– Ремеслами владеешь? Нужно знать, где принесешь больше пользы.
– Был учеником кузнеца.
– На утвари или по оружию?
– Больше по доспехам.
– Неплохо. – Капитан задумчиво пожевал губами. – Читать-писать умеешь?
Я кивнул. Одна из капитанских бровей взлетела:
– Вот как? Чем еще удивишь?
Я не клоун, хотелось сказать. Не успел, что к лучшему.
– Урван, застава! – позвали сверху.
Капитан поднялся.
– Считать тоже умеешь? – Он сгорбился под низким потолком и стал пробираться к лесенке. – В двух мешках по четыре дюжины орехов по три с половиной деньги за штуку. Сколько всего?
– Двенадцать на четыре… – Я закатил глаза. – Сорок восемь на два… Девяносто шесть на три с половиной… Половина от девяносто шести – сорок восемь, а три по девяносто шесть это… это… около трехсот. Всего не больше трехсот сорока, точнее могу позже сказать, нужно немного подумать.
Урван расплылся в улыбке.
– Выздоравливай.
Снаружи проплывала известная мне застава, где собирали плату и досматривали суда, и где конязь казнил Никодимовцев. Я вспомнил бурную стремнину, через которую, как по шлюзу, корабли могли пройти лишь поодиночке. С пригорка на реку, почти полностью заваленную скалами, смотрела деревянная крепость, откуда при желании и фантазии гарантированно уничтожалось любое судно. Не опасно ли проходить узкое место с захваченным на берегу живым грузом и другими свидетельствами нарушения всех писаных и неписаных правил? Кто владеет крепостью сейчас?
Я знал: застава здесь одна, если имеется другая, то за пределами, а мы ни одной не миновали. Появись у сбежавшей Марианны желание вернуться, она пришла бы сюда. Лишь с этого участка течение выносит на противоположный берег.
– Слабость уже не настолько сильная, могу помочь, чем смогу, – обратился я к уходившему капитану.
С борта видно многое. Наперекор течению иначе как на ручной тяге горловину не пройти. Что, если Любославу как-то выпроводить вместе с остальными на берег, и если начнутся разборки с местными или не местными – сигануть за борт?
Дурацкий план. Но хоть какой-то. И ничем не хуже прочих.
Как бы ни хотелось взглянуть на крепость – нет, нельзя. Если Любославу отправят работать бурлачкой, она потеряет ребенка.
– Впрочем…
– Вот именно – впрочем, – отсек Урван. – Рабочей силы хватает, а мне твоя голова скоро понадобится. И она должна быть здоровой.
Он взбежал по вертикальной лесенке на палубу.
Чтоб бороться с мощным течением потребовались силы всей эскадры. Пленницам ради этого вернули лохмотья – пираты не желали показывать товар возможным конкурентам, которые могли оказаться выше порогов.
Челны перетаскивали по одному, навалившись всем скопом. Естественно, гигантский по местным меркам «Везучий» потребовал максимальной отдачи.
– Эй, ты! – позвала Любославу из люка чья-то бородатая морда. К тому моменту все, включая детей, уже впряглись в буксировочные канаты. – Хорошо устроилась. Жратву и ножками отрабатывать надо, а не только между. Вылазь!
– Сидеть! – рявкнул я, когда вздрогнувшая девушка беспомощно поднялась и собралась идти к лестнице.
– Чапа, много на себя берешь.
Говорившего я не знал, а теперь еще и ненавидел.
Другие ушкурники прислушивались, кто-то со смехом комментировал сценку, предлагая варианты развития событий. На меня не ставил никто, но беременную жалели. Это вызывало хоть какую-то симпатию помимо чувства желания в руки автомата Калашникова.
– Пусть потягает со всеми, развеется, свежим воздухом подышит, – продолжил бородатый. – Не все с тобой сюсюкаться да горшки выносить.
Любослава действительно ухаживала за мной как за маленьким. Я сопротивлялся, но логика подсказывала обоим: если выйду на палубу хотя б для помочиться, меня перестанут считать тяжелобольным. Это сразу скажется на девушке. Сейчас за нашу ширму из дырявой рогожки никто не совался, и мы негласно тянули время как могли. До сих пор получалось.
– Забыл, – бросил я, – напомни, как тебя кличут?
Бородатый на миг застыл, остальные на палубе, кто прислушивался, тоже притихли.
– Моржук. Зачем тебе?
– Чтоб больше не забыть.
Тишина установилась такая, что плеск мелких волн о борт превратился из фона в главную мелодию.
Моржук отпрянул. Как оказалось, уступил место подошедшему капитану.
– Чапа, ты не прав, – резко сказал Урван. – Здесь каждый зависит от каждого. Если один перестанет доверять спину другому, заработок на этом кончится.
Заработок. Так они воспринимают грабеж, насилие, убийства и пленение в рабство. Рад, если он кончится. Все для этого сделаю. Спасибо за идею.
– Моржук, ты тоже неправ, – продолжил Урван. – Если девчонка надорвется и окочурится, тот же горшок за больным кто носить будет, ты?
– Найдется, кому, полные чердаки лишних ртов везем, – пробурчал Моржук, а я в очередной раз напомнил себе: чердаки, не трюмы. Не забывать.
– Сегодня – рты, а завтра – деньги, – возразили ему с разных сторон.
– И сегодня не только рты, но и ноги. – Капитан махнул безухой головой в сторону берега.
– И ночью не только, – гоготнул кто-то.
– Объявите друг другу, что без претензий, и хватит об этом. – Урван сложил руки на груди, на лице застыло выжидающее выражение.
– Без претензий, – послушно буркнул Моржук.
Видимо, от меня ждут того же.
– Без претензий, – сообщил я из трюма.
– Отлично. – С чувством выполненного долга Урван удалился.