Профессия: разгадывать криминальные тайны. Том 2

* * *

– Довгалев, я ознакомил вас с текстом постановления о привлечении в качестве обвиняемого. Вам понятна суть предъявленного обвинения?

– Да оно яснее ясного. Вы считаете, будто бы я, не имея оснований для применения спецсредств, нанёс не менее двух ударов резиновой палкой по телу водителя Епифанова, то есть превысил должностные полномочия.

– Признаёте себя виновным?

– Нет, не порадую вас – не признаю.

– Вольному воля! Поставьте под словами «полностью не признаю» свою подпись. А теперь я готов записать всё, что вы имеете мне сказать по существу предъявленного обвинения.

– Можете вы, наконец, понять, что я не бил Епифанова резиновой палкой. Я вообще не бил этого человека.

– На теле потерпевшего после встречи с вами и экипажем Ратманова остались пять полосовидных кровоподтёков. Две полосы, по заключению судебных медиков, были параллельны между собой и произошли от ударов, нанесённых из одной точки, а три других полосы пересекались с первыми под прямым углом и произошли от ударов, нанесённых из другой точки. Это говорит о том, что Епифанова били резиновыми палками двое.

– Вот и спрашивайте с тех, кто его бил. Я здесь не при чём!

– Вас уличают в преступлении многие: сам потерпевший, его жена, свидетели Ненашев и Стригин. Они всё видели. А ещё и слышали звуки хлёстких ударов. На вас и Ратманова указывают.

– Была ночь. Полумрак. Эти люди могли плохо рассмотреть происходящее.

– Три удара резиновой палкой ваш командир взвода Ратманов признаёт за собой.

– Пусть Ратманов поступает, как знает, а у меня в тот момент вообще не было резиновой палки.

– Я не уговариваю вас признаваться в чём-либо. Лично по вам доказательств напрело вполне достаточно, чтобы мне к концу месяца начать выруливать на финишную прямую… Меня удивляет, что вы, старший лейтенант, отнекиваетесь даже от очевидных вещей. Недавно я допросил руководство вашего батальона и выяснил, что перед разводом на дежурство у вас выдается по одной ПР-73 на автоэкипаж. Старший экипажа хранит резиновую палку при себе, чтобы она не мешала второму члену экипажа управлять автомашиной. В экипаже Ратманов-Зенков машиной управлял последний, поэтому у него не было спецсредства. В вашем с Линдманом экипаже старшим были вы, при вас и находилась палка… А вы мне здесь сказки про отсутствие спецсредств рассказываете. Если «угорели», Довгалев, то имейте смелость признать свои грехи… и перед людьми повиниться.

– Я не совершал преступлений.

– Об этом вы потом суду расскажете.

Когда протокол допроса обвиняемого был подписан, Горовой собрал со стола документы и вместе с Довгалевым вышел в коридор.

– Мне необходимо подняться к руководству для согласования некоторых своих решений, – сказал он. – Предлагаю посидеть в холле.

– Так бы и говорили, что отправляетесь за санкцией на мой арест, – усмехнулся подследственный. – А чего так жёстко? Куда я сбегу? У меня дом, семья, работа.

– Да вы тоже на доброго гнома из сказки не тянете. Церемониться и либеральничать с людьми – явно не ваш стиль жизни.

– Ну, один раз в жизни у всякого человека может неувязка приключиться. Чего обобщать-то? – угрюмо хмыкнул Довгалев, останавливаясь в холле у окна.

Владимир Петрович Комаровский, заместитель прокурора области, курирующий вопросы следствия, внимательно выслушал следователя.

– Я помню это дело, – сказал он. – В нём Куликов усматривал неприкрытый произвол работников госавтоинспекции, потом настойчиво просил истребовать его из Ленинской прокуратуры и передать в работу к нам в следственную часть.

– Так оно и есть.

– В какой стадии находится расследование?

– Трудно восстанавливать события полугодовой давности, но картина постепенно прорисовалась, и я приближаюсь к финишу. Сегодня предъявил обвинение первому из трёх фигурантов, старшему инспектору ОБДПС ГАИ Довгалеву, сейчас пришёл просить вас дать согласие на заключение его под стражу.

– Я прочёл мотивы, указанные тобой в постановлении. Обоснуй в словесных деталях необходимость ареста обвиняемого.

– В деле есть свидетель по фамилии Нащук, и Довгалев, если будет находиться на свободе, может уговорить его поменять показания, так как хорошо его знает ещё с молодых лет. Кроме того, тройка моих фигурантов давно сговорилась между собой, как им вести себя на следствии: наговаривать на потерпевших то, чего не было, и изображать их злодеями. Они так и поступают. Говорят в целом одно и то же, но есть и нестыковки,.. какие-то – помельче, какие-то – покрупнее. Ведь каждый думает в первую очередь о себе, как ему выйти сухим из воды. С их версией развития событий в Ленинской прокуратуре быстро согласились, наши коллеги не захотели утруждать себя лишними хлопотами и прекратили дело. С той поры трое этих ребят в погонах поверили, что их позиции непробиваемы, ведут себя нагло и самоуверенно, отрицают даже очевидные, доказанные вещи. А я хочу посеять между ними рознь и недоверие друг к другу. Сегодня рассчитываю закрыть под замок Довгалева, у которого второстепенная роль, а завтра вызвать Ратманова, их командира и инициатора насилия, и после предъявления обвинения оставить его на воле. Пусть остальные думают, что Ратманов купил свою свободу какими-то важными для дела признаниями.

Рассказывать Комаровскому о том, что экипаж Довгалева ездит за ним следом по дороге с работы домой, Алексей не стал. Тот мог неправильно истолковать эту информацию, усмотреть в аресте Довгалева проявление неприязни со стороны следователя или какие-то другие личные мотивы.

– Ну что же! Превышение власти при отягчающих обстоятельствах – это серьёзное преступление. Я санкционирую арест! – сказал заместитель прокурора, проставляя на постановлении свою подпись и гербовую печать.

Вместе с Довгалевым следователь вернулся в свой кабинет. Дал обвиняемому прочесть постановление о заключении его под стражу, а сам поднял трубку и позвонил оперативному дежурному Центрального РОВД – областная прокуратура находилась на подведомственной ему территории – и попросил прислать конвой.

Довгалев вёл себя достойно, нервы не показывал.

Едва за конвойной группой, уводившей арестанта, захлопнулась дверь, Алексей Петрович набрал номер домашнего телефона подследственного Довгалева. Звонил, чтобы не заставлять его семью теряться в догадках, не вынуждать родственников обрывать телефон в неведении.

Выслушивать нервную реакцию преподавателя танцев было делом малоприятным. Сообщив женщине то, что требовалось, Горовой не стал ждать окончания словесной тирады своей собеседницы и без церемоний прервал телефонную связь.

* * *

Капитан Ратманов явился к следователю в назначенное время.

– Вот постановление о привлечении вас в качестве обвиняемого, – указал Горовой на сдвоенный лист с мелким машинописным текстом. – Огласить его вам или сами прочтёте?

Ратманов молча придвинул к себе бумаги и углубился в чтение.

«… Совершение умышленных действий, явно выходящих за пределы предоставленных представителю власти полномочий, причинивших существенный вред охраняемому законом праву граждан на неприкосновенность личности, сопровождавшихся насилием в отношении двух лиц, мучительным для потерпевших», – говорилось в постановлении.

Ознакомившись с текстом, капитан поставил размашистую подпись в подтверждение личного его прочтения.

– Анкетные данные у вас остались без изменений? – спросил Горовой, доставая бланк протокола допроса обвиняемого.

– Кое-что изменилось, – ответил Ратманов. – Поменялось место службы и должность: я перевёлся в Железнодорожный РОВД на должность оперативного дежурного.

– С чего вдруг?

– Три недели назад меня вызвал к себе командир батальона и устроил разнос, какого я в жизни ни от кого не выслушивал. Подполковник Карагод наговорил мне кучу резкостей, заявил, что считает меня проблемой для батальона, и потребовал найти себе более спокойное место службы. До сегодняшнего дня я был уверен, что командир действовал с вашей подачи.

– Зачем мне беспокоить командира батальона, когда у меня собственных полномочий более, чем достаточно. Например, сегодня после предъявления обвинения я планировал своим решением отстранить вас от должности командира взвода… для того, чтобы Довгалев, Зенков, Линдман и Капелюх с Тагильцевым не находились более у вас в подчинённой зависимости – эта зависимость негативно на них сказывается. А теперь получается, что отстранять вас от должности уже и не требуется… Что касается подполковника, то он далеко не мальчик и совсем не глупый человек, который о капитане милиции Ратманове знает много больше, чем тому представляется. У каждого уважающего себя командира в подчинённых подразделениях есть доверенные люди, докладывающие ему втихаря о положении дел в коллективе, подноготную на сослуживцев… Если Карагод таких людей в батальоне ещё не нашёл, то скоро найдёт…

– Меня это уже не касается.

– Вернёмся к нашим процессуальным делам. Понятно ли вам существо предъявленного обвинения? Признаёте за собой вину в превышении власти?

– Нет, не признаю. Я уже сто раз объяснял вам и вашим коллегам, что использовал физическую силу и специальное средство в отношении водителя Епифанова исключительно в рамках своих полномочий. Удары резиновой палкой в запрещённые места – по голове и шее – ему не наносились.

– Я на вашем месте не был бы столь категоричен в этом вопросе. Судебные медики в своём заключении указывают, что ряд кровоподтёков на спине Валерия Епифанова переходит в область шеи. Мы с вами обсудим этот нюанс чуть позже, когда мне самому всё в нём станет ясным и понятным.

– Никто не наносил водителю ударов по шее! – сорвался на повышенный тон занервничавший вдруг Ратманов.