Наперегонки с Эхом

Несмотря на малочисленность собрания, он стоял в центре выложенной на каменном полу восьмиконечной звезды. Благодаря особой архитектуре сводов, голос человека находящегося в этой точке, многократно усиливался, отражаясь от стен и достигая самых дальних углов помещения. Следопыт волновался в присутствии высокопоставленных гостей, говорил заискивающим тоном, сбивался и был непомерно многословен. Скорбные лица слушателей говорили о том, что жалобный голосок, усиленный до громкости медвежьего рева успел им порядком наскучить. Трое магов на краю стола клевали длинными носами, каждый в собственном ритме, вместе напоминая механизм причудливой музыкальной шкатулки. Один пузатый вельможа откровенно похрапывал, свесив голову на грудь. Придворные следопыты сидели, вперив в подчиненного докладчика неподвижные рыбьи глаза. Их песцовые шапки лежали на столе перед ними.

Косоглазый следопыт как раз заканчивал пассаж об исторических прецедентах применения незаконной магии на территории княжества и намеревался углубиться в описание быта крестьян, когда Рамис Ацетус наконец не выдержал и прервал его энергичным кивком головы.

– Я думаю, мы должны перейти к нашему делу, – сказал он, холодно улыбнувшись. – Итак, найдено тело с описанными вами… эээ… необычными повреждениями?

– Так точно, Ваше Высокомогущество.

– Кто его обнаружил?

– Девушка, дочь покойного.

Мавка вышла из сумерек бокового ряда на освещенный пятачок.

– Дитя мое, – мягко обратился к ней грандмаг и прищурился, – расскажи-ка нам по порядку, что с тобой произошло.

Из сбивчивого рассказа девушки следовало, что она нашла тело пропавшего отца в лесу во время сбора хвороста. Тело было еще теплым, но она едва узнала его из-за истощения, ожогов и странных густых волос.

– Когда ваш отец покинул дом? – хриплым баском спросил ее дородный рыжеволосый следопыт. – Не припоминаете ли вы каких-нибудь необычных событий в тот день или до этого?

– Папа каждую зиму ездил на заработки, – Мавка опустила голову, – он хотел накопить мне на приданое.

– Да-да, так поступают многие крестьяне, но не было ли чего-нибудь странного именно в этот раз? – повторил свой вопрос следопыт. Девушка задумалась.

– Нет, я даже не знаю, где папа подрабатывал в этот раз…

– Ну, это-то уж мы выясним… – поспешил вставить косоглазый сыщик.

– Теперь я бы хотел, – повысив голос, прервал его Рамис Ацетус, очевидно, опасавшийся нового витка косноязычного многословия, – послушать о результатах исследования Астральной Карты, эээ… пострадавшего крестьянина.

В центр звезды вышел Хура, почти что силой волоча за собой упирающегося Авика. Увидев их вдвоем, грандмаг нахмурился.

– Хура, кто это с тобой? – спросил он строго.

– Это Авик, мы с ним учились вместе в начальных классах. Он помогал мне с исследованием Астральной Карты пострадавшего методом Минаса и Себея. Мы выяснили полный состав Имен на внешнем кра…

– Уж не тот ли это Авик, которому я строго-настрого запретил появляться в стенах Школы? – остановил его волшебник. Повисло неловкое молчание.

– Да, это я, – просто сказал Авик, – но я пришел не как послушник, а как свидетель по делу об убийстве.

– Помнишь ли ты, за что ты был наказан?

– Помню, Ваше Высокомогущество.

– Хорошо, – сказал старый маг хмуро, – но после того, как разбирательство будет закончено, ты должен будешь навсегда покинуть эти стены. Я уже говорил это много раз и повторяю снова: изучение магии требует, прежде всего, прилежности и послушания. Дерзость и магия несовместимы. Запомните это и вы, послушник Хура. – добавил он с нажимом, а затем, повернувшись обратно к Авику, спросил со снисходительной полуулыбкой, – ну теперь-то ты согласен со мной?

– Нет, Ваше Высокомогущество.

Грандмаг поджал губы и побледнел. Его руки под расшитым балахоном сделали резкое движение, как будто бы сжались в кулаки. Хура застыл с открытым ртом. Напрженная тишина разбудила толстого вельможу. Вздохнув, как небольшой морж, выползающий на льдину, он приоткрыл свои маленькие глазки. Косоглазый сыщик тоже оживился и принялся ощупывать присутствующих своими косыми глазами.

– Рассказывайте, Хура, – сдавленным голосом приказал грандмаг.

Хура быстро пришел в себя и бойко отчитался о проведенном исследовании и его разочаровывающих результатах и тоже был прерван грандмагом в тот момент, когда перешел от изложения фактов к собственным размышлениям. Казалось, Его Высокомогущество хочет держать в своих руках каждое произносимое здесь слово. Тогда Хура извлек свою рогатую мышь и предъявил собранию.

– На этом животном имеются явные следы применения магии, причем легко узнаваемой и часто используемой при обучении, – сказал он. – Мы нашли эту мышь вдали от человеческого жилья, рядом с трактом, по которому должен был проходить погибший. На мой взгляд, это указывает на существование чародеев, изучающих магию вне стен Школы Магов Хорива, и весьма возможно, в преступных целях.

«Когда это он научился так ловко работать языком?» – подивился про себя Авик.

Кружка с мышью заскользила по рядам, пузатый вельможа бросил в нее несколько тыквенных семечек, один из придворных следопытов безуспешно пытался пощупать крохотные рожки указательным пальцем, за что и был немедленно укушен. Один лишь Рамис Ацетус не разделял общего оживления и задумчиво смотрел на Хуру.– Мне это очень интересно, – сказал он с расстановкой, – но чтобы делать такие далеко идущие выводы, надо бы иметь более значительные доказательства, чем эээ… фокус, который может проделать любой послушник. Разумеется, мы не будем закрывать глаза на подозрительные и тревожные обстоятельства, но пока достаточных оснований связывать эээ… гибель человека и зачарованную мышь, я не вижу.

– Ваше Высокомогущество, – раздался вдруг вкрадчивый голос косоглазого. – А не кажется ли вам тревожным обстоятельством то, что эта мышь была обнаружена в подозрительной близости от жилища вот этого Авика, бывшего, как теперь выяснилось, послушника, который, кстати, без официальной грамоты явился на осмотр тела? И ведь еще не известно, не повлиял ли он как-нибудь на результаты исследования Астральной Карты убитого. А учитывая, прямо скажем, непростой характер подозреваемого, Ваше Высокомогущество…

ГЛАВА ВТОРАЯ

Мавка вскрикнула. Хура схватился за голову. «Ну я и влип, – подумал Авик, чувствуя, что волосы у него на голове шевелятся, а по спине ползет добрая сотня сороконожек, – а каков проныра этот косоглазый». – Он посмотрел на ничего не выражающее лицо Рамиса Ацетуса.

– Авик, – обратился к нему грандмаг, – это твоя работа? Мышь и погибший?

– Нет, Ваше Высокомогущество, я этого не делал, – заплетающимся языком ответил Авик.

– Поскольку дело приобретает… эээ… такой оборот, я попрошу тебя подождать за дверью, и не вздумай подслушивать, это тебе не игрушки…

– Распорядитесь приставить к нему стражника, а лучше двоих, – засуетился следопыт.

– Авик, ты ведь не сбежишь, правда? Тебе же некуда убегать, – снова спросил его грандмаг.

– Нет, Ваше Высокомогущество, – ответил он.

– Вот и ладно, давай быстро, час уже поздний.

Авик, еле держась на ногах, пошел к выходу из зала. Держась за стену коридора, он добрался до дубовой лавки и мешком рухнул на нее. Откинув голову назад, он внезапно услышал голос Одшу. Видимо занятие только что закончилось, и учитель в окружении учеников выходил из класса, по своему обыкновению, не прекращая чтения лекции.

– Развитие народов – величайший дар небес, и он возможен только благодаря магии. И хотя путь чародея тернист, мы должны идти этим путем во имя будущего процветания…

Какими далекими показались сейчас Авику эти напыщенные фразы! А ведь еще час назад у него от них дух захватывало. Однако теперь его судьба зависит от прихоти людей, сидящих в зале, и в особенности от разгневанного и непредсказуемого грандмага. Перед его глазами живо вставали зловонные казематы, каменные стены караульных комнат, допросы, хищные глаза следопытов и брезгливые взгляды магов. Там, по ту сторону беды, в глубине коридора, кто-то из учеников задал Одшу вопрос, однако эхо донесло до Авика лишь невнятное бормотание.

– Да, во времена расцвета Вечного Города это было действительно так, но сейчас это считается варварством по всей ойкумене от Хорива до… – звонкий голос Одшу сначала превратился в отдаленный шум, а потом и вовсе стих, оставив Авика наедине с его безрадостными мыслями. Снова и снова прокручивал он в голове события последних трех дней. Он вышел из замкнутого круга своих мыслей лишь тогда, когда обнаружил, что Хура радостно трясет его за плечо.

– Все в порядке, – затараторил он, – старикан все еще жутко зол на тебя, но он, нужно отдать ему должное, справедлив, и не стал верить напраслине. Он ведь понимает, что ты не мог этого сделать. Да и не знаешь ты такой магии, чтобы изуродовать человека и не оставить следов на его Карте. Однако сам ты, конечно, – хорош гусь! Зачем было спорить по пустякам? У него же на тебя старая обида. Сказал бы, мол, признаю, виноват, – да и дело с концом… Ха! А ты здорово струсил, как я погляжу, – личико у тебя бледненькое.

– Вовсе не справедлив этот ваш грандмаг. Обычный злобный старикашка, – встряла в разговор подошедшая Мавка,– сначала он злился на тебя и готов был в острог бросить, а потом, когда этот бес косой принялся ему перечить, он рассердился на него так сильно, что только назло ему стал тебя выгораживать. Ему, да и им всем, совершенно безразлично, кто заколдовал папу. А Хура у этого гадкого старика похоже в любимчиках ходит и поэтому его так нахваливает!

– Тише ты, глупая, услышат, – зашикал на нее Хура.

Из зала, потягиваясь и разминая затекшие ноги, выходили члены совета. Молча шли придворные следопыты, зевая проколыхался пузатый сановник, семенили маги в длинных робах. Между ними величественно проплыл, глядя перед собой гордыми очами Рамис Ацетус.

– Как ты можешь называть злобным старикашкой такого выдающегося человека? – продолжил шепотом ругаться Хура, глядя на прямую как жердь спину удаляющегося грандмага. – Да ты знаешь, сколько он сделал для искусства Великой Игры, или Магии Откровения?

– А что же будет дальше с расследованием? – шепотом же прервал его Авик.