Зимопись. Книга шестая. Как я был стрелочником

«Общественное мнение – мнение тех, кого не спрашивали».

«Никогда не спорь, но доходчиво объясняй, что прав именно ты».

«Не оправдывай слабого телом или духом. Если в зад воткнуть букет, он не станет вазой».

«Брат не всегда прав, но всегда брат».

«Рожденный умереть смерти не боится».

Просто идеально для настольного цитатника или для монастыря в стиле Шао Линя, где духовные практики сливаются с мирскими. Одно не понятно.

– Чем эти правила отличаются от других разбойничьих или, к примеру, ушкурничьих?

Оськин палец покрутился у виска:

– Совсем не понимаешь? Ушкурники умирают и убивают ради добычи, а империя сделала это смыслом жизни!

Не вижу разницы. На всякий случай я сменил тему:

– Конязь уже выбрал наложницу?

– Ему не до того. Убегайцы бунтуют, империя у дверей, и папы свою игру ведут. Не уверен, что конязь вообще жив. Честно говоря, я давно не интересовался Еконоградской жизнью.

Веселенькие новости. Тогда перейдем к главному.

– Случайно не слыхал про девушку, которая мечом владеет, драться умеет и вообще многим парням своего возраста в боевом искусстве фору даст?

– Такие бывают?!

– Ясно, не слыхал. Имя Селиверст что-нибудь говорит?

– Еще бы. – Оська присвистнул. – Богатый оружейный купчик, один из самых успешных в последние годы. О нем легенды ходили. Говорят, даже с Каиновым племенем якшался, с оборотнями дружил. Чего ты о нем вспомнил? Покойник уж сколько месяцев. Свой же в засаду завел, потом конязь об этом узнал, подлеца на кол посадили. Говорят, до последней минуты клял оборотней, которых Селиверст привечал.

Оськины ноги то делали шаг по направлению к лестнице, то замирали, перетаптываясь на месте. К костру он не хотел.

– Еконоград – большой город? – поспособствовал я его подспудному желанию остаться.

– Большой.

– Насколько?

Оська замялся.

– Просто большой. Настоящий город.

– С крепостной стеной? – Заметив непонимание, я переформулировал точнее. – Он окружен каменной или деревянной стеной? Или земляным валом?

– Зачем?

– Для защиты.

Оська удивился:

– Для защиты у конязя дружина и служивые папы.

Понятно. Город здесь не в старорусском значении, как нечто огороженное, а в современном мне понятии населенного пункта.

– Какие еще города поблизости?

– Откуда им тут взяться?

– Прости, неправильно спросил. Какие еще можешь назвать города?

Оська помедлил с ответом.

– Странно, что ничего не знаешь про конязя и город, – проговорил он. – Разве не местный? – Его голос понизился до шепота. – Ты не был учеником кузнеца, да? Ты из братвы?

Он бросил боязливый взгляд вверх – не услышат ли?

– Из какой братвы?

– А то сам не знаешь.

– В деревне, где я жил, не было никакой братвы.

– Да ладно, я никому, могила! – продолжил шептать Оська.

– Повторяю: я ученик деревенского кузнеца, и слово братва кроме как о родственных отношениях мне ничего не говорит.

Собеседник обиделся:

– Мог бы сказать. Не хочешь как хочешь, твое дело.

Снова меня принимают за другого. Ничем хорошим такое не заканчивается.

– Расскажи, что за братва.

– Сам все знаешь. – Он сделал пару шагов, руки взялись за лестницу.

– Стой! – крикнул я. – Мне нужно по нужде.

Сработало.

– Повернись на бок, – распорядился вернувшийся Оська.

Он стянул с меня покрывало и приставил горшок.

– Развязывать меня, как вижу, совсем не собираются? – спросил я в разгар процесса.