лебедянцева. Особа достойнейшая. Вся семья ею держится… Мать почти слепая. Сестренка в гимназии, брат – студент. Вот она при вас почти целый день, а успевает еще урок дать и по ночам работает.

– И как свежа!

– Хотя питание, наверное, было всегда плохое… Крепыш!.. Выносливая, героическая натура… Хорошего бы мужа… Всякого осчастливит. Да нынешние молодые люди на женитьбу туги.

– Она уж не очень юна? – тоном вопроса выговорил Стягин.

– Лет двадцать семь-восемь – не меньше.

– А-а, – протянул Стягин, и ему стало почему-то приятно, что Вере Ивановне под тридцать, при такой свежести, красивом, молодом лице и видном стане.

Ему захотелось даже успокоить доктора насчет того, как Вера Ивановна теперь питается у него. Он оставлял ее и обедать. Левонтий нашел старика-повара, ходившего к нему в богадельню, умеющего отлично готовить для больных; но Вера Ивановна получала полный обед.

– Да, редкая девушка! – выговорил доктор и погладил себя по крутому лбу.

В первый раз Стягину так легко было вести разговор с москвичом, испытывать на себе его добродушие и славянскую мягкость и сочувственно думать о женщине, которая так умело и приятно ходит за ним.

Как раз в эту минуту тихо отворилась дверь, и в комнату вошла Федюкова.

– А! Вера Ивановна! – шумно встретил ее доктор, встал и крепко потряс ее руку.

И Стягин протянул было ей свою, но она сказала ему:

– Я с холоду, Вадим Петрович.

– Откуда бог несет? Из дому? – спросил доктор.

– Нет, я ездила на Кузнецкий, а оттуда завернула на минуту к Лебедянцевым…

Лицо Веры Ивановны затуманилось. Стягин это тотчас же заметил: