Смех от ума (версия 3.0). Интеллектуальные пилюли

– Наш поцелуй решает всё,
Он точно скажет нам,
Что наша жизнь теперь вдвоём
И счастье – пополам.

Взгляни ещё и улыбнись,
Ещё раз поцелуй —
Ты ночью снова мне приснись
Волшебный поцелуй…

Когда последние аккорды песни замерли в воздухе, губы Семёновны и Вени слились в нежном поцелуе. Зрители были в восторге, мои друзья раскланялись под бурные аплодисменты. Перед нами появился администратор со строгим лицом. Вперёд выдвинулся Кабан и попытался взглянуть на это строгое лицо как можно дружелюбнее, получилось плохо.

Вместо длинных разговоров администратор вложил в руку Кабана десятку.

– Это гонорар? – коротко поинтересовался Кабан.

– Не совсем. Это отступные, чтоб я больше вас здесь не видел, – так же лапидарно ответил администратор и добавил, – а кино можете посмотреть…

В кино мы не пошли, а на выходе из «Художественного» Веня поинтересовался у Кабана: «И что мы будем с этим делать?». Он имел в виду деньги.

– А это мы завтра, как положено настоящим лабухам[3 - Музыкант, играющий за деньги в ресторане.], пропьём! – безапелляционно заявил Кабан. – Приглашаю всех после четвертой склянки в Кишку[4 - Эти слова Кабана нуждаются в переводе: под склянкой он подразумевал не полчаса, как моряки, а академический час, то есть «после второй пары», а Кишка – название местной пивной.]!

Назавтра, в соответствии с планом Кабана, после полудня, наши друзья отправились в Кишку. Перед этим они, как водится, посетили некий заветный полуподвал, сакральное для многих поколений студентов место.

– У каждого ада должно быть преддверие… – говаривал про это место Вениамин. Тусклый белый кафель с грязными потёками окружил нашу неразлучную компанию. Вдоль стен в таинственном полумраке громоздились штабели винных ящиков. Ящики были покрыты многолетней темно-коричневой осклизлой патиной и издавали кислый запах винной бочки. Где-то капала вода. Многоярусный алтарь этого храма алкоголя демонстрировал последние достижения винно-водочной промышленности Советского Союза. Достижения эти были неважнецкими ни на вид, ни на вкус, и друзья знали это не понаслышке.

– Господа! Из напитков только «Зося[5 - «Зося» или «Золотая осень» – так называемая «бормотуха», советский алкогольный суррогат. Если вы его не пили, умоляю вас, не пейте никогда. Никакой романтики, кроме тошноты и похмелья. Наши герои употребляют это пойло исключительно в экспериментальных целях, для расширения сознания.]» и портфель[6 - Портфель – он же портвейн. Алкогольный напиток, по цвету напоминающий портвейн. На этом сходство заканчивается. По действию на человека портфель похож на боевое отравляющее вещество.]! – пафосно произнёс Кабан. Стоявшее у алтаря и опиравшееся на обшарпанную кассу существо неопределённого пола и возраста в замусоленном сером халате мрачно хрюкнуло. «Портфель» марки «Акдам» или «овощной коньяк» по классификации Кабана вызвал гримасу отвращения на лицах его друзей и большинством в два голоса был отвергнут. Веня хотел приобрести шампанского персонально для Семёновны, но та заявила, что поглощать этот благородный напиток в пивной противоестественно. Тогда она ещё не знала, что в этой пивной всё противоестественно.

Затарившись «Зосей», друзья направились в Кишку. Расположено было это заведение тоже в полуподвале, во дворе Елоховской церкви и служило для отправления самых низменных желаний представителей алкогольной субкультуры советского общества. Это была пивная самого что ни на есть низкого пошиба. Пристанище алкашей и падших женщин.

Табачный дым слоями стоял в воздухе. Лучи дневного солнца, проникавшие в полуподвал сквозь грязные стекла окон, застревали во всклокоченных волосах жриц платной любви и серебрились на многодневной щетине алкашей. Голубая пена от очистителя окон, которой завсегдатаи этого жутковатого места сдабривали кислое пиво, с тихим шипением пузырилась на немытых столах.

– Что это такое? – Семёновна показала на пену и посмотрела на Кабана расширенными от ужаса глазами.

– Это, душа моя, последняя стадия деградации, – зловещим голосом отвечал ей Кабан, задумчиво рассматривая жриц любви, – наша «Зося» по сравнению с этим – амброзия олимпийских богов. Мы в одном шаге от преисподней…

Как ни странно, но в этой обстановке, напоминавшей более картины Босха, чем место возлияний Бахусу, «Зося» пошла хорошо.

И вот там и тогда, под пьяные выкрики упившихся алкашей, и услышал я тот памятный диалог.

Как всегда, тему для беседы определил неугомонный Кабан.

– Вот как ты считаешь, что руководит людьми? Тобой, вот этими богомерзкими деградантами. Почему их тянет в этот притон? И почему мы здесь? – обратился он к Рыбке.

Миловидное лицо Рыбки искривилось в брезгливой гримасе:

– Ты намекаешь, что нами всеми управляют низменные постыдные желания? Ты это хочешь сказать? Что мы грязные животные, лакаем эту отвратительную «Зосю» в компании таких же грязных животных и рассуждаем о том, какие мы грязные?

– Рыбон… – произнёс Веня с французским прононсом, – слишком много грязи даже для этого места. Но ты, в общем, прав, мы – животные. Более того, скажу я тебе, в каждом из нас два животных и два человека.

– Налей и поясни, – лапидарно отреагировал Рыбка.

– Как вы знаете, друзья мои, биология – это моё давнее хобби. Так вот, я вычитал у Ромера и Парсонса[7 - Ромер А., Парсонс Т. (1992) Анатомия позвоночных. М.: Мир. Конечно, Веня в 1976 году не мог знать эту книгу, но в воспоминаниях могут твориться и не такие чудеса.], что в любом позвоночном животном заложен один и тот же архетип. Древние позвоночные существа проходили личиночную стадию развития в подвижном состоянии и оседлую стадию в неподвижном, прикрепившись к субстрату. В воде, само собой разумеется. От личиночной стадии у всех существ осталась так называемая соматическая часть тела, с позвоночником, головой и хвостом, – Веня энергично ткнул пальцем в обглоданные останки рыбы, лежавшие в куче мусора на столе. – От оседлой стадии существования в любом сложном позвоночном осталась висцеральная часть – живот, кишечник и прочие органы брюшной полости.

Тут Веня ткнул пальцем в брюхо Кабана, Кабан обиженно хрюкнул:

– Так вот, никто из вас не задумывался, почему у человека две нервных системы – симпатическая и парасимпатическая? Анатомически они сильно различаются, расположены в теле различно. Раньше их считали антагонистическими, одна управляла сжатием, другая – расслаблением органов. Потом физиологи установили, что действие обеих видов нервных систем одинаковое! Два тела в одном животном.

– И зачем? – спросил Рыбка.

– Не зачем, а почему, – поправил его Веня, – почему следы этого разделения остались и не были стёрты эволюцией, как жабры, например, превратившиеся в челюсти у высших существ?

– Что-то нашего Кабана язык не поворачивается назвать высшим существом, – тонким голосом протянул Рыбка. Семёновна рассмеялась, а Кабан поперхнулся «Зосей».

– И, тем не менее, это так, – продолжал Вениамин. – Два существа – два таксиса или стремления. В молодости быть подвижным и предприимчивым. Ищущим всего – знаний, удовольствий, приключений, к старости – ищущим пристанища, консервативным и оседлым. Чувствуете, насколько глубоко эти стремления заложены в человеке. Вся его жизненная философия является всего-навсего отражением эволюционного атавизма, заключённого в его анатомии. Но это ещё не все. Наверное, вы слышали о бикамеральном строении мозга человека. Я, когда занимался физиологией мышления, читал об этом.

– Неокортикс, большие полушария мозга человека, внешне, анатомически, подобны. Как две половинки грецкого ореха. Эти две половинки соединены центральной комиссурой или мозолистыми телом. Считается, что левое полушарие управляет правой рукой и является «орудийным», то есть отвечает на последовательные логически связанные действия. А правое полушарие, управляющее левой рукой, является местом появления интуитивных выводов или озарений. Логически необъяснимых, непонятных самому человеку. Блум и Лейзерсон[8 - Блум Ф., Лейзерсон А., Хофстедтер Л. (1988) Мозг, разум и поведение. М.: Мир. Опять анахронизм, вы уж привыкайте.] считают, что все-таки, не смотря на разные стили мышления, мозг, в его высших проявлениях, един. Разные стратегии рассуждений – и единое сознание. Загадка не в этом. Не здесь находится первое «я» человека. Оно находится в лимбической системе.

– Не только ты читал Блума, – перебил Веню Рыбка, – лимбическая система не способна к рассуждениям. И вообще, это центр эмоций и мотиваций, центр удовольствия и наслаждения. Это самая старая часть мозга, доставшаяся человеку от животного.

– Почему-то ты, Рыбка, отождествляешь способность к рассуждению и разум, – не смущаясь, продолжил Веня. – А вот ты представь, что именно в лимбической системе сосредоточена душа человека, его первое «я», его желания, его «хочу». Эта часть человека не способна к рассуждениям, она также безгласна. Ты никогда не сможешь её понять, потому что она не манипулирует понятиями. И вот эта часть твоего существа тобой и управляет. В твоё второе «я» только интерпретирует и объясняет выбор лимбической системы, но объясняет по-своему. Ну, например, идёт девушка. Твоё первое «я», твоя молчаливая душа определила, что девушка тебе подходит. И все тут. То есть она тебе «по душе». И ты, точнее твоё второе «я», неокортикс, почему-то решаешь, что девушка хорошенькая, что у неё красивое лицо, длинные ноги, и что тебя непонятно почему тянет к ней как магнитом. А чего тут думать-то. Все уже решено за тебя, дружище. И теперь ты будешь мучиться, если не познакомишься с ней и не уговоришь выйти за тебя замуж. Называется это – душевный разлад.

– То есть ты хочешь сказать, что душа человека неспособна к высокому, потому что не умеет думать, а умеет только желать и наслаждаться? – внёс свою лепту Кабан.

– Именно так, Кабан! – назидательно продолжал Вениамин. – И не налегай ты так на «Зосю», нам ещё не надоела твоя компания. Наше первое «я» от животного, и его желания не всегда моральны, потому что оно не знает морали. Но зато её знает наше второе «я», совсем человеческое. И задача моральной части нашего существа сдерживать и воспитывать нашу животную часть.

– Ах, эта постоянная борьба так изматывает, – вздохнул Рыбка, – в общении с женщинами я чувствую, что верх в этой борьбе все время берет мой «животный человек».

– А не надо бороться с самим собой. Надо любить своё животное начало, своего «животного человека», хорошо ты выразился, Рыбон, надо развлекать его, баловать иногда, но держать в строгости, как любимую собаку, – разволновался Веня и громко провозгласил: – Любите, люди, животное в себе – именно это, союз двух животных и двух человеков – душевного и рассудительного, подарит вам счастье!

«Зося», видать, добралась и до этого строгого ума и вывела его из строя.

Последствия этого громкого лозунга Вениамина не заставили себя долго ждать. Пока наши друзья произносили торжественный тост за «два животных и два человека», к ним шаркающей походкой приблизился один из обитателей «дна жизни», в котором они устроили свой научный диспут. Судя по внешнему виду, этот обитатель не воспитывал своё животное начало, и оно преобладало во всех проявлениях, в том числе и на запах.

– П-п-п …п-п-п-п-п…. – произнёс обитатель.

– По-моему, он хочет что-то выразить словами, и не может. Значит, им руководит «животный человек»! – засуетился Рыбка и участливо спросил:

– П-п-п-п… – это привет? Или, пожалуйста, вы хотите сказать?

А вот, по-моему, он хочет не выразить, а выразиться, – встрял в этот безумный диалог изрядно пьяный Кабан. – Ну, выражайся, ты, ублюдская кегля!

– П-п-п… пошёл ты, п-п-п… падла, – наконец выдавила из себя «ублюдская кегля».

– Видите, пошло…. – торжествовал Кабан.

Торжество это было недолгим. В возникшей паузе друзья с ужасом увидели множество повёрнутых к себе бледных лиц завсегдатаев притона.

И тут у Семёновны проявился побочный эффект от потребления «Зоси».