Зимопись. Книга шестая. Как я был стрелочником

Вот оно как, оказывается, быть рабовладельцем. Поздравляю, Василий Иванович, с почином.

– Тогда сразу расставлю точки над… – Пришлось закашляться, ведь «и» здесь без точек. – Над «ё». Кстати, ты грамотная?

– Не. – Довольная Калинка подтвердила сказанное мотанием всклокоченной головы.

– А ты? – Я обернулся к Любославе.

– Зачем?

Весело. В присутствии моих девушек точки можно ставить над любой буквой, их не смутит. Впрочем, я хозяин, мне по-любому можно ставить их как угодно.

– Так вот. – Я снова обратился к обеим. – Передо мной не лебезить, не навязываться, не называть меня «хозяин», когда мы наедине. Мы друзья.

Челюсть Калинки отвалилась, она глянула на Любославу. Та подтвердила, что да, у нас так.

Калинка тупо моргнула.

– Как же вас называть? – прошептала она прямо в ухо, щекоча волосами.

– По имени.

– Спасибо!

В щеку прилетел поцелуй – влажный, долгий, горячий. Я вытер обмусляканное ладонью, руку перехватили, поцелуи стали покрывать ее снизу доверху. Я отдернул.

– Сказал же…

– Не лебезить и не навязываться! – радостно протараторила Калинка. – А я не это, я из благодарности!

– Друзьям достаточно слов.

– Мою благодарность не выразить словами!

На своей стороне фыркнула Любослава. Калинка хотела возмутиться и что-то добавить, я перебил:

– Друзья не нуждаются в благодарности. Закрыли тему. В общем, перед чужими не открываться, просто играем роли, пока не окажемся вне досягаемости ушкурников. На берегу найдем безопасное место, я помогу вам устроиться и отправлюсь дальше. Больше об этом ни слова, ясно?

Лоб Любославы ткнулся в плечо, что означало кивок, левую сторону тела обволокло мягким пухом. А соседка справа не успокоилась:

– А вы? Куда вы потом?

– Нужно найти одного человека.

– Могу пойти с вами и помочь. Не подумайте, я не буду обузой, я пригожусь!

Калинка еще сильней налегла на меня боком. Приложилась так плотно, что по тыльной стороне ладони царапнуло щетинкой. Моя вытянутая вдоль тела рука попыталась отдернуться, но, увы, было некуда. Калинка отметила движение и задавила позыв новым нажимом, решив, что лучше знает о моих желаниях и потребностях.

Самое обидное – неправой она не была. Потребности имелись. И желания, само собой. Куда без них, если лежишь между представительниц противоположного пола, выступающих в качестве грелок и укрывашек. Организм реагировал как положено в таких случаях. Меня едва не кинуло в нерассуждающий омут безумия, едва сдержался. Трудно передать, чего это стоило.

Усилие воли вызвало перед глазами Зарину. Печальный взгляд, родные черты, золотые локоны…

Все встало на места.

– План озвучен, и он не поменяется. – Я сурово глянул на соседку, так стремившуюся одарить нового хозяина, который стал единственной защитой от прочих. Затем не вытерпел: – Прости за странный интерес… зачем ты удаляешь волосы?

Лоснящаяся гладкость там, где у других суровые леса или разноцветные газончики, давно нервировала взгляд. Дни шли, а ничего не менялось. Она продолжала бороться с природной растительностью, в чем ей кто-то должен был помогать. Хотя бы клинком, ибо бритв здесь не знают. Просто так пленнице нож не доверят.

– Вам не нравится? Скоро все зарастет!

– Хозяин спросил «зачем», – напомнила Любослава.

– Меня заставляют. – Калинка опустила глаза. – Э-э… заставляли.

Вопрос не о том. Сам виноват, не умею правильно формулировать.

– Как ты попала сюда в таком виде? – скорректировал я.

На языке вертелось, множилось и готовилось убежать «Кто научил? Кто, вообще, это придумал? Где такое видано, кроме мира, откуда я родом? Ввел кто-то из моих земляков? Кто?! Где?!»

– Начну с того, что я дочь Еконоградского конязя.

– Дочь конязя?! – Ни фига себе абзац. Что ни день, то открытия.

– От наложницы.

Грусть в голосе Калинки рассказала о пропасти между этими понятиями.

Мой взгляд выразительно осведомился: мол, типа, и что? Какой дополнительной информацией нужно владеть, чтоб понять глубину трагедии?

Трагедия имелась. Девушка разложила мне, абсолютному незнайке, который словно с луны свалился, ситуацию по полочкам.

Издревле установилось, что раз в три года благодарный народ дарит конязю новую наложницу. В реальности правитель, конечно, сам выбирает. Прежнюю забирают папы, о ней больше никто никогда не слышит. Законные наследники конязя имеют право избрания на престол, а детей наложниц при рождении отбирают у матерей. Папы распределяют их в крестьянские семьи на условиях анонимности. Дети растут, со временем узнают про отца, а имя матери сразу и навсегда вычеркивается из истории. До выбора профессии не доходит: в нужный момент объявляются папы, и жизнь круто меняется. Подросшие бастарды становятся доходным товаром. Многие местные и гости хотят заполучить родную кровь правителя – одни из честолюбия, чтоб прислуживал как бы член семьи того, перед кем сами пресмыкаются, другие для утех по той же причине, третьи именно из-за крови для каких-то опытов – говорят, среди магов и других ученых (процитировано дословно) династическая кровь очень ценится. Рассказчица совершенно не понимала кошмара такой жизни, глаза ей застилали картины сказочных поместий магов и состоятельных господ, которые могут позволить содержать невольников.

– А меня несправедливо забраковали и выгнали! – возмущалась Калинка. – Говорят, обманули, подсунули не ту! С какими-то записями мои приметы не сошлись. Понятно, я же изменилась за столько лет!

Любослава осторожно вставила:

– В вашей семье, имею в виду крестьян, где воспитывалась, дети не погибали?

– Какая разница, я – дочка конязя, а меня вышвырнули, словно шелудивую козу!

Слева от меня раздался вздох, объясняющий, что вопросов больше нет.

– Ту семью казнили за обман, а меня выставили за ворота! – Девушка до сих пор не могла успокоиться, глаза напоминали огнеметы, кулачки готовы были бить и кромсать. Случившееся в детстве отравило жизнь и настолько въелось в сознание, что отвергало здравый смысл. Аргументов Любославы Калинка даже не услышала. – Потом меня подобрали служивые, я жила на заставе, в конюшне пряталась от проверок начальства. Солдаты кормили, они и обрили с головы до ног в первый же день – от насекомых, которые жутко кусались. Сначала регулярно удалять волосы меня заставляли, потом стало привычкой. Теперь плохо себя чувствую, когда что-то колется и мешает.

Как всегда, сложное на поверку оказалось проще некуда. Никаких вывертов моды двадцать первого века, обычная гигиена.

– Когда заставой овладели убегайцы, меня обнаружили, а когда их выбили, я была выдворена за пределы страны как пособница. Разве это справедливо?