Кваздапил. История одной любви. Начало

– У каждого с собой должно быть что-то серьезное, иначе нас замесят. – Данила повел нас к себе домой, в двенадцатиэтажку, высившуюся над тремя «хрущевками» двора, как тираннозавр над пожилыми крокодилами.

Там даже лифт был. Пусть с обгорелыми кнопками и невыносимым запахом, но он работал. В нашем районе такое жилье считалось элитным.

Мы вошли в добротно обставленную квартиру на третьем этаже. Введя нас в одну из комнат, Данила взялся за низ дивана, где у других обычно хранится белье, и выдвинул резким движением.

– Саня, что предпочитаешь?

В ящике внавалку лежали уличные средства защиты и нападения: велосипедные и обычные цепи разных размеров, в том числе с рыбацкими грузилами на конце, бейсбольные биты, кастеты, ножи всех размеров, от финок до тесаков-мачете. Особенно поразил диск циркулярной пилы, надетый на цепь. Не хотелось бы оказаться на пути такой штуки.

Я выбрал кастет: в ношении незаметно, в использовании просто, и, если что, легко избавиться. Захар сложил в карман велосипедную цепь, а хозяин арсенала повесил под мышку граненые нунчаки в самодельной кобуре.

– Для твоего друга что-то взять?

– Он сам по себе оружие. – Я задумчиво пожевал губу. – Но в тяжелой ситуации его порадует что-нибудь вроде кинжала.

Выходя, я окинул взглядом хоромы дворового лидера. Вроде бы внутри не было ничего сверхъестественного для квартиры людей с доходом чуть выше среднего: всякие шкафы-купе и комоды-пуфики, ковры с высоким ворсом и журнальный столик из резного дерева… Но одна вещь приковала взгляд.

В мое время хулиганы жили хуже. Король двора и компьютерный просиживатель штанов – разные виды животной фауны, на моей памяти они не пересекались. Либо одно, либо другое, никак иначе. Потому обладатель дорогого ноута, по цене сравнимого с автомобилем, вызвал уважение. Было видно, что аппарат стоит не для мебели. Не зря на Даниле девчонки пачками виснут, парень оказался многогранным. Что ж, потому и лидер. Или наоборот: лидер, потому и. У девчонок это на генном уровне – выбирать победителей по жизни.

Четко в оговоренное время, когда солнце в очередной раз нашло предлог обидеться на Азиопу и поплыло за Атлантику, а тени стали длиннее своих обладателей, из двора через улицу показалась толпа малолеток. Их возглавлял крепкий «бычок» в кожанке поверх тельняшки. Они косились на нас, а мы как можно равнодушнее разглядывали их.

Одиннадцать человек лет от тринадцати и выше. Один – с крысомордым питбулем на поводке. Двое, не скрываясь, крутили в руках монтировки. У кого-то из карманной колонки на всю улицу горланила музыка, что-то наркоманско-матерное. Моральные уродики упивались пародией на крутизну.

Каждая компания двинулась к близлежащему парку по своей стороне дороги. На пути неприятеля оказался магазин, снаружи работали несколько мужичков в робах, из уличного лотка они носили на склад нераспроданные ящики с фруктами. На наших глазах шпана окружила работяг, к животам грузчиков приставили ножи, после чего несколько пацанят хватанули из ящиков разных вкусностей и умчались вперед. Ножи их старших товарищей были спрятаны, и задиристая ватага под музыку прошествовала дальше. У обалдевших грузчиков открылись рты, но не вылетело ни звука. Вздохнув, они продолжили работу, словно ничего не случилось.

– Это демонстрация для нас, – пояснил Данила. – Выпендрежники. Фрукты им на фиг не сдались, сейчас все выбросят.

Так и случилось. Надкушенное и прочее, даже не попробованное, полетело на тротуар.

В кармане завибрировал телефон, я поднес его к уху.

– Не опоздал? – донесся голос Гаруна. – Ты где?

– Около парка, где церковь.

Послышались переговоры с таксистом и гудки. Через минуту друг выскочил из желтой машины – как раз, когда оба враждующих двора параллельными струйками вливались в разные двери парковых ворот. Центральные створки всегда были заперты, никто и никогда не видел их открытыми. Внутри бронзовый Ленин глядел в светлое завтра, с поднятой руки туда же смотрели облюбовавшие ее голуби.

Быстро познакомившись с моей командой, Гарун перевел внимание на вражескую, где его взгляд выцепил одного черненького.

– Вон того армянчика знаешь? – спросил он меня.

– Никого не знаю. Почему думаешь, что он армянин?

– Ты что, не на Кавказе вырос? Еще скажи, что аварца от кумыка не отличишь, совсем обижусь. Это армянин, сразу видно. – Он повысил голос. – Ара! Отойдем на пару слов, брат?

Переглянувшись с компанией, носатый паренек пошел с Гаруном к разделявшим враждующие группировки деревьям. Как всегда у ребят с юга, оба говорили громко, с жестами, стоя настолько близко друг другу, что любой житель большей части страны чувствовал бы себя некомфортно. О чем говорили – непонятно, но вскоре они позвали Данилу и быковатого главаря соседей. Переговоры в расширенном составе завершились пожатием рук, толпа малолеток схлынула вместе с плотоядно облизывавшимся питбульчиком, а наша компания уселась на ближайшей скамейке. Не знаю, как у других, а меня не держали ноги. Как только прекратился выброс адреналина, силы кончились. Мозги стали накидывать картинки, чем все могло закончиться в худшем случае. Крепок и славен человек задним умом.

Гаруна переживания такого рода не тревожили – то ли привык, то ли умело скрывал. Для умиравших от любопытства меня и Захара он провел информационный ликбез:

– Мы с Сержиком поговорили по-землячески. Я привел примеры, как надо жить, когда живешь рядом, их ребята согласились, что не надо делать из мухи бегемота, если слонов не завезли. Короче, Данила от вашей стороны подтвердил, что теперь мир-дружба-жвачка и полный бхай-бхай, и ходите через дворы друг друга сколько влезет, только языки и руки не распускайте. Иначе приедут злые дяди, которые наваляют каждому, кто по-человечески общаться не умеет. Всем понятно?

Судя по направлению взгляда, вопрос предназначался конкретно Захару.

– Поня-атно, – процедил тот.

– Завтра пойдешь извиняться. – Гарун поднял руку, останавливая готовое сорваться возражение Захара, у которого уже рот открылся. – Скажешь, что вспылил и просишь прощения. Это не западло. Ты, как мне сказали, за базаром не следил. В ответ они извинятся за то, что случайно обидели девушку, да еще в присутствии парня, и он, само собой, не мог ударить в грязь лицом. Если что-то пойдет не так, звоните. – Гарун посмотрел на часы. – Ну что, Кваздапил, одолжи галстук, а то совсем опаздываю.

– Все отцовские галстуки к твоим услугам. – Я сотворил жест дарения мира. – Все два.

Выданный мне кастет вернулся к хозяину, мы с Гаруном спешно распрощались с парнями и ринулись ко мне.

После выбора галстука из гардероба, которым батя не пользовался со времен свадьбы, Гарун исчез, как метеор в ночи. Можно было уехать с ним, но Гарун торопился, а мне, наоборот, нужно любым путем дотянуть до завтра. Последние события намекали, что здесь время пройдет занимательнее.

Надеялся я зря. До самой ночи Машка где-то гуляла, звонки остались без ответа, а обменяться контактами с веселыми девчонками я не догадался. Не идти же к Даниле за информацией о девушках, с которыми он сам гуляет. Траление всемирной сети тоже оставило без улова, подружки не нашлись ни среди студенток, ни среди старшеклассниц. Я пробовал везде, так как с возрастом Даши и Наташи не определился. Странно, что они нигде не светятся, интернет – второй дом для молодых и незамужних. Сетевая страничка Машки удивила тем, что в друзьях Даша с Наташей тоже отсутствовали. И среди друзей ее друзей. Неужели столь симпатичные особы не дружат с виртуальной реальностью? Покажи Даша в сети что-то из своего натурального, или Наташа улыбку без фальши, я бы лайкнул.

Вместо разноплановых приключений вечер прошел в разговорах с вернувшимися родителями.

– Как дела? – спросил отец.

– Нормально, – привычно ответил я.

Полученной информации для отца было достаточно: сын в порядке, живет своей головой, проблемы решает сам. С чувством выполненного долга отец сел за стол уминать борщ, попутно качая головой от новостей в бегущей строке телевизора. Тот работал с выключенным звуком – мама не любила лишнего шума.

Маму стиль общения, как у нас с отцом, не устраивал, ей требовались подробности, которые она считала важными:

– Питаешься хорошо?

– Изумительно.

– Не ври. Будто я студенческой жизни не знаю.

– Если знаешь, зачем спрашиваешь?

– Мне же нужно знать, как живет мой сын. Кстати, сынок, девочка-то у тебя есть?

– Мама!

– Что «мама»? Сорок пять лет мама. Вон у Лидии Степановны сын три года как женился. И у Варвары Никитичны. А у Олеженьки Розовского уже двойня.

– Тебе внуки нужны или чтобы я был счастлив?

– Конечно, чтобы счастлив. Но какое счастье без детей? Кстати, у Валентины Игнатьевны дочка сейчас колледж заканчивает…

– Ну ма-ама!

– Молчу-молчу. Но имей в виду. Алиной зовут. Такая хорошенькая…

– Мам!