История с привидениями

– Мог бы нас предупредить, что понадобятся снегоступы.

– Да он забавляется, – предположил Рики.

– Вот он позабавится, когда я подхвачу пневмонию и вчиню иск ему, – проворчал Сирс. – Что ж, поскольку выбора у нас нет – идем.

Сирс храбро ступил шикарным ботинком на поле, и тот сразу же погрузился в снег по самые шнурки.

– Уф, – он поднял ногу и потряс ею. Остальные перешли уже почти половину поля. – Дальше не пойду, – заявил Сирс, засовывая руки в карманы дорогого пальто. – Черт возьми, он мог бы сам приехать в офис.

– Ну, тогда хоть я схожу туда. – Рики отправился вслед за остальными. Уолт Хардести обернулся взглянуть на них, пригладил усы – пограничник, заброшенный на заснеженное поле в штате Нью-Йорк. Он, похоже, улыбался. Эльмер Скейлс брел в одиночестве. Рики старался идти след в след. За спиной он услышал, как Сирс сделал выдох, способный наполнить воздушный шар, и двинулся за всеми.

Единой группой, возглавляемой болтающим и жестикулирующим Эльмером, они перешли поле. С необъяснимым выражением ликования на лице Эльмер остановился на пригорке. Рядом с ним, наполовину занесенные снегом, лежали словно кипы грязного белья. Хардести подошел к одной из них, опустился на корточки и ткнул ее; затем, крякнув от напряжения, потянул на себя, и Рики увидел четыре аккуратные овечьи ноги.

Туфли Рики протекали, и ноги уже промокли; он подошел поближе. Сирс, балансируя руками, все еще продвигался к ним, поля его шляпы загибало ветром.

– Не знал, что ты еще держишь овец, – раздался голос Хардести.

– Нет! Уже нет! – завопил Скейлс. – У меня было всего четыре, вот эти, а теперь и их не стало! Кто-то прикончил их. Держал овечек на черный день. У моего папы было несколько сотен, а теперь на этих тупых тварях ни черта не заработаешь. Дети их любили, вот и весь прок.

Рики взглянул на мертвых животных: все они лежали на боку, глаза открыты, снег в спутанной шерсти. Он невинно спросил:

– Отчего они пали?

– Да! Вот именно! – Эльмер сам себя заводил до истерики. – Отчего! Вы же представляете здесь закон, так объясните мне!

Хардести, стоя на коленях у грязно-серой овечьей туши, которую он перевернул, неприязненно посмотрел на Скейлса:

– То есть ты даже не знаешь, своей ли смертью умерли твои животные, Эльмер?

– Я-то знаю! Знаю! – Скейлс картинно, словно летучая мышь в полете, поднял руки.

– Откуда ты знаешь?

– Да потому что ничто не может убить чертову овцу, вот что я знаю! А что может убить четырех сразу? Инфаркт? О господи!

Сирс уже подошел к ним, его фигура казалась огромной по сравнению с сидящим Хардести.

– Четыре мертвых овцы, – констатировал он, глядя вниз. – Полагаю, ты хочешь подать иск.

– Что? Это ты найди психа, сделавшего это, и притащи его в суд!

– И кто же он?

– Не знаю. Но…

– Что – но? – Хардести взглянул на него снизу и поднялся с колен.

– Я скажу, когда вернемся в дом. А пока, шериф, осмотри их всех хорошенько и запиши подробно, что он с ними сделал.

– Он?

– Дома расскажу.

Нахмурившись, Хардести ощупывал тушу.

– Эльмер, здесь нужен не я, а ветеринар. – Его руки добрались до шеи животного. – Ого!

– Что? – Скейлс чуть не подпрыгивал от нетерпения.

Вместо ответа Хардести по-крабьи переполз на четвереньках к другой ближайшей овце и глубоко запустил пальцы в шерсть на ее шее.

– Вы должны увидеть это сами, – сказал он и, ухватив овцу за нос, запрокинул ей голову назад.

– Господи! – ахнул Скейлс; оба адвоката молчали. Рики смотрел вниз на открытую рану: широкий длинный разрез на шее животного.

– Аккуратная работа, – сказал Хардести. – Очень аккуратная. Ладно, Эльмер, убедил. Пошли в дом, – он вытер пальцы о снег.

– Господи, – повторил Эльмер. – Перерезаны глотки? У всех?

Хардести задрал головы каждой из оставшихся овец.

– У всех.

Голоса прошлого вдруг явственно прозвучали в голове Рики. Они с Сирсом взглянули друг на друга и сразу же отвели взгляды.

– Я душу из него выну, засужу к чертовой матери – кто бы он ни был! – визжал Скейлс. – Черт! Я знал, здесь что-то не так! Я знал! Проклятье!

Хардести оглядел пустое поле.

– Ты уверен, что ходил сюда только один раз и вернулся прямо домой?

– Угу.

– А почему ты решил, что что-то не так?

– Потому что утром я видел их из окна. Я по утрам умываюсь возле окна и первое, что вижу, – этих глупых животных. Вон, видишь? – он протянул руку в направлении дома. Прямо напротив блестело на солнце окно кухни. – Здесь под снегом трава. Они тут целыми днями шляются, набивают брюхо. А когда совсем снегом заваливает, я загоняю их в овин. А сегодня глянул в окно – они все тут, лежат. Ну, чую, что-то случилось, оделся и пошел сюда. Потом позвонил тебе и адвокатам. Я подаю в суд, я хочу, чтоб ты арестовал того, кто это сделал!

– Кроме твоих, других следов здесь нет, – сказал Хардести, поглаживая усы.

– Да знаю, знаю, – ответил Скейлс. – Он их замел.

– Возможно. Однако это был первый снег.

«Господи, она пошевелилась, не может быть, она же мертва».

– И еще кое-что, – сказал Рики, прерывая голос, звучавший внутри него, и нарушая подозрительное молчание, воцарившееся между двумя мужчинами. – Крови не видно.

Какое-то мгновение все четверо смотрели вниз на мертвую овцу, лежащую на нетронутом снегу. Это была правда.