Публичная арена: у истоков сетевой поляризации

Публичная арена: у истоков сетевой поляризации
Петр Комаревцев

Как Дональд Трамп смог стать президентом?Чем бы занялся Стив Джобс, не будь в прошлом столетии Холодной войны? Что такое «дофаминовая петля» и закон нарративного тяготения? Для чего сегодня пользователю сети хотя бы базовое знание нейрокогнитивистики?Отталкиваясь от этих на первый взгляд неочевидных вопросов, автор пытается понять: чем является сетевое общество? Как социальные медиа влияют на нашу цивилизацию? Какие эффекты оказывают на своих пользователей?Buy the ticket, take the ride.

Публичная арена: у истоков сетевой поляризации

Петр Комаревцев

© Петр Комаревцев, 2021

ISBN 978-5-0053-3791-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

История этой книги

Замысел этой книги начал складываться из моего еще студенческого знакомства с творчеством известного футуролога Элвина Тоффлера и наблюдения за развитием сирийского конфликта в 2013 году. Интересно сейчас оглядываться назад – и понимать: нас разделяют не десяток лет, а различные эпохи, фронтиры меж которыми столь же неумолимые и неотменимые, как поступь времени.

Много воды утекло с тех пор, одно лишь осталось неизменным: упругие и полные диахронии, ярости, упадка и порочности вибрации новостных лент, преследующих каждого из нас каждый день, каждый час, кого-то – и каждую минуту.

Разобраться в ризоме их хитросплетений – непросто. Это требует дисциплины и сноровки, немалого багажа знаний, принципиально иной работы механизмов нашего внимания. Но даже с необходимым вооружением такое путешествие сродни целенаправленному прыжку в кроличью нору.

О том, как и почему он нужен – эта книга.

Автор выражает признательность и благодарность Юрию Бахиреву, Олегу Бакулину, Илье Стечкину, Дмитрию Губину, Александру Дугину, Людмиле Яковлевой, Максиму Бабюку, Олегу Абдурашитову, Павлу Тарусину, Наталье Лосевой, Ивану Засурскому – и родной кафедре факультета журналистики МГУ за ценные советы, сочувствие и поддержку.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Глава I

Выявление контуров new normal

1.1 Философский контур

Интерпретация мало-помалу должна уступить место дискурсу нового типа;

его целью будет не раскрытие какой-то одной, «истинной» структуры,

но установление игры множества структур; говоря точнее,

объектом новой теории должны стать сами отношения, связывающие эти сочетающиеся

друг с другом структуры и подчиняющиеся неизвестным пока правилам[1 - Р. Барт. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. Пер. с фр. Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. – М., Прогресс, 1989. – С.41]

    L’ecriture de 1'evenement.In: «Communications» Barthes R.

Понятие «постмодерн» многозначно, оно используется для обозначения своеобразной фазы, ситуации в политике, философии, социологии, художественном творчестве, то есть, почти во всех сферах бытия и человеческой деятельности.

Главным объектом в эпоху постмодерна становится Текст с большой буквы. Проблематика эта вытекает из вопроса языкового сознания в постструктурализме, который, в свою очередь, переосмыслял наработки структурализма 1950-х годов. Последний выстраивался вокруг тезиса «loquor ergo sum» («говорю, значит, существую»). Для философов данного направления мир был действительным бытием письменности, они сводили человека к сумме текстов, совокупность которых акуммулировалась в мир культуры. И раз ничего не существует вне текста, то и человек находится «внутри текста». В постструктурализме фокус смещается на нарративизацию, описательные ресурсы и процессы человека по отношению к его опыту, а текст по традиции воспринимается как сумма или система семиотических кодов, «структур». Как мы увидим ниже, схожим образом акцент смещался и в коммуникационных теориях: сначала от физических свойств источника сообщения к природе сообщения и функциям канала передачи сообщения, а затем и подавно к получателю сообщения, его механизмам обработки входящей информации; иными словами, от медиа, источника сигнала, через текст, сообщение, к программному обеспечению самого реципиента.

Этот постепенный сдвиг, разворачивающийся во второй половине XX века, заложил некоторые интеллектуальные традиции, которые легли в основу «new normal» (термин, возникший в 2008 году и описывающий общество, пребывающее в состоянии кризиса; в данной книге он будет использоваться по отношению к текущему status quo информационной сетевой эпохи), его можно воспринимать как попытку философской артикуляции новой эпохи. Рассмотрим ее основные силовые линии.

Постмодерн сосредоточен на критике метарассказа, или метаистории, т.е., власти единой повествовательной стратегии, парадигмы – научной, философской или художественной. Критика эта выстраивалась на неприятии предшествующих доминантных парадигм. Важно озвучить два тезиса, которые повлияли на структуру и логику последующего текста:

А) Постмодерн выстраивает себя на осмыслении и вообще отталкивается от предшествующих фаз, будучи внутренне глубоко зависим от периода «классики». Чтобы понять его генеалогию, обзор нужно будет начать с фаз премодерна и модерна.

Б) Рассматривая премодерн и модерн, философы постмодерна интерпретировали их в соответствии со своими убеждениями и взглядами, расставляли соответствующие акценты и вычитывали своих предшественником отнюдь не классическим способом. Поэтому нашей целью будет не классическое прочтение философов античности или средневековья, но описание философской артикуляции «new normal». По этой причине важны будут, в первую очередь, интерпретации философами постмодерна их предшественников.

Это даст, пусть и не исчерпывающую, но внятную и обозримую картину трехфазовой модели постмодерна. На достоверность такого подхода «указывает сама современная западная мысль, хотя и весьма парадоксальным образом. Почти каждый крупный представитель буржуазной философии XX столетия специально фиксирует свое критико-полемическое отношение к буржуазной философской культуре классического периода. Демонстративный отказ от философской классики при сохранении скрытой внутренней зависимости от нее (явление, достаточно хорошо известное из анализа модернистских движений в любой сфере культуры) – таково, на наш взгляд, исходное отношение, позволяющее понять, в чем состоит историческая, „смысло-временная“ целостность современной буржуазной философии»[2 - М. Мамардашвили, Э. Соловьев, В. Швырев. КЛАССИКА И СОВРЕМЕННОСТЬ ДВЕ ЭПОХИ В РАЗВИТИИ БУРЖУАЗНОЙ ФИЛОСОФИИ. URL: http://psylib.org.ua/books/mamsosh/index.htm (http://psylib.org.ua/books/mamsosh/index.htm) (дата обращения: 13.12.2014)].

Для удобства читателя мы рассмотрим основные черты каждой фазы, подробнее остановимся на философах постмодерна и их концепциях, которыми была обогащена современная философская мысль – и, наконец, покажем, каким образом функционирует эта фазовая модель, как она разворачивается в истории и переходит от объяснения мира к игре с Текстом. Видение истории как поэтапной цепочки типа «премодерн – модерн – постмодерн» – это не хронологическое, а социо-философское измерение времени. Поэтому описание цепочки будет также осуществляться через описание основных социо-философских дискурсов каждого этапа.

Отличительная особенность премодерна – в том, что он удивляется (в том смысле, который вкладывали в это действие Платон и Аристотель, где удивление – это начало выхода из привычного) смертности. Люди рождались и умирали как времена года – и снова рождались, заключенные в циклическое время античности. Весь мир был един и сакрален, бытийности и субъектов попросту не существовало. Мир отличался неделимостью и еще не познал дуализма следующей эпохи. Это отражалось и в обычной жизни, в которой не было жесткой социальной дифференциации.

В своем историческом измерении премодерн распадается на архаичное и традиционное общества.

Архаичное общество – это общество охотников и собирателей, общество инициации, устной культуры коммуникации, орфико-пифагорейской традиции.

И Платон, и Аристотель – выдающиеся философы этой эпохи – начинаются с опыта сакрального, опыта столкновения с чудом. Вот как описывает характер сократической инициации Платона Эдуард Шюре, философ-традиционалист, занимавшийся проблематикой инициатических учений античности:

«Светлый образ Сократа, умирающего за истину и беседующего в свой смертный час с учениками о бессмертии души, запечатлелся в уме Платона, как самое прекрасное из зрелищ и как самая святая из всех мистерий. Это было его первым великим посвящением. Позднее он изучал физику и метафизику и много других наук; но он навсегда остался учеником Сократа. Он передал нам его живой образ, влагая в уста своего учителя сокровища своей собственной мысли»[3 - Э. Шюре. Великие посвященные. Очерк эзотеризма религий. URL: http://www.e-reading.ws/chapter.php/131450/48/Shyure_-_Velikie_posvyashchennye._Ocherk_ezoterizma_religiii.html (http://www.e-reading.ws/chapter.php/131450/48/Shyure_-_Velikie_posvyashchennye._Ocherk_ezoterizma_religiii.html) (дата обращения: 03.12.2014)].

Философский мир архаичного общества не знает церковной религии и теологии, в жизнь человека включена смерть, в тело – дух, всё гармонично и едино. К примеру, в пифагорейском союзе воедино сливались музыка, математика, философия – и синтезируясь в обобщенное, абстрактно выраженное знание, все эти направления выполняли функцию медитативной практики, очищающую душу и подготавливающую адепта к восприятию истины.

Вторая важная характеристика – архаичный мир не знает зла. Даже Аристотель трактует зло как малую степень добра – и не решается двинуться дальше, это немыслимый ход для человека античности, равносильный принятию концепта «нуля», ему неизвестного:

«Таким образом, получаются и эти вот нелепости, и то, что элемент, противоположный [единому], будет ли это множество или неравное, т. е. большое и малое, есть само-по-себе-зло (поэтому один из них избегал приписывать единому благо: ведь раз возникновение – из противоположностей, то было бы необходимо, чтобы зло составляло природу множества; другие же утверждают, что неравное составляет природу зла). Отсюда получается, что все существующее, кроме одного – самого-по-себе-единого, – причастно злу, что числа причастны более чистому злу, нежели [пространственные] величины, что зло есть вместилище блага и что оно причастно пагубному [началу] и стремится к нему, ибо одна противоположность пагубна для другой. И если, как мы говорили, материя есть каждая вещь, сущая в возможности (например, для действительного огня – огонь, сущий в возможности), то само зло будет благом в возможности»[4 - Аристотель. Метафизика. URL: http://lib.ru/POEEAST/ARISTOTEL/metaphiz.txt_with-big-pictures.html (http://lib.ru/POEEAST/ARISTOTEL/metaphiz.txt_with-big-pictures.html) (дата обращения: 18.05.2019)].

Традиционное общество начинается с вкушения запретного плода яблока знания о разделении добра и зла, в нем начинает вызревать христианская проблематика теодицеи. Едва появляется эта расщелина – и время начинается разверзать бездну между сакральным верхом и профанным низом. Ведь если существует зло – оно не может быть от небес или богов?

Возникает понятие креационизма, где сакральное творит профанное, роль последнего при этом отведена тварному миру. В традиционном обществе мы уже наблюдаем возникновение и постепенное доминирование теизма, который может допускать как наличие нескольких творцов и правителей (политеизм), так и только одного, Единого творца (монотеизм). Эпоха проходит именно под знаком монотеизации (Люцифер, например, падает именно как тварь, возомнившая себя Богом – божественное изобилие постепенно сужается до монотеизма).

Онтологическая раздвоенность на сакральное и профанное привела и к возникновению социальной стратификации, где: Бог противопоставлен миру, власть – народу, мужчина – женщине. Меняется и представление о времени: античная цикличность сменяется устремленной в один конец темпоральной стрелой времени, направление которой трактуется большинством учений (к примеру, установившимся позднее христианством) негативно. История представляется ожиданием страшного суда, время становится процессом засыпания бога, отдалением человека от него. Именно поэтому только монотеистические религии авраамического толка обладают возможностью перехода к модерну.

В средневековой картине мира сакральное еще явно присутствует в профанном во имя поддержания порядка, при котором более высокие ступени бытия лучше организованы, чем низшие – такая трактовка взаимоотношений сакрального и профанного и получила название «теизм». При этом, сакральное проявляет себя в тварном через чудеса, которые понимаются как активное вмешательство божественных сил в человеческий мир. Но уже в средневековых спорах о будущем христианства (среди самых интересных дискуссий следует особо отметить средневековый спор об универсалиях) постепенно прорисовывалось торжество Аристотеля над Платоном, классификации и разделения над синтезом. Проблема существования универсалий – правил, которые ограничивают присутствие Бога в мире, осмыслялась в направлениях реализма и номинализма, каждое из которых предожило свое решение этого вопроса: «интеллектуализм» (Фома Аквинский) и «волюнтаризм» (Уильям Оккам) соответственно.

По утверждению Людмилы Яковлевой, суть интеллектуализма сводится к тому, что «Бог не может преступить через логику существующих в Нем универсалий, общих понятий, которые оборачиваются для сотворенного мира логикой необходимости, законосообразности земных событий, кои человек должен познать и им следовать»[5 - Л. Яковлева, ОЧЕРКИ ПО ФИЛОСОФИИ НОВОГО ВРЕМЕНИ. URL: http://new.philos.msu.ru/uploads/media/JAkovleva_L.I._KHrestomatija.pdf (http://new.philos.msu.ru/uploads/media/JAkovleva_L.I._KHrestomatija.pdf) (дата обращения: 03.12.2014)]. Иными словами, стремясь познать божественные идеи, человек должен познавать окружающий его мир, находя в нем следы божественного присутствия, чудеса.

В то же время, волюнтаризм проистекает из доктринального обоснования номиналистами абсолютной свободы воли Творца, который буквально сотворил мир «из ничего». Если Бог есть недосягаемый идеал, то его не могут сдерживать даже его собственные правила. Но и человек так же освобождается от каких бы то ни было обязательств, ведь если мир творится не по плану, а по произволу, то никому не дано знать заранее волю Творца:

«Человеческий разум освобождается от знания, которое не им добыто; личность освобождается от гнета любого авторитета. Человек сам создает интеллектуальные схемы, которые структурируют его разнообразные отношения с миром, в том числе познавательные. Человек может познать только то, что им же самим смоделировано для осуществления акта познания. Здесь пролегает граница человеческой свободы. Волюнтаристы, будучи певцами абсолютной свободы Бога, в удел человеческому произволу оставили только тот участок бытия, который человек может освоить исключительно собственными силами»[6 - Л. Яковлева, ОЧЕРКИ ПО ФИЛОСОФИИ НОВОГО ВРЕМЕНИ. URL: http://new.philos.msu.ru/uploads/media/JAkovleva_L.I._KHrestomatija.pdf (http://new.philos.msu.ru/uploads/media/JAkovleva_L.I._KHrestomatija.pdf) (дата обращения: 03.12.2014)].

Дальнейшее развитие философской мысли проходило через декларацию отделения мирского от божественного и продолжило номиналистскую линию. Философия начинает доминировать над религией в ее древних, не прошедших институциализацию, формах.

Эта философия, философия модерна, к разбору которой мы подходим, «представляет собой удивительно цельное образование: во всех своих проявлениях она как бы отлита из одного куска, пронизана одним каким-то умонастроением и пафосом. „Мыслительное пространство“, общее поле проблем и мысленных операций, внутри которого развертывались основные мировоззренческие столкновения, борьба материализма и идеализма, было в высшей степени связным, гомогенным, характерологически устойчивым. Если сводить его к одной какой-нибудь формуле, то можно сказать, что в нем с классической полнотой и всесторонностью (вплоть до ставших позднее знаменательными антиномий, скрытых или явных) оказалась выраженной и проанатомированной позиция сознательного человека в мире, или – еще точнее – вообще человеческой сознательности в качестве свободного и органического фактора жизни, общественного устройства и миропознания, соразмерного с атомарным, самосознательно и разумно действующим индивидом и неотъемлемого от него. В этом основная внутренняя идейная форма всей классической философии, в этом же источник ее непреходящего значения и влияния»[7 - М. Мамардашвили, Э. Соловьев, В. Швырев. Классическая и современная буржуазная философия (Опыт эпистемологического сопоставления). URL: http://vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=501&Itemid=55 (http://vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=501&Itemid=55) (дата обращения: 13.12.2014)].

Философские проекты, лежащие в основе исторической эпохи модерна, были созданы в XVII – XVIII вв. Людьми, оформившими предпосылки мировоззренческого переворота Нового Времени, стали Рене Декарт и Исаак Ньютон. Поставленная Декартом в «Первоначалах философии» теоретическая задача описать мир как механизм, подчиненный универсальным законам, сохранится и будет притягивать многие выдающиеся умы. Он построил строго системную механистическую модель мира, вынеся за его пределы все нематериальное, одушевленное, и приписав динамические функции бытия трансцендентному Богу – тем самым открывая дорогу деизму, который определил интеллектуальные практики последующих десятилетий.

Ньютон, оппонируя своему предшественнику, опять привнес в мир с помощью понятия силы, пронизывающей всю вселенную, теистические краски, поскольку «сила» исходит от Бога, который совершает через нее определенные действия в своем «чувствилище», абсолютном пространстве, тем самым осуществляя свое присутствие в мире. В последствие наука отказалась от понятия «силы», поскольку концепция Ньютона сохраняла свою работоспособность и без нее.