Тома улыбнулась сработавшей уловке, но ерничанья не приняла:
– Хотя бы ради счастья детей. Или их детей. Паутина работает не на сейчас, а на будущее.
– За счастливое будущее только что сражалась Деметрия. Принесло это кому-нибудь счастье?
– Власть нельзя свергать, ее нужно брать постепенно, – возразила Тома. – Интересы и планы у Деметрии были свои, у каждого отряда рыкцарей – свои, у крестьян, которые поддержали восстание – тоже свои, совершенно другие. И некоторые царберы немало воды помутили в своих гарнизонах. У нас…
Надо же, «у нас». Быстро осваивается. У меня нашлись силы кисло ухмыльнуться.
– Каждый член ячейки, – продолжала Тома, – дает обет и присягает главе рода, создавшего и курирующего Паутину. На данный момент во главе оказалась я.
Заставить меня прочувствовать величие момента должна была долгая пауза, но эффект не получился. Я тупо глядел в землю, в отличие от Юлиана, который просто ахнул от услышанного. В его глазах девушка давно была царицей, теперь стала богиней. Вот так, из ничего, в буквальном смысле из-под земли у нее появилось связанное клятвой и круговой порукой собственное войско.
Не дождавшись подобных восторгов от меня, Тома сказала:
– Отступники пошли не тем путем, у них был разброд в целях. Деметрия могла обмануть, прикрывшись ложными обещаниями. У нас такое невозможно. Все завязано на одну семью, глава семьи является гарантом всех договоренностей. Если человек падет в борьбе за счастье будущих поколений, его семье оказывают почести и переводят на лучшее положение, приближая к башне. Это стимул для остальных. Варфоломея и ее дочки всегда держали слово. Только наследник основательницы может возглавить Паутину, и сейчас это я.
Ожидаемого энтузиазма Тома опять не дождалась. Повторный упор на предмете гордости вызвал у меня угрюмый оскал – я понимал, к чему приведет дальнейшее. В стране, где за каждой стенкой сидит по подслушивальщику и подглядывальщику, достаточно одному члену Паутины попасть в руки Верховной царицы, и на этом все. Совсем все. Всем.
А Тома все еще надеялась на мои понимание и поддержку.
– Идея Паутины в том, что все равны, – вещала она с восторгом. – При равных правах тоже нужно следить за порядком, и мы создаем структуру, которая, когда придет время, обеспечит людям безопасность. Этому подчинено все. Отдать жизнь за главу организации – подвиг, за который семью поднимут на ступень выше. В Паутине несколько ступеней. Новые члены начинают с низшей, но, к примеру, подвиг павшего поднимает его близких, и его дети начнут с более высоких позиций. Паутина восстанавливала Зарину в правах, чтоб получить прежние возможности. Считалось, что только она, как прямой потомок, может претендовать на лидерство. Теперь все уладилось, права и обязанности гаранта перешли ко мне.
– Зарина сама сказала это?
– Да, – кивнула Тома. – В лесу, куда меня выводили, в присутствии большинства членов Паутины. Мне принесли присягу, и я стала обладательницей собственной невидимой армии с неописуемыми возможностями.
Меня интересовало другое.
– Куда могла уйти Зарина?
– Не сказала. На прощание она просила не преследовать и не искать, чтоб не сделать хуже. С ней вместе ушел Дорофей. Он слишком долго жил с дочерьми Варфоломеи и приемную дочь считал вероломной захватчицей. Теперь мне нужно подтвердить свое вознесение, расширить Паутину на другие вотчины и поднимать по иерархии членов организации и их близких.
Позади послышался шум. Тома нервно обернулась:
– Что там?
– Ваш?
Несколько человек держали скрученного Добрика. Красивая рубаха была порвана, лицо расцарапано, под глазом наливался синяк.
– Это мой дворецкий! Отпустите!
– Как скажете, царисса. – Державшие разжали руки, и парень смог выпрямиться, хотя не сразу. – Он пробирался к дороге.
Взор Томы осмыслился.
– Добрик?
Дворецкий рухнул на колени:
– Простите! Я ваш – душой и телом, я жизнь отдам…
– Отдашь, – хмуро подтвердил Юлиан.
Острие его меча уперлось в спину дворецкого.
– Рассказывай, – приказала Тома.
– Я не мог поступить по-другому. – Голос Добрика сломался. – Я на службе у Верховной царицы. Мне приказали попасть в Паутину, но меня туда не брали, требовали только помогать.
– Ты все-таки помогал?! – У Томы дернулся глаз. – И в подземелье?! И врал прямо в лицо?!
– У меня был приказ. Ослушаться нельзя. Я мучился, не мог придумать, как не нарушить обязательства и при этом не повредить Вам. Я люблю Вас, моя царисса!
У Томы навернулись слезы. Юлиан пнул Добрика:
– Сейчас последний шанс сказать правду. Рассказывай все.
– В крепости преподавали прослушивание и другие премудрости наблюдения, моя основная работа состояла именно в этом. – Лицо Добрика поднялось к Томе в дикой мольбе. – Простите меня, я не мог сказать всего, не имел права, но делал все, чтоб не навредить. Верховная царица знала о покушениях, знала, кто стоит за ними, и кто все устроил. Тит и Чичан с семьями – в ее застенках, никто никуда не сбегал. Ваши разговоры я тоже слушал. Не все понимал, но понял, что есть какая-то тайна. Но я никому…
Брызнуло красным, из горла выше кадыка с хлюпом вышел клинок.
– Он тебя обманывал. – Юлиан вытер меч об юбку. – Предал. Ты могла опять его простить. А такое прощать нельзя.
Тело дворецкого рухнуло к ногам ошалелой Томы. Все застыли. Я перехватил торжествующий взгляд Юлиана. Что бы он ни говорил, а по-настоящему просто избавился от конкурента. Я тоже в некотором роде конкурент. Когда брызнет у меня?
Странно, что Юлиан до сих пор не нашел способа. Ждал момента или боялся. Томиного гнева? Или я в очередной раз чего-то не знаю?
Вдали зацвиркали цикады.
– Тревога! – разнеслось по поляне.
Глава 5
Суета и движение заполонили пространство.
– Царберы! Бежим!
Бежать оказалось некуда. Всадники в желтых плащах несколькими рядами опоясали развалины крепости вместе с лесом вокруг. Сомкнутые ряды с выставленными копьями напоминали грабли, направленные в лицо. Внутри оказалась не только новая армия Томы, но и прежний отряд. Грозна вскочила, но меч остался в ножках – одного взгляда ей хватило, чтобы не дергаться. Она гордо застыла на месте, ладонь легонько постукивала по рукояти.
– Всем сложить оружие и оставаться на местах!
Приказ исполнили беспрекословно. Даже Грозна, вздохнув, отбросила прощально звякнувший клинок.
Тома, Юлиан и я тоже опустили наземь все, чем можно сражаться. Пиявку с Шариком мы на коротких поводках, перехваченных почти у самого у горла, уложили у ног. Зверье порыкивало, но тоже боялось происходящего. То ли наша нервозность передалась, то ли они сами поняли, что с количеством недругов, которые нас окружили, не справиться даже любимым всемогущим хозяевам.
Дождавшись полного разоружения, в центр поляны вошли спешившиеся царберы – строгой колонной, ступая в ногу. Красиво. Какой разительный контраст с нашей разношерстной толпой.