Профессия: разгадывать криминальные тайны

– Обыкновенная деревенская курица… Но она в скором времени спохватилась, заметив, что вместо трёх крупных купюр, количество которых она держала в голове, у неё неожиданно оказались лишь две. Быстро сообразила, кто виновен в исчезновении сторублёвки. Со слезами позвонила оперативному дежурному РОВД. Нашим сотрудникам, подъехавшим на автостанцию, кассир смогла описать Мамаева: рост выше среднего, короткий, не успевший отрасти, волос, рубашка и брюки чёрного цвета, так любимого бывшими «сидельцами». Опера поспрошали людей в центре села, и одна женщина сообщила, что видела похожего типа в универмаге. Там Мамаева и задержали. Он уже успел значительную часть похищенной суммы потратить и приобрести красивые дамские часики и золотую цепочку с кулоном. Материалы были переданы мне, и я возбудил уголовное дело, задержал Мамаева на трое суток. Тот не отмалчивался, рассказывал кто он и откуда, к кому приехал, вот только вину в хищении денег не хотел признавать. Я, говорит, подходил к кассиру, разговаривал с ней, но денег не брал. Сегодня я предъявил ему обвинение в краже денег и…

– А почему не в грабеже? – полюбопытствовал Горовой.

– Кассир не видела сам момент изъятия купюры из ящика стола, поэтому хищение было тайным, а не открытым.

– Понятно.

– …вынес постановление о заключении Мамаева под стражу, иначе он при первой возможности сбежит, и привёз жулика к прокурору, чтобы получить его санкцию на арест. Курзенков внимательно выслушал мой доклад по доказательствам, аргументацию необходимости ареста и сказал, что намерен побеседовать с обвиняемым с глазу на глаз, как он иногда это делает. Я, говорит, хочу понять, чего он так ломится в тюрьму, из которой только что вышел. Конвой по моей команде завёл Мамаева к прокурору, на всякий случай «забраслетил» его наручниками. Мамаев с порога запел: «Гражданин прокурор, следователь по ошибке навесил на меня недостачу кассира. Я, может быть, решил сделать девушке предложение и начать новую жизнь, а Зеленский хочет все мои планы обломать…». Мне хотелось выслушать до конца мамаевские речи, я немного притормозил, но Роман Александрович махнул рукой, мол, идите. И мы вышли в приёмную. А через несколько минут послышался звон разбитого стекла, даже через двойную дверь прокурорского кабинета он был отчетливо слышен. Мы вбежали в кабинет Курзенкова, увидели осколки оконного стекла, хлещущую из вен Мамаева кровь. А прокурор был невозмутим, как удав, словно ничего и не произошло. Он неторопливо развинтил черный пластмассовый футляр своей гербовой печати, не забыл подышать на печать, а потом тиснул её на постановление со словами: «Я санкционирую ваш арест!». Раиса Семёновна принесла медицинскую аптечку, чтобы ребята-конвоиры могли наложить жгуты на руки арестанта и остановить кровотечение. Но прокурору возня с Мамаевым, видимо, надоела и он сказал: «Уведите его!». Конвой повёл жулика к выходу, а я стал расспрашивать Курзенкова по поводу происшедшего. Он без каких-либо подробностей рассказал, что обвиняемый начал шантажировать его: мол, если не выпустите меня на свободу, то я вскроюсь. Роман Александрович ответил, что на мамаевском месте глупо диктовать прокурору какие-то условия. Тогда жульман двинул скованными руками в оконное стекло…

– А что, если Мамаев, действительно, невиновен? – прищурился Горовой. – Сам же говорил, никто не видел момент кражи.

– Что ты, Алексей Петрович, в деле неплохие доказательства, и прокурор их видел. Продавец универмага говорит, что рассчитывался Мамаев сторублёвкой. Стоимость его покупок в совокупности с оставшимися наличными деньгами составляет чуть более ста рублей, так что этот орёл приехал в Веденеево с пустыми карманами. Потому и пошёл в универмаг лишь после визита в кассу автостанции, – заключил Зеленский, вставая со скамьи.

– А как на всё это реагирует молодая Осокина? Ты не предоставил им возможность пообщаться?

– Я её допросил. Девушка не высказала желания увидеться с прохиндеем Мамаевым, так что зря он раскатывал губу.

В субботу Горовой работал.

Алексей решил обойти соседей умершей Будько и расспросить их по интересующим его вопросам. Суббота была для этой цели более подходящим днём недели, нежели будни – в нерабочий день больше шансов застать хозяев у себя в доме.

Сложив в кожаную папку стопку писчей бумаги и несколько ручек, проверив наличие служебного удостоверения в нагрудном кармане рубашки, следователь отправился выполнять намеченное.

Идти пришлось недолго – домик Будько располагался в центральной части Веденеево, как и здание прокуратуры.

Небольшие, нарядно выкрашенные частные домостроения, ухоженные подворья, где было много цветов, ласкали глаз. «Красная линия», по которой проходили палисадники, строго соблюдалась – сельский совет за этим внимательно следил.

Непривязанных собак никто из соседей Будько в своём дворе не держал, и это радовало. С недавних пор все без исключения собаки, большие и маленькие, цепные и комнатные, вызывали у Горового чувство раздражения. Оно появилось после похожего визита – тогда его больно укусила под коленом маленькая собачонка, злобная козявка, тявканью которой Алексей не придал значения, проходя мимо.

Ладить с людьми Горовой умел: важного начальника из себя не корчил, голову людям намеками, полунамеками или откровенными выдумками не морочил – этим грешат оперские, иногда по необходимости, а иногда просто, заигрываясь. Алексей откровенно, насколько это было возможно, объяснял односельчанам цель своего визита… и находил у них понимание.

К его большому сожалению большинство опрошенных семей, таких было пять-шесть, имели слабое представление об обстоятельствах болезни и смерти Будько – если что-то и знали, то с чужих слов. И всё же время не было потрачено впустую.

В числе других он нанёс визит супружеской чете Лебедевых. Немолодые супруги поведали следователю, как вечером двадцать шестого июня к ним пришла Будько и попросилась на ночлег. Соседка плохо себя чувствовала, жаловалась на боли в груди и под левой лопаткой. Говорила, что утром была в больнице, но ей отказали в госпитализации. Ближе к полуночи Будько стало совсем плохо, и Лебедев вызвал «скорую помощь». Приехавшая женщина-медик сделала соседке укол, но забрать её в больницу наотрез отказалась, ссылаясь на отсутствие мест в стационаре. На следующее утро Будько попросила Лебедеву отвести её в поликлинику к невропатологу Савенко, к которой раньше доводилось обращаться за медпомощью. Они отправились в поликлинику. …Невропатолог освободилась лишь к обеду, она повела Будько в другой кабинет, где женщина-врач прочитала имевшуюся на руках у Будько кардиограмму и тут же выписала ей направление на госпитализацию в терапевтическое отделение. Лебедева проводила больную соседку до санпропускника, где её приняла медсестра. Вечером принесла ей в больничную палату поесть, Будько собиралась идти в столовую, пожаловалась, что врач к ней ещё не подходил…

Вернувшись на рабочее место, Горовой позвонил в санпропускник райбольницы и выяснил, что двадцать шестого июня дежурным фельдшером отделения скорой помощи была Ревякина. Номер её домашнего телефона следователь без труда отыскал в телефонном справочнике и, позвонив, пригласил женщину в прокуратуру.

– Вечером двадцать восьмого июня у вас в больнице в результате разрыва миокарда и последующей тампонады сердца скончалась Вера Васильевна Будько, а за двое суток до этого вы, как дежурный фельдшер «скорой помощи», выезжали к ней по вызову. Можете объяснить, по какой причине отказали больной в госпитализации? – спросил следователь.

– Я помню эту старушку, – сказала фельдшер Ревякина. – Двадцать шестого июня я выезжала на дом к семье Лебедевых, у которых в тот вечер находилась их больная соседка Будько. Старушка жаловалась на головные боли. Осмотрев больную, я ввела ей дибазол для понижения артериального давления, которое было у неё повышенным. Потом уехала. В госпитализации я отказала Будько потому, что не считала её положение тяжёлым, ведь терапевты, у которых она была на приёме в дневное время, не сочли необходимым класть её в стационар, о чём мне рассказала сама больная.

– Вы рассказали о жалобах Будько на головные боли, а супруги Лебедевы, которых я успел опросить, утверждают, что соседка жаловалась на боли в груди и под левой лопаткой. Что скажете?

– Я помню у Будько повышенное артериальное давление, сама его измеряла, и жалобы на головные боли. Возможно, была речь и о болях в области сердца. У меня в ту ночь был не один срочный вызов к больным, не трудно было что-то и запамятовать.

– Если исходить из ваших слов, то вы не увезли Будько с собой в больницу по той простой причине, что не сочли её положение тяжёлым. Лебедевы же говорят о ваших ссылках на отсутствие мест в стационарном отделении больницы. Где правда?

– На тот момент в стационаре, действительно, не было свободных мест.

– А мне известны случаи, когда при отсутствии мест в палатах стационара, тяжелобольных располагали непосредственно в коридоре. Главное же тут, как я понимаю, чтобы больные находились под наблюдением и контролем врачей…

– Повторяю, у меня не было объективных данных, указывающих на наличие у Будько тяжёлого заболевания.

– А вы не задумывались во время выезда к Будько над тем, почему она пришла ночевать к соседям? Явно же, ей было настолько плохо, что она боялась оставаться одна.

– Я – медицинский работник, а не гадалка.

Отпустив Ревякину, Горовой отправился домой к невропатологу Савенко, семья которой, как он знал, проживала в двухквартирном доме на улице Чапаева, в трёх минутах ходьбы от прокуратуры.

– Я отниму у вас ровно пять минут, – сказал следователь невропатологу. – Не смогли бы вы подсказать мне, кто была та женщина-врач, которая по вашей просьбе расшифровала электрокардиограмму Будько Веры Васильевны?

– Ах, вот вы о чём! Это была Гамалеева Зоя Андреевна, преподаватель нашего медицинского училища, которая до вчерашнего дня на полставки подменяла терапевта Левицкую, уходившую в отпуск.

– Странно мне, что вы не спросили, для каких целей мне нужны эти сведения, – улыбнулся следователь.

– Да вся больница уже знает о вашем расследовании… и напряглась в ожидании его результатов. Вы считаете кого-то из врачей виновным в смерти Будько?

– Я по факту смерти Будько ничего не расследую, лишь провожу проверку по заявлению её дочери. Очень возможно, что по итогам проверки будет возбуждено уголовное дело. Делать выводы о чьей-то виновности пока преждевременно – я всего лишь выясняю подробности того, как была оказана медицинская помощь Будько в связи с её кардиозаболеванием.

Утром в понедельник Горовой беседовал с преподавателем Веденеевского медицинского училища Гамалеевой, сорокалетней статной шатенкой с открытым уверенным взглядом, несколько широковатой в кости, что, однако, не лишало её привлекательности.

– Я преподаю в медучилище терапию. Пока у нас нет занятий и учащиеся находятся на летних каникулах я согласилась с предложением главного врача районной больницы подменить на полставки ушедшую в отпуск врача-терапевта Левицкую, – рассказывала Гамалеева. – Двадцать седьмого июня я вела в поликлинике приём больных. Около тринадцати часов ко мне в кабинет невропатолог Савенко привела больную Будько и попросила расшифровать её электрокардиограмму, а потом, в зависимости от результатов прочтения кардиограммы, решить вопрос о лечении этой пожилой женщины. В электрокардиограмме, которая была снята ещё в предыдущий день, я обнаружила отчётливые признаки повреждения миокарда. Тут же выписала ей направление в терапевтическое отделение райбольницы для прохождения стационарного лечения. По моему поручению медсестра сопроводила больную в стационар.

– Двумя днями ранее я беседовал с медицинской сестрой кабинета функциональной диагностики Кандыбой. Она утверждала, что не увидела в этой кардиограмме никаких признаков инфаркта миокарда, – заметил следователь.

– Что может понимать младший медицинский персонал в сложных вопросах кардиологии?

– А не смогли бы вы популярным языком объяснить мне, по каким именно признакам или признаку, вы усмотрели в кардиограмме Будько тяжёлое заболевание – инфаркт миокарда?

Гамалеева ненадолго задумалась.

– Вы сомневаетесь в моей квалификации? – строго взглянув на следователя, вопросом на вопрос ответила она.

– Отнюдь нет. Мне это нужно, Зоя Андреевна, для понимания всех обстоятельств.

– Основными элементами кардиографической кривой являются: зубцы – это все выпуклости, направленные вверх или вниз; сегменты – расстояния между соседними зубцами; интервалы – отрезки, включающие в себя и зубец, и сегмент. Каждый из этих элементов отображает процесс, происходящий в сердце. Именно по их размерам, размещению относительно прямой линии, особенностям в различных отведениях врачи и могут расшифровать электрокардиограмму, – последовали терпеливые разъяснения преподавателя терапии. – Получив в руки электрокардиограмму, доктор начинает оценивать её в следующем порядке. Сначала определяет, ритмично ли сокращается сердце, проще говоря, устанавливает, правильный ли у больного сердечный ритм или нет. Затем подсчитывается, с какой скоростью бьётся сердце. По конкретным признакам определяется источник возбуждения в сердце. После этого врач оценивает проводимость сердца по длительности зубцов и сегментов, для каждого из которых существуют свои показатели нормы. Определяется электрическая ось сердца. Затем детально анализируются зубцы, сегменты и интервалы. По мере выполнения этих исследований составляется заключение. Я в кардиограмме Будько увидела возвышение одного из сегментов, визуально напоминающее кошачью спину. У медиков этот признак так и называется «кошка» или «кошачья спинка», он свидетельствует о наличии у больного повреждения миокарда.

Видимо, что-то в выражении лица следователя не понравилось Гамалеевой, поскольку она поинтересовалась:

– Вы что-нибудь поняли из моих слов?

– Стараюсь… Но вам придётся ещё один раз повторить сказанное, чуть помедленнее, чтобы я смог записать.

– Ну, если это вам требуется, то почему бы мне не повторить, – великодушно согласилась женщина.

«За два дня в стационаре и поликлинике районной больницы не нашлось грамотного специалиста, способного расшифровать электрокардиограмму тяжелобольной женщины! Гамалеева не в счёт, она, человек со стороны! – со злостью констатировал Горовой. – Что это? Природная бездарность? Лень? Засосавший сельский быт, мешающий поддержанию и совершенствованию необходимых профессиональных навыков?».

В тот же день Горовой навестил на дому (можно было вызвать повесткой, но не хотелось терять время) двух женщин, Безденежных и Уварову, которые лежали с Будько в одной палате терапевтического отделения. Их данные по просьбе следователя выяснила Екатерина Николаевна Чернова, начмед больницы, установить адреса помогли сотрудники паспортного стола.