Коко

Биверс велел ему сесть и помолчать, что Конор, не возражая, и сделал. Все равно он не помнил, какая буква шла за «а». Усаживаясь рядом с Майклом, он пролил водку себе на брюки.

– Ну, а теперь мы можем сходить к Джимми Стюарту? – услышал он, как спросил Тина Пумо.

3

Чуть погодя кто-то предложил ему прилечь на кровати Майкла и вздремнуть, но Конор отказался: нет-нет, он в порядке, он ведь со своими друзьями-балбесами, и все, что ему нужно сейчас, – это не лежать, а двигаться, и вообще, если человек в состоянии произнести по буквам «Сингапур», значит, он еще не в хлам…

Без какого-либо перехода Конор вдруг обнаружил себя в коридоре. Отчего-то плохо слушались ноги, и Майки крепко держал его за левую руку.

– А какой у меня номер? – спросил он Майки.

– Ты в одном номере с Тиной.

– Славный старина Тина…

Они повернули за угол и очутились прямо перед славным стариной Тиной и Гарри Биверсом, ожидавшими лифт. Биверс причесывался перед большим зеркалом.

Следующее, что запомнилось Конору, – как он сидел на полу кабины лифта, но умудрился подняться на ноги до того, как открылись двери.

– А ты классный, – сообщил он затылку Биверса.

Двери лифта раскрылись, и они довольно долго шли по каким-то бесцветным длинным коридорам, заполненным людьми. Конор то и дело натыкался на парней, слишком нетерпеливых, чтобы выслушивать его извинения. Он слышал, как люди пели «Дорогу домой», самую красивую песню на свете. От ее слов ему хотелось плакать.

Пул следил за тем, чтобы он не падал. Интересно, подумалось Конору, знает ли Майк, какой он славный парень, и решил для себя: нет, не знает, и именно это делает его таким славным.

– Да я правда в порядке, – заявил он.

Потом он сидел рядом с Майклом в затемненном зале. Черноволосый мужчина с усами ниточкой, с чем-то вроде чемпионского пояса под смокингом, пел «Америку прекрасную»[29 - America the Beautiful (англ. – «Америка прекрасная») – американская патриотическая песня. Музыку церковной песни, сочиненной композитором-любителем Сэмюэлом Уордом в 80-х годах XIX века, в начале XX века подтекстовали светскими стихами малоизвестного литератора Кэтрин Ли Бейтс. Ныне America the Beautiful – одна из самых популярных в США патриотических композиций.] и скакал по сцене перед оркестром.

– Джимми Стюарта мы пропустили, – шепотом пояснил ему Майк. – Это – Уэйн Ньютон.

– Уэйн Ньютон? – изумился Конор и следом понял, что сделал это слишком громко: люди засмеялись над его словами. Конор страшно смутился оттого, что Майкл разъяснил ему происходящее: Уэйн Ньютон был просто толстым подростком, который пел, как девчонка. Этот «крутик» из Лас-Вегаса вовсе не Уэйн Ньютон. Конор прикрыл глаза, и весь темный зал тотчас принялся катать его огромными, все увеличивающимися кругами. Конор обнаружил, что не может поднять веки. Слух заполнили аплодисменты, свист, одобрительные выкрики. Он успел еще услышать, как первый раз всхрапнул, и – отключился.

4

– У нас не так много групи[30 - Гру?пи (англ. Groupie) – поклонницы поп- или рок-группы, сопровождающие своих кумиров во время гастролей. Термин имеет и более широкий (как правило, иронический) смысл, однако, начиная с середины 1960-х годов, употребляется почти исключительно в отношении молодых женщин, активно стремящихся оказывать своим кумирам сексуальные услуги.], как у музыкантов, – сказал Пулу Гарри Биверс, – но они сюда подтянулись. По сути, они женщины-матери, с неудержимой и малость извращенной тягой к развлечениям. Что, тяжелый? Уложи его на свой диван и спускайся к нам в бар.

– Я бы сейчас и сам поспал, – сказал Пул. Конор Линклейтер, сто шестьдесят фунтов мертвого груза, завещанные ему Тиной Пумо, едва стоял, привалившись к его плечу. От Биверса несло алкоголем.

– «Вьетнамские» групи не так просты, но со временем я разобрался в них. Они отталкиваются от идеи, что мы – солдаты и бойцы, но в какой-то мере более духовные, чем другие ветераны. Это раз. В них жива частичка социальных работников, и они желают продемонстрировать, что наша страна все же любит нас, – это два. И третье – они не знают, что мы там делали, и это их заводит, – глаза Биверса холодно блеснули. – Это их обитель. Они, не напрягаясь, в состоянии преодолеть тысячи миль только ради того, чтобы просто потусоваться в баре.

У Пула возникло неприятное ощущение, что Гарри Биверс, сам того не зная, описывает Пэт Колдуэлл, свою бывшую жену.

Майкл откатил Конора к другому краю кровати, которую горничная не застелила, затем стянул с друга черные кроссовки и расстегнул ему ремень. Конор застонал, бледные, с заметными прожилками веки трепетали. С коротко остриженными рыжими волосами и бледной кожей Конор Линклейтер выглядел лет на девятнадцать: без своей неряшливой бороды и усов он очень походил на себя того, каким его Майкл помнил по Вьетнаму. Пул укрыл Линклейтера запасным одеялом из шкафа, затем включил прикроватную лампу у другого края и погасил верхний свет. Если Конор собирался ночевать в номере Тины, то последний, должно быть, забронировал себе люкс: в нынешнем номере Пула диван для перебравших посетителей не предусмотрен. Биверс уж точно заказал себе люкс (самому Гарри не пришла в голову мысль предложить Конору собственный диван).

До двенадцати оставалось несколько минут. Пул включил телевизор и убавил громкость, затем сел на ближайший стул и скинул ботинки. Сняв пиджак, повесил его на спинку другого стула. На фоне изысканного безлюдного пейзажа, напоминающего западную Ирландию, на травянистой обочине дороги стоял Чарльз Бронсон и смотрел в бинокль на серый «мерседес», остановившийся на засыпанном гравием дворике перед георгианским особняком. Краткое мгновение наполненная тревожным предчувствием тишина окружала «мерседес», а затем огромный огненный кокон стер машину с лица земли.

Майкл взял телефон и поставил на стол рядом с собой. Горничная выстроила бутылки в ряд, собрала в стопку чистые пластиковые стаканы, убрала пустую посуду, а тарелку с сыром завернула в целлофан. В ведерке по горлышко в воде стояла последняя бутылка пива, окруженная плавающими кусочками льда. Взяв верхний стакан, Майкл погрузил его в ведерко, зачерпнул воды вместе со льдом и сделал маленький глоток.

Конор пробубнил непонятное «гугол»[31 - Число 10 в степени 100, иногда так называют число атомов во Вселенной.] и уткнулся лицом в подушку.

Поддавшись импульсу, Майкл снял трубку и набрал домашний номер. Быть может, Джуди в постели, но еще не спит, читая что-нибудь вроде «Одноминутного менеджера»[32 - «Одноминутный менеджер» Кена Бланшара – эксперта по менеджменту, автора нескольких десятков книг, многие из которых стали бестселлерами. Одна из самых известных – «Одноминутный менеджер» – была продана в количестве 13 млн копий и переведена на 37 языков. Книга учит искусству ситуационного руководства – простой системе, которая опровергает, казалось бы, незыблемое правило управления: относиться ко всем подчиненным одинаково.] и успешно игнорируя телевизионную программу, которую включила лишь для того, чтобы та составила ей компанию. В трубке прогудело один раз, затем последовал щелчок, как будто на том конце сняли трубку. Пул услышал легкое шипение пленки и понял, что жена включила автоответчик и тот сообщит от третьего лица, что «сейчас Джуди не может ответить на ваш звонок, но если вы представитесь, оставите свой номер и сообщение после звукового сигнала, она свяжется с вами так скоро, как только это станет возможным».

Он дождался сигнала.

– Джуди, это Майкл. Ты дома?

Автоответчик Джуди был подключен к телефону в ее кабинете, примыкающем к спальне. Если она лежит в кровати и бодрствует, то должна слышать его голос. Джуди не отвечала; пленка крутилась. Он наговорил на автоответчик несколько банальных фраз и попрощался:

– Дома буду поздно вечером в воскресенье. Пока.

В постели Майкл прочел несколько страниц романа Стивена Кинга, который прихватил с собой. На другом краю кровати постанывал и сопел Конор Линклейтер. Ничто в романе не казалось Майклу более странным или более угрожающим, чем события реальной жизни. Неправдоподобие и жестокость произрастают из реальной жизни, и Стивен Кинг, похоже, хорошо это знал.

Прежде чем успеть погасить свет, Майкл, уже обливаясь потом, пронес свою копию «Мертвой зоны» через военную базу, размерами во много раз превосходящую Кэмп-Крэндалл. Вокруг обнесенного по периметру колючей проволокой лагеря в двадцати или тридцати километрах горбились холмы, когда-то густо поросшие деревьями, а теперь – настолько добросовестно разбомбленные, сожженные и удобренные дефолиантом, что лишь обугленные палки торчали вверх из коричневой, похожей на пудру земли. Он миновал ряд пустых палаток и только сейчас услышал тишину лагеря: он остался один. Все покинули базу, а его бросили здесь. Флагшток без флага торчал перед штабом роты. Он устало поплелся мимо опустевшего здания и выбрался на участок пустой земли; в нос ударила вонь горящего дерьма. Тогда он понял, что это не сон, – он действительно во Вьетнаме, а сном была вся остальная его жизнь. В своих снах Пул никогда не ощущал запахов, да и цветными почти все эти сны не были. Пул обернулся и увидел старушку-вьетнамку: устремив на него лишенный эмоций взгляд, она стояла за бочкой из-под нефтепродуктов, в которой горели пропитанные керосином экскременты. Густой черный дым валил из бочки и застилал небо. Его отчаяние было каким-то застарелым и ожидаемым.

«Стоп! – встрепенулся он. – Если это реальность, то не позднее тысяча девятьсот шестьдесят девятого года». Он раскрыл «Мертвую зону» на страничке с публикационными данными. Глубоко в груди сердце сдулось, как проколотый воздушный шарик. Год датировки авторского права – 1965. Он никогда не покидал Вьетнам. Все, что происходило впоследствии, – лишь сон длиною в девятнадцать лет.

5. Боб Биверс у Мемориала

1

Пул проснулся с угасающим воспоминанием о дыме и шуме, артобстреле и людях в форме, бегущих неправдоподобно и карикатурно строем нога в ногу через горящую деревню. Подсознательная экспертиза отбросила этот эпизод сна в забвение. Очнувшись, он первым делом подумал о том, что надо бы заглянуть в магазин «Уолден букс» и купить книжку своей двенадцатилетней пациентке Стейси Тэлбот, а потом съездить навестить ее в больнице Святого Варфоломея. Тут он вспомнил, что находится в Вашингтоне. Вторая полностью сформированная мысль обернулась вопросом: действительно ли Тим Андерхилл все еще жив? На краткое мгновение в сознании сложилась картинка: он стоит на уютном крохотном сингапурском кладбище и с чувством потери и облегчения глядит на надгробие Андерхилла.

Или отравленный тлеющим безумием Андерхилл все еще там, на войне?

Конор Линклейтер словно испарился, оставив после себя расплющенную подушку и порядком измятое стеганое покрывало. Пул подполз к дальнему краю кровати и заглянул за него. На полу, похожий на капустный лист, свернувшись калачиком, с расслабленным ртом и обтянувшими неподвижные глазные яблоки веками спал Конор. Оттолкнувшись руками, Майкл перекатился на свой край, встал и тихонько прошел в ванную принять душ.

– Черт… – пробубнил Конор, когда Майкл вышел из ванной. Обхватив голову обеими руками, он сидел на одном из стульев. – Который час, а?

– Почти пол-одиннадцатого. – Пул вытянул из сумки трусы и носки и стал одеваться.

– Ни хрена себе я отрубился, – проговорил Конор. – Голова раскалывается… – Он взглянул на Пула сквозь пальцы: – А как я вообще здесь оказался?

– Ну… я как бы помог тебе.

– Спасибо, дружище, – простонал Линклейтер. Его голова вновь опустилась на руки. – Нет, пора начинать новую жизнь. В последнее время я что-то слишком много ураганил. Старею, пора сбавить обороты… О-ох! – Он выпрямился, обвел комнату удивленным взглядом, будто слабо соображая, где находится. – А где моя одежка?

– В номере Пумо, – ответил Майкл, застегивая рубашку.

– Память отшибло. Я у него оставлял все свое барахло. Было б здорово, если бы он поехал с нами, правда? Пумо-Пума… Нет, он должен быть с нами. Слушай, Майки, ты не против, если я воспользуюсь туалетом и душем, прежде чем топать наверх?

– Черт, – сказал Пул. – Я только что там прибрался к приходу горничной.

Конор поднялся на ноги и пересек комнату – его походка ассоциировалась у Майкла с выздоравливающими жертвами инсульта в гериатрических отделениях. Доковыляв до ванной, Конор оперся на дверную ручку и закашлялся. Его торчащие дыбом волосы напоминали рыжие шипы.

– Скажи, я вконец сбрендил или Боб в самом деле пообещал одолжить мне пару тысяч баксов?

Пул кивнул.