Просто фантастика. Рассказы

– Истинного? Книгу можно считать моей лишь номинально.

– Сейчас она ваша. Дочь – ваше семя, но она – не вы, ваше мнение важнее. И у нас осталась одна минута.

Комната Риты напоминала смесь декорации из фильма ужасов, домика Барби и будуара светской львицы. На стенах висели постеры с мальчуковыми группами, их покрывали каббалистические знаки, на внутренней стороне двери сияла фосфоресцирующая перевернутая звезда в круге, а в милой розовой постельке спала Рита. Видимо, ее сморило посреди чтения, но бессознательно она успела сунуть книгу под подушку.

Вынув книгу, Вениамин Аркадьевич погладил дочь по волосам, поправил на ней одеяло и тут же вернул его место: Рита не терпела вторжения в свою комнату. Если она заметит… Но утром книги не будет, и Рита все равно догадается. Про книгу придется рассказать. Как ни нелепа история, скоро о ней услышат все, Вениамин Аркадьевич прослывет сказочником только на время. Вскоре о нем заговорит мир. Тогда он и разберется с таинственным Ритиным спонсором, которого найдет другими путями.

Вспомнив, что время на исходе, он прикрыл за собой дверь.

– Держите.

У полуночника задрожали руки:

– Уточним: от имени себя и потомков вы отдаете мне инструкцию вызова, верно?

– Естественно. Мне от нее никакого проку, а вас она спасет.

Полуночник схватил фолиант обеими руками, обслюнявил поцелуем, ноги провернулись от радости, и тело совершило молниеносный оборот на месте.

– Постойте. – Вениамин Аркадьевич потряс головой. – А как люди забрали инструкции, если их передают исключительно из рук в руки?

Ликование ночного гостя сползло в ухмылку:

– Уче-о-оный! Тьфу. В любую фантастику верите, если выглядит наукообразно, а правде взглянуть в глаза боитесь. Привет дочке. Передайте, что халява кончилась, отныне абонент недоступен. Адью, папаша!

Подмигнув, полуночник пригладил прическу, в которой прорисовались короткие рожки, и растворился в воздухе – медленно и постепенно: сначала одежда с обувью, затем волосатое тело, последними исчезли копыта и хвост.

В чем сила, брат?

(Рассказ, часть романа «Небесные люди», в соавторстве с С.Макаровой)

С оружием к вождю нельзя. Лук с тесаком пришлось оставить, и Энт ощущал себя голым, когда запирал лачугу. Людской поток подхватил его, толпа стягивалась к княжескому замку – облезлому вагону с решетками вместо стекол.

Полинялый ковер, что заменял двери, сдвинулся, страж посторонился. Из тьмы проема появился князь. Калаш – символ власти – покачивался на груди, из-под выцветших бровей глядели глаза готового к прыжку хищника. Заполненная площадка перед вагоном притихла. Так стая волков присмирела бы, почуяв вожака. Ловец по кличке Рыжий, главный конкурент Энта, заговорил:

– Добрый князь, вылазка удалась. – Рыжий рывком поднял на ноги молодую женщину в обносках. – Взяли двух шатунов на границе с Лесными Землями.

Энту шатунья понравилась. Высокая, ладная. Приодеть, отмыть и причесать – взбесила бы местных девок. Бросились в глаза пухлые губы и родинка на виске. На скуле бурела кровавая корка – Рыжий постарался при поимке или по дороге. Женщина прижимала к себе ребенка лет пяти, его одежда давно превратилась в лохмотья, голову скрывал капюшон.

– Мелкого покажи, – распорядился князь.

Шатунья замешкалась, ее затравленный взгляд метнулся с вождя на окружающих.

Капюшон с ребенка резким движением сорвал Рыжий. Передние ряды отшатнулись, тесня остальных. Кто-то грязно выругался.

– И не сожрешь. – Князь плюнул под ноги. – Сожгите эту тварь, пока никто не заразился.

Толпа расступилась. Энт поморщился, когда разглядел ребенка, в детстве он видел таких. Проснулось забытое чувство омерзения – плечи передернулись, а по спине словно протащили колючку.

Переносица вдавлена, вокруг маленьких косящих глаз толстые складки, низкий лоб под странным углом переходит в затылок, а в уголках рта, растянутого в идиотской улыбке, пузырится слюна. Как простуду такое не подхватить, в прежнем мире об этом знал каждый. Но за двадцать лет укоренилось: «Непохожее на тебя – опасно». Это суеверие спасло много жизней. И погубило не меньше. Но гибли чужие, а выживали свои. Итог всех устраивал.

– Добрый князь, мой сын не заразен, я не стала такой же! – Шатунья, как смогла, закрыла ребенка собой. – Пощадите!

Ее глаза не косили, нос был с едва заметной горбинкой, тонкие пальцы гладили сальные патлы уродца.

Князь не шелохнулся.

– Нельзя оставлять! – крикнули из толпы. – Сжечь обоих!

«Даун», – всплыло у Энта нужное слово. Так их звали – непохожих на прочих, с пустым взглядом и вечной улыбкой младенца. Надежды шатуньи не оправдаются. Могут оправдаться, если произойдет чудо, но ненадолго. Однажды ночью кто-то не вытерпит и восстановит порядок.

Женщина всхлипнула. Слезы прочертили на щеках светлые дорожки.

– Я встречал таких, – бросил Энт в повисшую тишину. – Может быть, и меня сжечь? Рыжий тоже знает, что к чему, вот и думайте: привел бы он домой смерть?

То, что об этом знал и князь, лучше не упоминать, но кому надо, тот услышал. Их осталось трое из стариков, умеющих выживать. Энт, Рыжий и князь.

Стариков? Слегка за тридцать. В новом мире редко доживали до сорока. Естественный отбор безупречно срабатывал в их племени, откуда до плодородных земель было как до Луны, а неядовитые колодцы можно по пальцам пересчитать.

Энт поймал взгляд шатуньи – благодарный и умоляющий. Энт отвернулся. Женщина видела в нем защитника. Она ошиблась. Он за справедливость, но не против князя.

Князь по-звериному втягивал воздух и молчал. Избавляться от выродка бессмысленно, рабыня превратится в лютого врага или в безжизненную аморфную массу, это понятно любому.

– Он не будет обузой, – тихо заговорила женщина. – Нам хватит самой малости. Я отработаю. Он добрый, ласковый, терпеливый. Подрастет – тоже будет работать, а пока сможет развлекать. Он поет и танцует…

Энт покачал головой: зря она. Пока уродца не видят, есть хоть какая-то надежда. Если же вывести перед всеми…

– Я решил, – объявил князь.

Лицо женщины побелело, руки опустились.

– Первую неделю шатунья живет у меня, потом по жребию. Днем будет готовить для стражи, первой пробовать и разносить на посты.

В другой ситуации Энт непременно кивнул бы. Хороший ход. Там, где завистливый ближний подложит свинью, зависимый сделает на совесть. Князь со своей сворой от вынесенного приговора выиграют. А женщина? Для нее решение князя не милость, не уступка, это каторга – жуткая, изнурительная, бесконечная. На постах скучно, чужаки незаметно не подберутся, им неоткуда взяться – племена сидят на источниках воды, а до ближайшего, в Лесных Землях, трое суток пути. Только если одиночки-шатуны забредут, из тех, что совсем жизнью не дорожат.

– Выродка поселим в одной из клеток, ключи будут у ловцов. – Князь перевел взгляд на шатунью. – После работы можешь навещать, убирать и кормить.

«После работы». Ни Энт, ни прочие ловцы не поднимут задницы, чтобы переться к расположенным на окраине клеткам со скотом и добычей бесплатно. Отработка станет постоянной, кошмар – нескончаемым.

А шатунья… улыбалась. Энт вздрогнул и протер глаза. Не привиделось. Спятила? Не понимает?!

Женщина понимала все. Она смотрела на спасенного ребенка. На ее умиротворенном лице сияла счастливая неземная улыбка.

Энт не понял, почему задрожали руки, защипало в носу, а в горле возник странный ком.

Уснуть не получалось. В голову надоедливыми насекомыми лезли ненужные и даже опасные мысли. Главный вопрос в любом деле – «поможет ли это выжить?» Утвердительный ответ снимал ответственность и устранял угрызения совести. Шатунья в систему не вписывалась. Энту не давала покоя улыбка на обращенном к сыну-уроду лице. Стоило прикрыть веки, и выражение мадонны, со вселенской любовью глядящей на божье дитя, как наваждение вспыхивало перед глазами.

В мире после катастрофы желания просты: выжить и, если повезет, продолжить род. «Женщина – вещь, слабак – еда, больной – беда» – главный закон выживания. Каким-то чудом шатунья с ребенком оставили естественный отбор в дураках. Опыт ловца говорил: сила не в том, что выглядит силой, сила – то, что побеждает. Энт ворочался на постели из тряпья, глядел сквозь сгущенный сумрак на стены из фанеры и раз за разом задавал себе вопрос из прошлой жизни, когда его звали Антон, а люди не ели людей: «В чем сила, брат?» Девиз нового мира – «Каждый за себя», но тысячи подтверждений перечеркивались одной улыбкой самопожертвования. И что теперь делать, если прозрение отменяло смысл прежней жизни? Ответ лежал на поверхности. Энт поднялся, собрал все ценное и выскользнул из лачуги.