Профессия: разгадывать криминальные тайны

Записав показания, Горовой отпустил Сысоева.

Конечно, можно было поручить угрозыску выяснить круг общения сысоевского родителя и установить факт владения им незарегистрированной в милиции двустволкой, чтобы потом прижать наследника умершего этими данными. Однако, история ружья не относилась к ключевым обстоятельствам дела об убийстве Самойлова и временем на её выяснение Горовой не располагал – процессуальные сроки неумолимо утекали.

Кыров Андрей показал себя во всей красе в изоляторе временного содержания, куда по запросу следователя был доставлен из СИЗО для предъявления окончательного обвинения.

Бывший прапорщик был невысок ростом – значительно ниже своей сожительницы, шириной плеч тоже не отличался. А вот гнили, дерьма и необузданной злобы в нём оказалось столько, что хватило бы и на десятерых.

Ознакомившись с текстом постановления, в конце которого обвиняемому надлежало поставить подпись в подтверждение его прочтения, Кыров упёрся в следователя оловянным взглядом и, брызжа слюной, зашёлся в отборной матерщине, поминая бога, душу, мать… Его, оказывается, бесили не только нюансы предъявленного обвинения,.. но даже чёрный цвет галстука на шее следователя.

Пальцы следователя нервно забарабанили по кромке стола. Самолюбие закипало и сверлило мозг вопросами: «И долго ты будешь слушать оскорбления? Не пора ли рявкнуть и осадить этого урода? А может лучше, двинуть между глаз разок, другой – так-то оно было бы вернее!»

«Спокойствие, только спокойствие!» – уговаривал себя Горовой. Вмиг вспомнился патрон – веденеевский прокурор Курзенков Роман Александрович с его удивительной способностью никогда не терять самообладание, даже в самой накалённой обстановке. Он бы никогда не позволил ситуации выйти из-под контроля. Усилием воли Горовой поборол эмоции, взял себя в руки.

– Не желаете подписываться за прочтение документа? Что ж, это ваше право, – глядя в глаза Кырова, следователь протянул руку за постановлением.

Как бы не так – криво ухмыляясь, Кыров скомкал листы постановления и принялся запихивать их в рот.

Не говоря ни слова, Горовой нажал на тревожную кнопку. Вбежавший в следственную комнату конвой в лице двух плотных мужчин средних лет вник в ситуацию мгновенно. Один из конвоиров с силой сжал пальцами щёки Кырова, вынуждая того разжать зубы, другой извлёк изо рта скомканные и частично изжёванные листы постановления о привлечении в качестве обвиняемого. Кыров не сопротивлялся, лишь самодовольно щерился…

– Пару недель карцера ты себе обеспечил! Стопудово! – жёстко обрисовал Кырову его ближайшие перспективы конвоир, специалист по разжиманию челюстей. – Быстро встал! Руки за спину и на выход!

– Минуточку! – остановил его следователь. – Я не разрешал уводить его! – и, обращаясь к обвиняемому, спросил. – Кыров, вам предъявлено обвинение в умышленном убийстве гражданина Самойлова! Признаёте ли вы себя виновным?

Подследственный удивленно взглянул на него, словно только сейчас увидел.

– Да чихал я на твоё обвинение с высокой колокольни! – Кыров сглотнул слюну и слегка приоткрыл рот, намереваясь что-то ещё сказать. Но в последний момент передумал, молча отвёл взгляд к окну, за спину следователя.

– Вам предлагается дать показания по существу предъявленного обвинения, – объявил ему следователь.

Кыров продолжал молчаливо смотреть в окно, будто и не к нему вовсе был обращён вопрос.

– Спасибо, ребята! Можете уводить следственно-арестованного, – сказал Горовой, делая пометки в протоколе.

Позднее, уже в прокуратуре, Горовой аккуратно разгладил поврежденный текст постановления горячим утюгом через влажную тонкую тряпицу. В трёх местах склеил надорванные листы. Он не переживал – в надзорном производстве, формируемом прокуратурой по каждому уголовному делу для надзорных целей, имелись копии всех основных постановлений по делу, в том числе и этого – повреждённого. Что взять с психопата,.. кроме анализов? Эксперты-психиатры, указывая в своём заключении о вменяемости Кырова Андрея, одновременно отмечали наличие у него психопатии – отклонения в деятельности нервной системы, проявляющегося в повышенной агрессивности, вспыльчивости, бессердечии и завышенном уровне притязаний.

…Через неделю Горовой объявил Кыровым о завершении следствия.

3

Дело Германенко Владимира Стефановича, пятидесятитрёхлетнего директора Арсентьевского силикатного завода, пришло в прокуратуру из городского суда. На судебном процессе по делу Германенко несколько свидетелей поменяли свои показания в его пользу, возникли также некоторые другие формальные нестыковки в доказательствах – в этой связи служители Фемиды возвратили уголовное дело прокурору города для организации дополнительного расследования. В определении суда указывалось: «устранить возникшие в ходе судебного следствия противоречия не представляется возможным в рамках судебного заседания». По областным меркам Германенко был важной фигурой – он руководил одним из градообразующих предприятий Арсентьевска, на протяжении ряда лет бессменно состоял членом Емельяновского областного комитета КПСС. Директор силикатного завода обвинялся в должностных злоупотреблениях, в хищениях денежных средств и заводского имущества по нескольким эпизодам, в каждом отдельном случае, и в общей своей совокупности хищения эти не тянули на особо крупный размер. Говоря простым языком, Германенко обвинялся в крохоборстве.

Вторым фигурантом по делу была Полховцева, главный бухгалтер силикатного завода. Однако у Полховцевой имелись несовершеннолетние дети, и уголовное преследование в отношении неё было прекращено следователем на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР об объявлении амнистии по случаю сорокалетней годовщины победы в Великой Отечественной войне. Из материалов уголовного дела, которые внимательно перелистал Горовой, было видно: суд перестраховывался – доказательства вины Германенко были достаточно крепкими. И, не будь этот жулик отягощён директорской должностью и членством в обкоме КПСС, то уже катил бы в арестантском вагоне с обвинительным приговором на руках в направлении Сыктывкара, Перми или Воркуты, чтобы с пилой либо кайлом в руках осваивать необъятные просторы Союза, доказывая своё исправление.

Изучая пухлое двухтомное дело, Горовой уяснил, что основной продукцией завода являлись силикатный кирпич и известь, не основной – красный кирпич, щебень, песок. Продукция поставлялась, как правило, предприятиям Емельяновской области. Известь, к удивлению следователя, оказалась весьма востребованной продукцией – она использовалась в строительстве, металлургии, химической промышленности, сельском хозяйстве, а также в производстве силикатного кирпича и в кожевенном деле – и поставлялась во многие регионы союза, где отсутствовали залежи известняка.

Вёл дело следователь Первухин, тот, что сейчас готовился к призыву на армейскую службу. Горового немало подивило его непозволительно трепетное отношение к обвиняемому. Первухин не усмотрел оснований для применения к Германенко меры пресечения, хотя бы в виде традиционного отобрания подписки о невыезде. Но нет – следователь Первухин получил от него лишь письменное обязательство являться по вызовам и сообщать о перемене места жительства. Не слабо! Горовой по всем своим делам, где жуликоватый чиновник обвинялся по нескольким эпизодам хищений и не признавал вины, избирал в качестве меры пресечения арест – чтобы тот не мог помешать следствию или, говоря языком уголовно-процессуального кодекса, не мог «воспрепятствовать установлению истины по делу». Веденеевский прокурор Курзенков, как правило, разделял такую позицию и санкционировал заключение под стражу. Арест на имущество Германенко, а он нужен был для обеспечения взыскания ущерба и возможной конфискации имущества, Первухиным тоже не налагался, хотя причиненный заводу ущерб не был возмещён. В ходе следствия обвиняемый даже не отстранялся от должности. Стоило ли удивляться тому, что некоторые свидетели в суде поменяли показания, данные на предварительном следствии, коль они продолжали оставаться в подчинении Германенко?

Те, кто думает, что надзирающие за следствием прокуроры своим правом давать согласие (санкцию) на выполнение особо значимых следственных действий (арест, обыск, выемка почтово-телеграфной корреспонденции) разбрасывались направо и налево, глубоко заблуждаются. От следователя требовалось предъявить капитальные доводы, аргументированные документально… не голыми рассуждениями. И это разумно, потому что глупо, к примеру, отдавать такой серьёзный вопрос как заключение под стражу, то есть вопрос содержания человека в неволе, на откуп одному, пусть даже честнейшему и умнейшему, следователю – «тараканы» и пристрастность могут завестись в любой голове.

Так было и в день, когда Горовой пришёл к прокурору города с постановлением об отстранении Германенко от должности.

Прокурор был казённо сух и… неискренен.

– Я не соглашусь с вами, Алексей Петрович, – сказал Угрюмов. – Посудите сами, по окончании следствия мы обязаны отменить эту меру пресечения – так требует закон. От месячного срока на проведение дополнительного расследования у вас осталось всего три недели. Пока наше постановление дойдёт до управления промышленности строительных материалов облисполкома, пока там примут решение о назначении исполняющего обязанности директора завода, согласуют своё решение с министерством – пройдёт немало времени. В остатке мы получим лишь несколько дней, в течение которых Германенко будет без директорских полномочий. Весь смысл отстранения от должности будет потерян, а наши с вами усилия уйдут в песок.

– Но ведь вы можете продлить срок следствия ещё на месяц…

– Ваши соображения – как свести к минимуму влияние Германенко на свидетелей – мне очень даже понятны. Но давайте не будем забывать, что мы с вами блюстители закона, а вот именно законных оснований для продления срока следствия я пока не вижу. Да и вообще, рано пока говорить о каком-то продлении. Работайте, Алексей Петрович, с той диспозицией сил, которую имеете…

– Прошу проставить на постановление вашу отказную резолюцию – в уголовном деле должна быть полная картина моих телодвижений.

– Хорошо, – недобро взглянул на следователя Угрюмов, склоняясь над бумагой. Ему явно не была чужда старая заповедь криминального мира, гласящая «не пиши – когда можешь обойтись словами, не говори – когда можно просто кивнуть, не кивай – когда в этом нет необходимости».

– Если свидетели, поменявшие в суде свои прежние показания, скажут мне, что Германенко грозил им увольнением или чем-то подобным, приду к вам с постановлением на его арест, – продолжал гнуть свою линию Горовой.

– У вас есть такое право…

Идя к прокурору, Горовой намеревался также расспросить его о некоторых нюансах уголовного дела, но желание осуществить это намерение как-то быстро испарилось, и следователь вернулся на рабочее место.

На следующий день, а это была среда, Горовой попытался разыскать следователя Первухина в надежде получить от него разъяснения по всем неясностям. Однако никто из прокурорских работников не знал, в какой из больниц Арсентьевска, а может быть даже областного центра, тот поправляет здоровье – Первухин давно не выходил на связь с коллегами. Скорее всего, о местонахождении своего следователя был осведомлён прокурор Угрюмов, но он отсутствовал – уехал на весь день в облпрокуратуру сдавать полугодовой отчёт (та ещё канитель).

Горовой обратился к уголовному делу – его интересовали данные о том, кто из сотрудников ГОВД обеспечивал оперативное сопровождение процесса расследования. Таковым оказался старший инспектор ОБХСС Гульчак. К нему и отправился Горовой.

– Несуразности по делу, о которых вы говорите, мне давно видны! – желчно произнёс капитан Гульчак. – Я не в курсе всех нюансов, но одно мне ясно: Первухина осаживал прокурор, а на того основательно жал горком партии. Вы же знаете, как там умеют: подставляться не станут – открыто не потребуют прекращения дела, а будут своими иезуитскими методами капать на мозги и внушать: вы вредите работе предприятия союзного значения, от ваших действий лихорадит трудовой коллектив, вам надо поскорее заканчивать расследование, когда оно только-только началось…

– Всё это так.

– Полагаю, в вашем районе также действует неписаное правило: коммунист не должен представать перед судом по уголовному обвинению? Вот и у нас, когда следствие было завершено, прокуратура направила в горком соответствующее письмо, извещая о направлении дела Германенко в суд. Дескать, решайте вопрос о его членстве в КПСС. И там решили этот вопрос, но по-своему… На собрание заводской первичной организации, где рассматривалось персональное дело Германенко, были направлены третий секретарь и инструктор горкома партии. Они сагитировали народ не исключать жулика из рядов КПСС. На что рассчитывали наши партийные чиновники, мне неведомо. Может, им воровство Германенко видится мелкой шалостью. А может, надеются на свои рычаги воздействия на суд, невидимые нам..

– М-да…

– Что планируете предпринимать?

– У меня сейчас главная задача – вывести свидетелей-заводчан из прямой зависимости от Германенко. Вчера я обращался к Угрюмову с постановлением об отстранении обвиняемого от должности, прокурор отказал в санкции…

– А я о чём говорю? Похоже, он обещал «первому» оставить Германенко на свободе и при должности и теперь связан этим обязательством.

– Может быть! А мне что остаётся делать? Буду встречаться со свидетелями. Если они покажут, что поменяли показания под влиянием угроз или уговоров со стороны Германенко, то у меня появятся реальные шансы добиться его ареста. Хотя я очень сомневаюсь, что кто-то с охотой начнёт откровенничать со мной до той поры, пока город не поймёт: чудес на свете не бывает, и флагманы с прогнившим нутром тоже идут ко дну, как все прочие корабли… может, чуть дольше пускают пузыри на поверхность…

– Прокурор вряд ли пойдёт вам навстречу.

– Буду настаивать, а там – будь что будет. Угрюмову тоже нет никакого резона получать дело на дополнительное расследование во второй раз – это отрицательный показатель прокуроской работы, за него по головке не погладят в облпрокуратуре. В крайнем случае, обращусь за поддержкой в следственное управление…

– Вам-то, командированному, какой смысл напрягаться, идти против ветра? – хитровато прищурился оперативник.

– Ну, во-первых, люди, давшие показания против Германенко, поверили в то, что его можно призвать к ответу. Проще говоря – поверили в нас с вами. И пусть не я начинал с ними работать, поднять руки кверху и отдать этих свидетелей на съедение жулику я не могу – это было бы подло. А во-вторых, я не приучен ложиться в дрейф и плыть по течению. Мне привычнее – ломиться против ветра, лезть в бутылочное горлышко и на давление извне – отвечать не меньшим. Наверное, это отцовские гены – он, говорят, при жизни был отчаянным и неуступчивым человеком. Друзья меня предостерегают: мол, с таким норовом быстро шею себе свернёшь. Да только против собственного естества не пойдёшь. И пока что Фортуна мне чаще улыбается, чем хмурится. Судьба тоже в целом благосклонна, хотя я её не перестаю периодически дёргать за усы и другие, более нежные, места…

– В таком случае вас должны заинтересовать материалы по трём новым фактам хищений, где тот же фигурант – Германенко. Пока уголовное дело находилось в суде, мне из оперативных источников поступила дополнительная информация, я её проверил – подтверждается.