Кваздапил. История одной любви. Начало

– Все равно, если ты не согласишься, то я не встану первой. Наоборот, я восприму это как твое желание поглазеть на меня. Еще и обижусь.

– Поглазеть?! Обидишься?! Ты?!

– Скажешь, это не так?

– Сдалась ты мне сто лет!

В опровержение декларируемой позиции взгляд-изменник метнулся вниз, на гладь матовых островов, подсвеченных лампой, они контрастировали с Куинджевской чернотой намокших понизу темных прядей и дьявольскими магнитами глаз. Мадина знала себе цену и пользовалась этим, партия шла не на равных. К сожалению, это понимали мы оба. К сожалению для меня.

– Да я вообще отвернусь или закрою глаза!

И я отвернулся в сторону.

Было бы куда. От себя не убежишь. Чего не видели глаза, чувствовала кожа и помнила память. Особенно не давала покоя родинка на груди. Надо же расположиться в таком месте, чтобы всегда быть на виду. Теперь, зная о родинке, разве забуду я весь пейзаж при каждом взгляде завтра и всегда?

– Хорошо, – сдалась паршивка, при этом явно что-то замышляя. – Закрой глаза обеими руками, и не подсматривать, договорились?

– Догово… Стоп!

– Нет, уже договорились! – всхохотнула Мадина, и ее ладони хлопнули меня по коленям. Понизу пошли теплые волны.

– Нарочно, да? Нравится меня в угол загонять? Садистка!

Довольно улыбаясь, Мадина пожала плечами:

– Тогда возвращаемся к прежнему условию, в нем было, чтобы я встала, оделась и вышла. Но мне нужно еще вытереться. Это сделаешь ты.

Белозубая улыбка ударила меня по глазам.

Интересно, сколько бедолаг уже попало в сети вертихвостки, которую всемерно оберегали от чего-то подобного все окружающие, как свои, так и чужие. И как эти бедолаги выкручивались – тоже любопытно. Или… не выкручивались?!

– Хватит. Это уже не игрушки.

Поняв, что при любом раскладе придется унизительно вилять хвостиком во всех смыслах, я сделал простейшее, на что давно решался, но никак не мог. Слова еще вылетали, когда мои руки взялись за голени Мадины и толкнули назад. Нежный, но крепкий захват распался, тела расплелись, и меня, к восторгу Мадины представшего на секунду во всей красе, пулей вынесло за бортик. Я похватал свои вещи, и дверь за мной захлопнулась.

Уф. Чертовка бессовестная. Как теперь в глаза Гаруну смотреть? Мадина нарочно расстраивает нашу дружбу, или это месть за что-то? Скажем, за недостаточное внимание. Фиг ее знает. Чего хочет женщина – того хочет Бог, а пути Господни неисповедимы.

Глава 7

Обтеревшись полотенцем из запасного комплекта, я натянул одежду на сырое тело и тревожно оглянулся на слишком быстро вышедшую из ванны Мадину. Вместо прежних вещей на ней, спускаясь до середины бедер, мешковато висела белая футболка Игоря, самого длинного из моих приятелей. Мадина сняла ее с веревки, где та сушилась. Футболкой одеяние и заканчивалось.

– Изображая испуганного кенгуру, ты намочил мою одежду, ей теперь надо подсохнуть. Владелец майки не обидится, что она опять стала немного влажной? Надеюсь, он не заметит, я потом повешу обратно, как было.

Мадина вытерла босые ступни о половичок и оглядела комнату, словно увидела впервые. Впрочем, допускаю, что именно так. Когда она вошла и обнаружила, что я в ванной, могла влететь туда, не глядя по сторонам. В старинной песне звучало: «Первым делом – самолеты, ну а девушки – потом». Мадина жила по аналогичному принципу, перефразированному в гендерном плане. Примерно так: «Первым делом – желаемое, на остальное внимания не обращаем вовсе или вспоминаем о нем, когда не о чем поговорить».

Мое жилище произвело впечатление. Спартанская обстановка. Ничего лишнего. Глухие занавески без всякого тюля (зачем его, вообще, придумали, кроме как пыль собирать?) Шесть суровых мужских кроватей – мятых, пыльных, с кучей вещей поверху. На стенах – ни постеров с актрисами-певицами или другими голыми бабами, как любят одинокие парни, ни даже часов. Часы у каждого были в телефоне, а у самых крутых еще наручные. Портить стены запретили хозяева квартиры. Для излишков у нас были шкафы, а для самого необходимого – пол под кроватью каждого.

– Даже телевизора нет, – донеслась невеселая констатация.

– А зачем?

Мадина не нашла, что ответить. Красивым шагом от бедра она прошлепала на кухню. Зашумел наполненный чайник, звякнули чашки.

Кухня у нас – такой же, извиняюсь, свинарник, как и комната: аскетично-спартанский, заваленно-грязный. Что еще ожидать от шестижды холостяцкой кухни? По одну сторону прислонился к стене колченогий стол с тремя табуретами (большее количество едоков кухня за один раз не вмещала) и айсбергом выпирал холодильник. По другую сторону кучковались неряшливые шкафчики, и несколько пакетов с мусором ждали оказии или восстания машин, в зависимости, что наступит раньше. Стальную раковину заполняла немытая посуда, что вполне типично для проживания одиноких парней, где любой рецепт, что начинается с «возьмите чистую тарелку», заранее обречен на выброс.

Сейчас кухня преобразилась. Из окна поливало солнцем, но вовсе не яркий свет волшебно воздействовал на глаза и душу. Набор привычной мебели и предметов превратила в сказочный антураж девушка в футболке. Она – самое прекрасное, что когда-либо украшало это помещение. Да и соседнее тоже.

Как бы ни возражал внутренний голос против присутствия здесь Мадины в таком виде, а душа и глаза, как я только что сказал, радовались. Гарун объяснял задачу сестры в скором браке так: «Только взор мужа радовать». Зрелище, открытое моим глазам, намекало, что в этом плане у будущей семьи проблем не будет.

По сравнению с Мадиной я имел вид предельно презентабельный. Рубашка, джинсы, под ними – трусы, на ногах – носки. Джентльмен. Только галстука не хватало, чтобы с полным основанием объявить: «Бонд. Джемс Бонд».

Любоваться девичьими прелестями было приятно, но нежданное вторжение извне поставит на двух жизнях жирную точку. Еще только размышляя о возможных последствиях, я обнаружил себя вставлявшим ключ в скважину замка. Теперь снаружи не открыть. Такое у нас не практиковалось, это мера крайнего случая. Вдруг кто-то внутри не один и не хочет, чтобы его беспокоили? Конечно, о форс-мажоре следовало предупредить по телефону, и никто в здравом уме не сыграл бы в третьего лишнего. Другое дело, что до сих пор эксклюзивным правом на уединение ни разу не пользовались. Такая у нас компания подобралась. Первым делом – самолеты, как бы ни мечталось об обратном.

И все же слухи обо мне и Мадине ни к чему, а ключ в замке – прямой намек на щекотливые обстоятельства. Оценив расстояние от кухни до ванной, я вытащил и убрал ключ. Вернуться никто не должен, но если случится непредвиденное и дверь оживет скрежетом ворочаемого замка, я успею затолкать гостью в ванную, а тому, кто придет, объясню, что сестра друга забежала за книгами и ей зачем-то срочно понадобилась ванная. Чем меньше подробностей, тем лучше.

При чужих Мадина вряд ли выйдет из ванной без платья.

На душе стало спокойнее. Ну, немного спокойнее.

– Прости, – донеслось едва слышно, когда я вошел на кухню вслед за Мадиной, – я хотела как лучше. Ты такой симпатичный…

Я – симпатичный?! Никогда так не считал. И все, кто до сих пор мне встречался, тоже. Или я что-то понимаю не так, или ситуация резко накренилась в лучшую сторону.

– Ты мне очень нравишься, – без паузы продолжила Мадина. – Давно. Еще когда маленькую защищал от всех, в том числе от брата.

– Защищал? – удивился я. Память по запросу ничего не выдала. Слишком давно это было, и слишком многое произошло после. Старые впечатления забились новыми.

У Мадины, видимо, замещения не произошло, или женская память устроена по-другому.

– Не помнишь? А я помню. Долгие годы ты был моим тайным героем, и теперь, когда мы, наконец, встретились… Мне казалось, что я тебе тоже нравлюсь хоть немножко.

Голос ее дрогнул, еще чуть-чуть – и начнутся слезы, хлопот не оберешься. И мне, недоуменно примеривавшему на себя невообразимую роль героя девичьих грез, пришлось успокаивать:

– Конечно, ты мне нравишься.

Влажные омуты мгновенно просохли:

– Тогда… в чем же дело?

Вот оно, современное воспитание. Сначала запад пришел на север, теперь, как видно, и на юг. Цивилизация, мать ее свобода-равенство-братство, наступает. А если кто-то наступает, то одновременно кто-то должен отступать или капитулировать. Логика. То есть, здравый смысл.

А он, здравый смысл, знает, что лучшая защита – нападение.

– Скажи прямо, чего ты хочешь, – отрезал я нам все пути назад.

Мадина смутилась. Наконец-то.

– Быть сегодня с тобой.