Император Николай II. Мученик

Таким образом, устранение Франца Фердинанда в качестве «превентивной» меры, пока тот не стал императором, что при дряхлости Франца Иосифа могло случиться в любую минуту, было для всех вышеназванных сил крайне желательным.

Однако Вена и Берлин обвинили в сараевском убийстве Сербию, дескать, Белград стремился к созданию «Великой Сербии», а потому и организовал убийство Франца Фердинанда. Но такие умозаключения на деле совершенно беспочвенны и лукавы. Правящие круги Сербии, даже если среди них и имелись «великодержавные» настроения, не могли не понимать, что последствием убийства австрийского престолонаследника будет полный триумф в Вене «военной партии» и, как следствие этого, неминуемая и заранее обреченная на поражение война. Причём заступничество России в такой ситуации было совсем для Сербии не гарантировано. Поэтому для Белграда было жизненно важным не только не участвовать в покушении на эрцгерцога, но и любой ценой его не допустить. Собственно, именно так и вело себя сербское правительство. Когда до него дошли слухи о предстоящем покушении, оно 21 июня 1914 г. (по н. ст.) поручило своему посланнику Йовану Йовановичу предупредить австро-венгерского министра финансов графа Билинского о грозящей эрцгерцогу опасности. Билинский при этом это предупреждение проигнорировал, отделавшись общими фразами, что «он надеется, что этого не случится»[671 - Le Moal Frеdеric. La Serbie, du martyre ? la victoire 1914–1918, еditions 14–18. Paris, 2008. Р. 35.].

Тем не менее считается полностью доказанным участие в убийстве влиятельной сербской тайной организации «Единение или смерть» (или, как ее называли, «Чёрная рука»). Она была создана 9 мая 1911 г. в Белграде десятью старшими офицерами сербской армии. Фактическим лидером организации стал начальник Осведомительного отдела Генерального штаба полковник Драгутин Димитриевич. Король Пётр, королевич Александр и премьер-министр Никола Пашич, во многом обязанные Димитриевичу приходом к власти, тем не менее опасались его. Пашич указывал на опасность «Чёрной руки» и настаивал на её роспуске[672 - За балканскими фронтами Первой мировой войны. С. 17.]. Русский военный агент в Сербии полковник В. А. Артамонов в своём рапорте ГУГШ от 9/22 ноября 1911 г. докладывал: «Не скрою, что “Чёрная рука” через одного офицера сделала попытку войти в сношения со мной. Конечно, я немедленно и решительно отклонил приглашение переговорить с членами тайной организации, чтобы не дать им возможности примешивать при агитации имя России». Ознакомившись с информацией, Император Николай II указал МИД тщательно следить за деятельностью «Чёрной руки». Царь отвергал террористическую тактику. «Где гарантия, – спросил Николай II сербского короля Петра I в 1910 г., – что в один прекрасный день заговорщики не поднимут руку на Вашу династию?»[673 - Там же.]

Между тем, если бы «Чёрная рука» действительно принимала участие в убийстве эрцгерцога, то этот факт должен был быть неминуемо известным австрийцам. Нет сомнений, что они не преминули бы его использовать в антисербской пропаганде уже в 1914 г. Вместо этого главным организатором преступления Вена выставляла националистическую «Народну одбрану» только потому, что она была скандально известна своими громкими антиавстрийскими заявлениями. Кроме того, весьма сомнительными представляются утверждения о связях «Чёрной руки» с боснийской террористической организацией «Млада Босна» («Молодая Босния»), к которой принадлежали убийцы Франца Фердинанда. «Млада Босна» имела национально-демократическую идеологию, близкую к анархо-коммунистам. Она основывалась на внеэтническом и внеконфессиональном югославянстве (убийца эрцгерцога Гаврило Принцип называл себя на допросе не сербом, а югославом), основой которого должна была быть левая идеология. По крайней мере один из лидеров «Млада Босна», Владимир Гачинович, поддерживал тесные связи с Троцким, Радеком и, по некоторым сведениям, встречался с Лениным[674 - Дедиjer Владимир. Op. cit. C. 304.]. Гачинович писал Троцкому, что «мы – ваша идейная колония, а колония всегда идет за метрополией»[675 - Писарев Ю.А. «Наши дети будут ходить по Вене…» Сараевское убийство 28 июня 1914 г. и «Млада Босна» // Родина. 1993. № 8–9.]. Никакого отношения ни к сербскому национализму, ни к Сербии как государству эта «колония» не имела. Участники Сараевского преступления не только не были православными, но – воинствующими атеистами. При этом все они были австро-венгерскими подданными[676 - Воронин В. Сараевское покушение // Стратегия России. 2012. № 1.].

«Млада Босна», будучи австро-венгерской революционной организацией, не могла не находиться под пристальным вниманием австрийских спецслужб. Не является тайной давно установленные связи Троцкого с руководителем политической полиции Австро-Венгрии Эдмундом фон Гайером[677 - Троцкий ошибочно называет его Гейером.][678 - Троцкий Л. Моя жизнь. Опыт автобиографии. М.: Вагриус, 2001. С. 125.]. О связях Троцкого с австро-венгерской разведкой отмечали и некоторые исследователи[679 - Иванов (Скуратов) А.М. Это начиналось так. К 75-летию начала Первой мировой войны // Молодая гвардия. М., 1989. № 8.]. Известно о подобных же контактах и друга Троцкого Христиана Раковского, которого французский генерал Анри Альбер Ниссель открыто определял «известным австро-болгарским агентом»[680 - Bradley (J. F. N.). France, Lenin and the Bolsheviks in 1917–1918. The English Historical Review, Vol. 86, No. 341 (Oct. 1971). P. 783–789.]. Одновременно Раковский был хорошо знаком с лидерами «Млада Босна»[681 - Сейерс М., Кан А. Тайная война против СССР. М., 1947. С. 339.].

Если к убийству Франца Фердинанда были причастны австро-венгерские и германские правящие круги, они могли легко использовать через свою агентуру боевиков «Млада Босна», которые, разумеется, не подозревали об истинных организаторах преступления.

Несмотря на то, что у австро-венгерских властей были неограниченные возможности давления на подсудимых, которыми они в полной мере пользовались, ими не было добыто ни одного доказательства, свидетельствующего о причастности к убийству сербского и тем более русского правительств[682 - Воронин В. Сараевское покушение // Стратегия России. № 1. 2912.]. Об этом недвусмысленно свидетельствовал специальный представитель МИД Австро-Венгрии, посланный расследовать Сараевское преступление, Фридрих фон Визнер, сообщивший в своей телеграмме в Вену от 10 июля 1914 г.: «Даже подозревать сербское правительство в том, что оно было осведомлено о покушении, либо участвовало в его осуществлении, в подготовке и предоставлении оружия, невозможно».

Принцип древних «ищи кому выгодно» однозначно указывает на венских и берлинских врагов эрцгерцога Франца Фердинанда как на главную заинтересованную сторону в его физическом устранении. Историк В. Н. Воронин полагает: «Наиболее вероятно, что убийство в Сараево было прямо подготовлено австрийской военной партией, которую возглавлял генерал Конрад фон Гётцендорф. Целью этой провокации было обвинение Белграда в терроризме и последующее территориальное расчленение Сербии»[683 - Там же.].

Уже после Первой мировой войны принцесса Стефания писала: «Сараево не могло бы случиться вне ведения министров. Император знал об опасности, знал об угрозе, нависшей над наследником престола, но он просто сидел и смотрел»[684 - Вулмасн С., Кинг К. Указ. соч.].

Сын убитого летом 1914 г. эрцгерцога, герцог Макс Гогенберг не сомневался, что к убийству его отца причастна германская тайная полиция[685 - Дедиjer Владимир. Op. cit. C. 736.].

События лета 1914 г. и обстоятельства покушения вполне укладываются в эту версию. Инициатором поездки наследника престола в Сараево был старый его враг и член «военной партии» генерал-губернатор Боснии Оскар Потиорек. Именно он настоял на том, что Франц Фердинанд должен обязательно посетить главный город провинции после маневров, причём обязательно 28 июня, в сербский национальный праздник – битвы с турками на Косовом поле в 1389 г. Было очевидно, что в такой день престолонаследнику лучше не посещать столь опасный регион. Однако Потиорек не только настоял на приезде эрцгерцога именно в этот день, но ещё и полностью пренебрёг мерами безопасности.

28 июня 1914 г. эрцгерцог Франц Фердинанд и его супруга светлейшая герцогиня София Гогенберг были убиты в Сараево боевиком «Млада Босна» Гаврило Принципом. Враги убитого эрцгерцога Франца Фердинанда торжествовали. Одному из них, маркизу Альфреду Фюрст фон Монтенуово, приписывают следующее признание: «Нам давно нужен был предлог, чтобы поставить Сербию на место – в углу, на коленях, и Франц Фердинанд дал нам его. Теперь его задача в этом мире окончена»[686 - Скляренко В. и др. 50 знаменитых загадок истории ХХ века. М.: Фолио, 2011. С. 76.]. Даже если маркиз их не произносил, они очень точно отражают реакцию на гибель эрцгерцога со стороны большей части венского Двора.

Известие об убийстве наследника престола совершенно не нарушило спокойную жизнь Австро-Венгерской империи. Император Франц Иосиф не только не отдал приказа начать расследование произошедшего, но и не наказал должностных лиц Сараево, чьи действия, сознательно или нет, привели к тому, что покушение увенчалось успехом.

Однако правящие круги Австро-Венгрии и Германии немедленно использовали это убийство для разжигания войны. Причём слаженность и четкость их действий не оставляют уверенности в их заблаговременном планировании. 16/29 июня, когда в австро-венгерскую столицу было привезено тело эрцгерцога Франца Фердинанда, перед сербской миссией были устроены провокационные демонстрации, требующие убрать приспущенный в знак траура сербский национальный флаг. Когда посол Йованович отказался это сделать, сославшись на то, что Сербия, так же как Австро-Венгрия, скорбит по убитому эрцгерцогу, венские газеты поместили заголовки: «Провокация сербского посланника»[687 - Пиленко А.А. Начало войны // История Великой войны. М.: Изд. т-ва Н.В. Васильева, 1915. Т. 1. С. 280.].

В Белграде со всей ясностью осознавали всю опасность складывающейся ситуации. Там хорошо знали, что Сербия «сможет перевооружить свою армию только через два с половиной года», а Россия и Франция «не готовы вступить в войну с Германией и её дунайским союзником, так как их подготовка к войне будет закончена не ранее 1917 г.»[688 - Писарев Ю.А. Россия и Сербия 1914–1918. С. 31–32.]

17/30 июня по поручению главы сербского правительства Николы Пашича посол Йованович явился в австро-венгерский МИД с заявлением на имя министра иностранных дел Австро-Венгрии графа Берхтольда. В нем говорилось, что королевское сербское правительство самым решительным образом осуждает Сараевское преступление, что оно будет делать всё от него зависящее, чтобы пресечь любую противоавстрийскую деятельность на своей территории и готово предать суду всех соучастников преступления, если таковые будут обнаружены[689 - The Serbian Blue Book. Р. 84–85.]. Берхтольд «не смог» принять Йовановича, и тот был вынужден зачитать заявление своего правительства его помощнику[690 - Там же. Р. 85.].

19 июня/2 июля 1914 г. император Франц Иосиф писал кайзеру Вильгельму: «Покушение на моего бедного племянника есть прямое следствие продолжающейся агитации русских и сербских панславистов, единственной целью которых является ослабление Тройственного союза и разрушение моей Империи. Нет сомнений, что кровавое убийство в Сараево является не действием одиночки, но хорошо организованным заговором, нити которого ведут в Белград. И если, по всей видимости, невозможно доказать причастность к нему сербского правительства, то можно не сомневаться, что его политика по объединению всех южных славян под сербским флагом, способствует преступлениям такого рода. Сербия должна быть устранена как политический фактор на Балканах»[691 - Lettre de l’Empereur et Roi Fran?ois-Joseph ? l’Empereur Guillaume. Le 2 juillet 1914. // Pi?ces Diplomatiques relatives aux antеcеdents de la Guerre 1914. Supplеments et additions au Livre Rouge Austro-Hongrois. Premi?re partie du 28 juin au 23 juillet 1914. Paris, 1922. P. 1 (далее Livre Rouge Austro-Hongrois).].

Позиция Вены нашла в Берлине полную поддержку, и не вызывает сомнений, что она была согласована с ним заранее. Уже в день убийства эрцгерцога в официальном сообщении германского МИД утверждалось: «28 июня с.г. Наследник австро-венгерского престола, эрцгерцог Франц Фердинанд, и его супруга, герцогиня фон Гогенберг, были убиты из револьвера членом сербской шайки заговорщиков. Расследование преступления, произведённое австро-венгерскими властями, доказало, что заговор на жизнь эрцгерцога Франца-Фердинанда был подготовлен и разработан в Белграде при участии сербских официальных лиц; при осуществлении его пущено было в ход оружие из государственного сербского склада»[692 - Пиленко А.А. Начало войны // История Великой войны. М.: Изд. т-ва Н.В. Васильева, 1915. Т. 1. С. 279.]. 17/30 июня император Вильгельм II на докладе своего посла в Вене графа Г. фон Чиршки написал: «С сербами нужно покончить возможно скорее. Теперь или никогда»[693 - Баиов А.К. Указ. соч. С. 64.].

В письме от 1/14 июля 1914 г. кайзер заверил Франца Иосифа в своей готовности поддержать усилия австро-венгерского правительства «помешать созданию новой балканской лиги под патронажем России, острие которого направлено против Австро-Венгрии»[694 - Lettre de l’Empereur Guillaume ? l’Empereur et Roi Fran?ois-Joseph // Livre Rouge Austro-Hongrois. Premi?re partie. P. 63.]. Более того, Берлин с самых первых дней конфликта был заинтересован в скорейшем развязывании войны против Сербии. 2/15 июля статс-секретарь иностранных дел Германии Г. фон Ягов телеграфировал германскому послу в Лондоне князю К.-М. фон Лихновскому: «Дело идет сейчас о высокополитическом вопросе, может быть, о последней возможности нанести великосербскому движению смертельный удар при сравнительно благоприятных условиях. Если Австрия упустит этот случай, она потеряет всякий престиж и станет в нашей группе еще более слабым фактором»[695 - Г. фон Ягов – князю К.-М. Лихновскому 2/15 июля 1914 г. // Международные отношения. Сборник документов. М., 1940. С. 267.].

22 июня/5 июля в Потсдаме Вильгельм II заявил австро-венгерскому послу графу Ладислаусу Сечени-Маричу: «Не нужно долго ждать с началом боевых действий. Позиция России будет, конечно, враждебной, но мы к этой возможности долго готовились, и Австрия может быть уверена, что, если даже начнётся война между Австрией и Россией, Германия останется верной своей союзнице. Россия, к тому же, не готова к войне»[696 - Баиов А.К. Указ. соч. С. 65.]. То есть германский император прямым текстом призывал австрийцев напасть на Сербию, обещая всемерную поддержку. При этом Вильгельм II и его генералитет были уверены, что Россия либо совсем не вступит в войну, как это было во время Боснийского кризиса, либо, если даже в неё и вступит, то немедленно развалится из-за внутренних беспорядков. Итальянский министр иностранных дел Антонино Патерно-Кастелло маркиз ди Сан-Джулиано в июне 1914 г. сообщал, что «в Берлине не верят в серьёзность русских угроз»[697 - Пиленко А.А. Начало войны // История Великой войны. Т. 1. С. 301.]. Оберквартирмейстер Большого штаба генерал граф Георг фон Вальдерзее настаивал перед Веной на немедленном начале войны с Сербией, «пока Россия ещё не готова»[698 - Fischer (Fritz). Op. cit. Р. 66.]. В беседе с послом Австро-Венгрии в Берлине графом Сечени Вильгельм II заверил: «При сегодняшнем положении дел, Россия совершенно не готова к войне, и она хорошо подумает, прежде чем взять в руки оружие»[699 - Там же. Р. 68.].

В этой связи посланник в Сербии, сменивший на этом посту скоропостижно скончавшегося в Белграде 27 июня/10 июля 1914 г. Н. Г. Гартвига, князь Г. Н. Трубецкой вспоминал: «Германские дипломаты воображали себе, что Россия накануне революции и что малейшего внешнего осложнения достаточно, чтобы внутри Империи вспыхнули крупные беспорядки»[700 - Трубецкой Г.Н. Русская дипломатия 1914–1917 гг. и война на Балканах. Монреаль, 1983. С. 16.]. Надежды немецкой дипломатии на беспорядки в России были не случайны, так как в 1913 г. спецслужбы рейха получили задание военных кругов их подготовить[701 - Айрапетов О.В. Внешняя политика Российской империи (1894–1917). С. 601.].

Убедившись в том, что Австро-Венгрия четко взяла курс на войну, Вильгельм II, с целью успокоить мировую общественность, убедив её в своём «миролюбии», чтобы никто не смог обвинить его в давлении на Вену, отбыл по совету Бетмана-Гольвега в морское путешествие к берегам Норвегии[702 - Fischer (Fritz). Op. cit. Р. 69].

24 июня/7 июля на заседании австрийского совета министров граф Берхтольд заявил, что «пора поставить сербов в положение, когда они не смогут больше вредить. Императорское правительство Германии обещало, безусловно, помочь Австрии в войне против сербов. Поединок с Сербией может привести к войне с Россией», но «будет лучше, если война начнётся теперь же, потому что Россия, со дня на день становится все более влиятельной на Балканах»[703 - Баиов А.К. Указ. соч. С. 66.].

26 июня/9 июля Берхтольд посоветовал императору Францу Иосифу направить Сербии ультиматум, который позволил бы не допустить создания в глазах мирового сообщества представления о характере будущей войны с Сербией как «отвратительной агрессии»[704 - Fischer (Fritz). Op. cit. Р. 70.]. Франц Иосиф внял советам своего министра и приказал составить для Белграда жёсткий ультиматум, в котором велел выдвинуть конкретные требования. Вильгельм II рекомендовал союзнику, чтобы эти требования были «очень ясные и очень категорические»[705 - Баиов А.К. Указ. соч. С. 67.].

29 июня/12 июля граф Сечени направил министру иностранных дел империи графу Берхтольду письмо, в котором сообщал: «По мнению Германии, и это мнение я вполне разделяю, необходимо выбрать теперешний момент, исходя из общих политических соображений и специально из моментов, вытекающих из сараевского убийства. В последнее время Германия еще больше укрепилась в мнении, что Россия готовится к войне против своих западных соседей и рассматривает эту войну уже не как известную возможность, а определенно считается с ней в своих политических расчетах на будущее. Но именно на будущее. И в настоящий момент она не собирается воевать (выделено нами. – П. М.)»[706 - Международные отношения 1870–1918. М.: Академия Красной Армии, 1940. С. 266–267.]. Этот документ не оставляет никаких сомнений в агрессивных планах Германии и Австро-Венгрии как в отношении Сербии, так и в отношении России. Из него видно, что австрийские и германские правители были полностью осведомлены в том, что Россия, не говоря уже о Сербии, не собирается вести войну в 1914 г., но что силы ее многократно возрастут в ближайшие годы. Именно поэтому Вена и Берлин так стремились как можно быстрее осуществить свои преступные намерения в отношении как России, так и Сербии.

В своих воспоминаниях Бернхард фон Бюлов признавал: «Сохраняя хладнокровие и ловкость, мы могли спасти мир. Германская империя не должна была допускать Австрию вести себя так неблаговидно и вызывающе, чтобы оказаться потом с нею рядом в этой страшной войне»[707 - B?low B. von. Mеmoires du chancelier Prince de B?low. T. 1–4. 1897–1902. Paris: Plon, 1930. T. 4. P. 167.].

Однако, решившись расправиться с Сербией, правящие круги Германии и Австро-Венгрии продолжали предпринимать всё возможное, чтобы скрыть свои агрессивные приготовления. Дипломатическому корпусу в Вене и Берлине были даны такие успокаивающие заверения, что многие из них отправились в отпуск. Не был исключением и русский посол в Вене Н. И. Шебеко, которого Берхтольд заверил, что Сербии будут предъявлены «совершенно приемлемые требования», «не имеющие ничего унизительного для ее национального самосознания», после чего посол счёл возможным выехать в Россию[708 - Пиленко А.А. Начало войны // История Великой войны. Т. 1. С. 284.]. Подобные же заверения были сделаны австрийцами послам Франции и Англии.

Между тем сербское правительство, обеспокоенное грозным затишьем, 7/20 июля обратилось к австро-венгерскому правительству с официальным заявлением, в котором выразило готовность «принять всякую просьбу Австро-Венгрии в связи с сараевским преступлением»[709 - The Serbian Blue Book. Р. 106.]. Это заявление было оставлено официальной Веной без ответа.

Поздно вечером 10/23, в 18 час., посланник Австро-Венгрии в Белграде барон Владимир Гизль фон Гизлингер вручил сербскому правительству вербальную ноту, содержащую ультиматум. Когда в Белграде ознакомились с текстом этого ультиматума, то были поражены его крайними цинизмом и жёсткостью.

Австрийцы требовали от Сербии: 1) торжественно публично осудить всякую агитацию и пропаганду против Австрии, изложив это осуждение в специальном печатном органе и приказе короля для армии, 2) закрыть все антиавстрийские издания, 3) исключить из школьной программы все антиавстрийские высказывания, 4) уволить всех офицеров и должностных лиц, замеченных в антиавстрийской пропаганде, причем списки этих лиц должны были быть составлены австро-венгерскими офицерами, 5) допустить на сербскую территорию силовые структуры Австро-Венгрии для подавления движений, «направленных против территориальной целостности Австро-Венгрии», 6) допустить австро-венгерские следственные органы для расследования сараевского убийства[710 - МОЭИ. Серия III. Т. 5. С. 36.]. Вербальная нота заканчивалась грозной фразой: «австро-венгерское правительство ожидает от королевского правительства ответ до шести часов вечера в субботу 12/25 текущего месяца», то есть на выполнение всех поставленных австрийцами условий Белграду отводилось 48 часов.

Текст ультиматума фактически предполагал капитуляцию Сербии. Более того, Вена известила остальные державы о своем ультиматуме только 11/24 июля, то есть к самому окончанию срока ультиматума. Таким образом, австро-венгерское правительство сделало все, чтобы мирное посредничество других европейских держав стало невозможным.

Не вызывает сомнений, что за спиной австро-венгерского ультиматума стояла Германия. В Берлине получили его экземпляр текста ещё 9/22 июля, и германское правительство прекрасно было о нём осведомлено. 10/23 июля Вильгельм II на полях телеграммы фон Ягова оставил помету в своём стиле, в которой совершенно недвусмысленно определил Сербию как «банду грабителей, которых нужно прибрать к рукам за их преступления»[711 - Международные отношения. С. 268.].

14/27 июля граф Берхтольд сообщил императору Францу Иосифу, что сербские войска напали на австрийскую погранзаставу в районе Темеш-Кубина. Это была откровенная ложь, которая вскоре была опровергнута тем же Берхтольдом. В Австро-Венгрии началась мобилизация, её войска стягивались к сербской границе. В тот же день Франц Иосиф подписал манифест об объявлении Сербии войны. На следующий день, 15/28 июля 1914 г., Берхтольд официально известил об этом телеграммой сербское правительство[712 - Писарев Ю.А. Россия и Сербия. 1914–1915. С. 100–101.][713 - Вторая мировая война начнётся точно с такой же провокации нацистов, организовавших нападение «польских пограничников», на самом деле переодетых в польскую форму уголовников, на немецкую радиостанцию.].

Император Николай II и предвоенный кризис 1914 г.

Начавшийся 1914 г. внешне не предвещал никаких потрясений. В марте Царская Семья отправилась в свою любимую Ливадию, где в сентябре 1911 г. архитектором Н. П. Красновым был построен новый Большой дворец. Изумительное по своей красоте здание, построенное из белого инкерманского камня в стиле итальянского Возрождения, представляло собой отличное место отдыха для Царской Семьи и рабочую резиденцию Государя. По словам В. Н. Воейкова, Ливадийский дворец «был одним из самых красивых дворцов, когда-либо мною виденных»[714 - Воейков В.Н. Указ. соч. С. 86.]. Поразительно, но этот большой дворец, вместе с внутренней отделкой, был построен с марта 1910-го по сентябрь 1911 г., то есть всего за полтора года. 20 сентября 1911 г. Царская Семья впервые переступила порог своего нового летнего дома. Тогда никто из ее членов не мог предположить, что прожить в нем им придется всего четыре сезона. В последний раз это случилось весной 1914 г. «Какая благодать быть снова в Крыму», – записал Государь в своем дневнике 30 марта[715 - Дневники Императора Николая II. 1894–1918. Т. 2. Ч. 2. 1914–1918. Запись за 30 марта 1914 г. С. 20.]. Во время пребывания в Крыму Царская Семья устраивала в Ялте благотворительные базары, которые продолжались несколько дней и вся выручка от которых шла беднейшим слоям населения Ялты и на борьбу с детским туберкулезом. К этим базарам Государыня и Великие Княжны готовили акварели и рукоделия. Работы Царской Семьи продавались в главном шатре лично Императрицей. «Надо было видеть, – вспоминал В. Н. Воейков, – с каким искренним энтузиазмом ялтинская публика встречала на базаре Высочайших особ и как все наперебой толпились вокруг шатра Императрицы, чтобы из ее рук получить какую-либо вещицу. Царская Семья держалась со всеми в высшей степени просто»[716 - Воейков В.Н. Указ. соч. С. 86.].

Там же, в Крыму, Царская Семья встретила последнюю мирную Пасху и 3 апреля причастилась. Государь совершил поездку по Крыму, осмотрел крестьянские хозяйства, слушал русских и татарских песенников, посетил имение барона Ф. Э. Фальц-Фейна Аскания-Нова, славящееся своим заповедником, в котором насчитывалось 58 видов млекопитающих, 344 вида птиц, а в общей сложности почти 2000 разных животных. «Голова ходила кругом от стольких впечатлений и поразительного разнообразия животных», – записал в дневнике Николай II[717 - Дневники Императора Николая II. 1894–1918. Т. 2. Ч. 2. 1914–1918. Запись за 30 апреля 1914 г. С. 27.]. Осматривая крестьянские хозяйства, Николай II был поражен их общим благоустройством, великолепными посевами и тучным скотом, что, несомненно, являлось результатом Аграрной реформы[718 - Воейков В.Н. Указ. соч. С. 88–89.].

Здесь, в Ливадии, 6 мая 1914 г. Государь встретил свое 46-летие. 31 мая Царская Семья покинула «милую Ливадию», переехала на яхту «Штандарт», которая взяла курс на румынский порт Констанцу. Официально визит Царя в Румынию был ответным: в 1898 г. румынский король Кароль I приезжал в Россию. Но это, конечно, был лишь предлог. Отправляясь к румынскому королю, Николай II рассчитывал заручиться его поддержкой сохранения мира на Балканах и убедить его, в случае осложнений там, занять сторону России, а не Тройственного союза. В 1912 г. Николай II пожаловал румынскому королю фельдмаршальский жезл. По этому поводу Государь писал Великому Князю Николаю Михайловичу: «Дорогой Николай. Обращаюсь к тебе с просьбой исполнить мое поручение: отвезти королю Румынскому фельдмаршальский жезл к 28-му ноября. В настоящее время поездка Великого Князя, от моего имени, может знаменоваться для России самыми благими последствиями»[719 - Император Николай II – Великому Князю Николаю Михайловичу 18 ноября 1912 года // Российский архив. Т. IX. С. 31.]. Теперь, в 1914 г., Государь хотел закрепить добрые отношения с Румынией. Помимо прочего, в Констанце должны были пройти смотрины для Великой Княжны Ольги Николаевны, которую румынская королевская семья сватала за принца Кароля (будущего короля Кароля II). Однако молодые люди друг другу не понравились, а Николай II никогда не стал бы неволить любимую Дочь. В политическом же смысле визит в Румынию для Царя стал очень успешным. Как показали ближайшие события, Румыния не только не приняла сторону Германии и Австро-Венгрии, но и выступила против них в 1916 г.

Летом 1914 г. Царская Семья, по обыкновению, собиралась проводить свой отдых в Ливадии. Но 16/29 июня 1914 г. Николаю II было доложено содержание расшифрованной телеграммы от военного агента в Вене полковника барона А. Г. Винекена, которая поступила в Петербург накануне, 15/28 июня. В ней говорилось: «Сегодня утром в Сараево убиты выстрелами из револьвера наследник престола и его супруга. Убийца – серб»[720 - Шифрованная телеграмма А.Г. Винекена от 15 июля 1914 г. // [фотокопия] http://ru.wikipedia.org/wiki (http://ru.wikipedia.org/wiki)]. Император Николай II поручил ехать на похороны эрцгерцога Великому Князю Николаю Николаевичу. От имени Государя в Вену был послан роскошный погребальный венок из белых лилий, роз и пальм, с надписью на чёрно-золото-белой ленте: «Эрцгерцогу Францу Фердинанду Австрийскому»[721 - Новое время. 5 июля. 1914 г.]. Однако из Хофбурга[722 - Зимняя резиденция австрийских императоров в Вене.] пришло извещение, что похороны Франца Фердинанда пройдут частным образом в дворцовой церкви замка Арштеттена, жилой резиденции эрцгерцога, в отсутствие представителей царствующих династий и иностранных послов. Австро-венгерская верхушка не хотела превращать похороны в обыкновенную траурную церемонию, где все собравшиеся представители иностранных держав, в том числе и Сербии, являлись как бы соболезнующей стороной, тогда как в Вене готовили Сербии роль главной «виновницы» совершенного злодеяния.

Вопрос о поездке в Ливадию для Государя отпадал. Как вспоминала А. А. Вырубова: «Государыня сказал мне, что политическая обстановка опасная настолько, что ближайшие времена могут стать очень изнуряющими. Поэтому Государь и она хотели настолько быстро, как только возможно, плыть на “Штандарте” на Финские шхеры передохнуть и набраться сил»[723 - Вырубова А.А. Указ. соч.].

1 июля Царская Семья отбыла в финские шхеры. Пьер Жильяр вспоминал: «Вид был прелестен: изумрудное море, оттененное на гребнях волн светлыми переливами, было усеяно островками из красного гранита; над ними высились сосны, стволы которых горели на солнце. Дальше, на втором плане, тянулся берег с длинными полосами желтого песка и тёмно-зелёными лесами, которые уходили в глубокую даль, теряясь в небе…»[724 - Жильяр П. Указ. соч.]

Но отпуск Августейшей Семьи продлился недолго. 7 июля начинался визит президента Франции Р. Пуанкаре в Петербург, и Государь должен был вернуться в Петергоф. Однако, по свидетельству Жильяра, «наше плаванье было только прервано, и мы должны были возобновить его по отъезде президента». Воспоминания Вырубовой, по обыкновению, полны эмоциональных сцен, которые вряд ли могли иметь место в конкретных событиях. Вырубова утверждает, что «неожиданно пришла телеграмма, из которой стало ясно, что Государю надо вернуться в Петроград[725 - 7 июля 1914 г. город еще назывался Санкт-Петербург. – Примеч. авт.]. Мы все знали, что это значит и плакали, когда “Штандарт” повернул свой нос по направлению к Кронштадту. Государыня буквально купалась в слезах. Она произнесла пророчески слова, которые запомнились мне на всю мою жизнь: “Мне кажется, что наши небесные дни на Финских шхерах закончились навсегда, мы никогда все вместе больше не будем плыть на нашем корабле”. Также и Государь к концу отпуска был довольно-таки печальным. “Это, пожалуй, первые настоящие слёзы, которые вы видите на глазах вашего Государя – сказал Он своему ближнему кругу”».

Вообще, воспоминаниям А. А. Вырубовой свойственны «слёзы», «рыдания» и «плачи». Несомненно, что в своей подавляющей части воспоминания о них являются явными преувеличениями. В данном случае причина отъезда Государя в Петербург была вызвана не какой-то «важной телеграммой», а прибытием французского президента. Тем временем общеполитическая обстановка, хотя и была тревожной, но вовсе не виделась трагической. Ведь ещё не был предъявлен даже австрийский ультиматум Сербии, не говоря уже военных приготовлениях на русской границе. Поэтому таким сдержанным на эмоции людям, особенно при посторонних, как Государь и Государыня, конечно, не было никаких причин для таких переживаний. Хотя, разумеется, правдивость слов Императрицы, переданных А. А. Вырубовой, исключать нельзя, но не при этих обстоятельствах.

Пуанкаре впервые посещал Россию в качестве президента. Его визит не был вызван событиями в Сараево, так как планировался задолго до них. Однако в свете происшедшего приезд французского президента приобретал особое значение. Пуанкаре прибыл в Петербург, когда вся Европа ждала, какие шаги предпримет Австро-Венгрия в отношении Сербии. Атмосфера была гнетущей. Как вспоминал Сазонов: «Пребывание президента республики в Петергофе прошло под тягостным влиянием ожидания грядущей беды»[726 - Сазонов С.Д. Воспоминания. М.: Международные отношения, 1991. С. 181.].

Встреча Императора Николая II с Пуанкаре продемонстрировала миру крепость русско-французского союза. Во время официального обеда Государь произнёс тост, в котором приветствовал «главу дружественного и союзного государства» и своего «старого знакомого». «Издавна объединенные взаимною симпатией их народов и общностью интересов, Франция и Россия уже скоро четверть века поддерживают тесную связь для достижения одной и той же цели, заключающейся в том, чтобы охранять свои интересы, содействуя вместе с тем сохранению равновесия и мира в Европе. Я не сомневаюсь, что, оставаясь верными своему идеалу и опираясь на свой испытанный союз, равно как и на одинаково дружественные отношения, наши две страны будут продолжать пользоваться благами мира, обеспеченного полнотою их сил, и всё более укреплять тесные узы, их связывающие»[727 - Тост императора Николая II на обеде в честь президента Франции Р. Пуанкаре. 20/7 июля 1914 г. // МОЭИ. Т. 4. С. 345.].

Примечательно, что Государь в своём тосте специально ни словом не упомянул об угрожающей обстановке в Европе и делал особый упор на мирный характер русско-французского союза. Ни Германия, ни Австро-Венгрия Государем не упоминались вовсе. Это не помешало А. А. Игнатьеву в своих мемуарах, изданных уже в его бытность советским генералом, лгать о том, что «Царь при всём дипломатическом корпусе указывал без обиняков», что союз с Францией направлен против Германии[728 - Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. М.: ОГИЗ, 1948. С. 484.].

Пуанкаре в своём ответном тосте также отмечал, что «Франция в тесном и ежедневном сотрудничестве со своей союзницей будет трудиться над делом мира, на благо которого оба правительства не перестают работать»[729 - Тост президента Р. Пуанкаре 20/7 июля 1914 г. // МОЭИ. Серия III. Т. 4. С. 345.].

Встреча Николая II с Пуанкаре продемонстрировала миру крепость русско-французского союза. Главной темой переговоров Царя и президента была не подготовка к войне, а сохранение мира. Николай II принял предложение посетить Францию с ответным визитом летом 1915 г. Безусловно, что ни Государь, ни президент, понимая опасность и вероятность агрессивных действий австрийцев против Сербии, всё же не предполагали о том, что они станут началом мировой войны.

Это подтверждается словами Николая II, сказанными им М. Палеологу, которые французский посол приводил в следующей редакции: «Я в восторге от моего разговора с президентом, и мы удивительно сговорились. Я не менее миролюбив, чем он, и он не менее, чем я решительно настроен сделать все, чтобы не допустить нарушение мира. Он опасается австро-германского движения против Сербии, и он думает, что мы должны ответить на него тесным и прочным согласием нашей дипломатии»[730 - Палеолог М. Царская Россия в Первой Мировой войне. М.: Международные отношения, 1991. С. 76.].

Таким образом, мы видим, что и Николай II, и Пуанкаре предполагали возможность «австро-германского движения» против Сербии, а не её оккупацию. Россия с Францией собирались отвечать на агрессивные демарши Австрии и Германии «тесным и прочным согласием наших дипломатий». То есть о военных действиях речи не шло.

Президент Пуанкаре покинул Россию 9/22 июля, а поздно вечером 10/23, в 6 час. вечера, австро-венгры предъявили Сербии свой ультиматум. Император Николай II узнал о нем рано утром 11/24 июля 1914 г. из телефонного разговора с С. Д. Сазоновым[731 - Королевич Александр Сербский – Императору Николаю II 11/24 июля 1914 г. //МОЭИ. Серия III. Т. 5. С. 45.]. В тот же день сербский наследный принц Александр Карагеоргиевич направил Государю телеграмму, полную трагической неизбежности катастрофы и мольбы о помощи: «Мы не можем защищаться. Поэтому молим Ваше Величество оказать нам помощь возможно скорее. Ваше Величество дало нам столько доказательств Своего драгоценного благоволения, что мы твёрдо верим, что этот призыв найдёт отклик в Его славянском благородном сердце. Я являюсь выразителем чувств сербского народа, который в эти трудные времена молит Ваше Величество принять участие в судьбах Сербии»[732 - МОЭИ. Cерия III. Т. 5. С. 56.].