Основа привязанности. Как детство формирует наши отношения

– Итак, – воскликнула она, когда начался последний эпизод, и мать вернулась в комнату. – Вот она! – Мальчик побежал к ней. – Какой молодец!

Мать поймала малыша и стала утирать ему слезы, пока он вцепился в нее обеими руками.

– Он держится за нее и успокаивается, – сказала Сьюзен. – Но не опускает голову. И не льнет к ней.

– Льнет? – переспросил я.

– Полностью расслабляется, – сказала она и показала жест, – открытая ладонь поверх кулака, – предполагающий, что две вещи идеально подходят друг другу. – При расшифровке мы говорим «льнет», когда тело ребенка вжимается в родителя, и между ними столько контакта, сколько возможно. Всегда грудью к груди, сердце к сердцу.

Мама ставит ребенка на пол и садится на стул. Несколько секунд он неподвижно осматривается, а потом начинает тихо играть с игрушками.

– Хороший знак, но у него еще не до конца восстановилось дыхание, – отметила Сьюзен. – Он однозначно пытается успокоиться и отойти от плача.

Мальчик пристально посмотрел на мать.

– Ему нужно еще немного взаимодействия, – прокомментировала Сьюзен, – так что он смотрит на нее, улыбается и продолжает играть. И это очень важно: он делит с ней удовольствие от своего успеха. Это признак связи, и в этом контакте нет избегания или двойственности. Он, по сути, говорит: «Я сделал вот эту классную штуку и хочу, чтобы ты об этом знала».

Тест закончился.

– Кажется, что мальчик действительно очень старался управлять своим состоянием, – сказала Сьюзен, – так, например, он смог успокоиться, когда вернулась незнакомка. А в конце, когда он продолжил играть и общаться с мамой, это закрепило общее положительное состояние. У него прочный надежный тип привязанности.

Как объяснила Сьюзен, если бы она расшифровывала эту запись как часть исследования, в этом участвовал бы второй специалист, что называется «оценкой надежности кодирования». Он бы независимо оценил как минимум 20 % видео. Обычно, когда Сьюзан и второй кодировщик сравнивают результаты, «они совпадают на 90 %, и даже если есть расхождения, они минимальны. Таким образом, протокол предусматривает настоящий контроль достоверности».

* * *

Сьюзен сказала, что в следующем видео мы посмотрим на годовалую девочку с тревожной привязанностью. Признаться, я немного нервничал перед просмотром. Хотя доктор Кортина после интервью «повысил» меня до приобретенной надежной привязанности, мой истинный тип оставался тревожным, как и в детстве. Я беспокоился о том, как это может выглядеть.

На видео была грузная блондинка и бледная, худая маленькая девочка с двумя тугими косичками. Она была одета в белую футболку с большим нулем, что показалось мне плохим знаком.

Поначалу мать пыталась играть с дочерью, катая игрушечную машинку вверх и вниз по ее рукам.

– Матери тревожных детей, – сказала Сьюзен, – склонны к подобной навязчивости, грубости, щекотке. Вероятно, они знают, что не смогут успокоить ребенка, просто прикасаясь к нему, поэтому пробуют все возможные варианты.

Незнакомец еще даже не появился, а ребенок уже заплакал.

У тревожных детей, как объяснила Сьюзен, не очень получается использовать матерей как надежную базу.

– В этом сущность тревожного стиля привязанности, – прокомментировала она, – искать утешения, но не утешаться, потому что база непостоянна и ей нельзя доверять. Они хотят к матери, но не способны получить от нее желаемое, поэтому злятся.

Или, как выразился один исследователь, «характерной чертой этого стиля является поиск контакта, а когда контакт получен – агрессивное противостояние ему»

.

Когда вошла незнакомка, девочка ненадолго отвлеклась, но вскоре снова заплакала. Она по-прежнему была на руках, но всем телом отвернулась от матери и не «льнула» к ней, а когда ее опустили на пол, начала вопить.

Как отметила Сьюзен, у этого ребенка было гораздо меньше способности к самоуспокоению, чем у предыдущего.

Когда мать вышла из комнаты, девочка начала кричать сильнее. Она пошла за мамой, когда та вернулась и взяла ее на руки, но тут же отвернулась и выглядела злой.

«СОНАСТРОЕННОСТЬ» матери определяется ее умением чувствовать потребности ребенка и вовремя реагировать на них.

Наблюдая за тем, как эта тревожная девочка злится на вернувшуюся маму, я вспомнил трехлетнего себя, когда мои родители должны были вернуться из поездки. Чтобы увидеть момент их приезда, я расположился на лестнице перед входной дверью, но стоило им появиться, как я внезапно разозлился и убежал в комнату. Я помню, что удивился такой реакции и не понимал ее.

Девочка на видео по-прежнему была на руках у матери, но смотрела куда-то в сторону и продолжала хныкать.

– И что же делает мать? – спросила Сьюзен. – Разве она говорит: «Ох, милая, все хорошо»? Нет, она показывает ей журнал!

Мать взяла журнал со стола и навязчиво помахала им перед лицом дочери.

Девочка отклонилась и начала кричать, на что ее мать сказала: «Все хорошо. Она ушла. Ушла». Сьюзен прокомментировала:

– Мать считает, что ребенка расстроила незнакомка, но на самом деле это сделала она сама.

Мама попыталась притянуть ребенка ближе, но девочка уклонялась, а затем прижалась к ней своим подбородком.

– Посмотри, как неестественно это выглядит, – недовольно заметила Сьюзен. – Так люди друг к другу не прижимаются.

Девочка на видео продолжала хныкать.

– Все хорошо. Все хорошо, – повторяла мать, но это не помогало.

Сьюзен подытожила:

– Это классический, прототипичный, крайне тревожный ребенок.

– Каким может быть будущее этой девочки? – спросил я Сьюзен, когда она остановила видео.

– Я предполагаю, что она будет ребенком, который безутешно рыдает, когда родитель приводит его в садик и уходит. Ей будет тяжело справляться с раздражающими мелочами в течение дня: кто-то схватит ее игрушку и она слетит с катушек.

Сможет ли она когда-то вернуть эмоциональную стабильность?

– Возможно, но я не думаю, что можно вернуть ее к изначальному виду, – сказала Сьюзен. – Первые годы критичны для психического здоровья, и, если ты не испытываешь безопасность и защищенность тогда, вернуть их позже будет все сложнее и сложнее.

* * *

В следующем видео была девочка восемнадцати месяцев с избегающим типом привязанности. Как я помнил из занятий Гарри Рейса, это дети, которым постоянно не удавалось получить заботу и в итоге они перестали ее искать.

Отличия между этим ребенком и двумя другими были поразительными. Например, когда мать девочки ушла, та вообще никак не отреагировала. Она тихо сидела среди игрушек и, казалось, вообще не скучала. Ее оставили одну, но девочка продолжала тихонько играть. Когда пришла незнакомка, ребенок встал и подошел к ней, что-то говоря.

– Хотелось бы, чтобы дочь так реагировала на мать, а не на незнакомку, – отметила Сьюзен. Но когда вернулась мать, девочка просто посмотрела на нее, а затем куда-то в сторону. Ее внимание было сконцентрировано на игрушках, а не на родителе.

В книгах о привязанности я натыкался на описания возможного поведения таких детей: игнорирование, взгляд в сторону, – но увидеть это воочию было некомфортно.

– Последние два видео были тяжелыми, – сказал я.

– Согласна. Конечно, на неорганизованного ребенка смотреть было бы еще тяжелее.

– Неорганизованного? – переспросил я.