Писец. История одного туриста

Я собрался с духом и последовал примеру друга – достал маленького питона и положил в рот мистера Сэндлера. Но…

Но я оказался слабее своего друга, и мистера Сэндлера стошнило.

Негры тут же удручились и молчали.

Так я впервые подвёл своего друга, и до сих пор я вспоминаю об этом с сожалением.

Мне принесли какой-то напиток с запахом свежей мочи – постарались мне помочь, не иначе, но пить целительную настойку я тоже не смог, и меня ещё раз стошнило.

– Вальдер, мне нужно отдохнуть, – сказал я.

Меня отвели в хижину, и я лёг на солому, потому что и голова кружилась, и болел живот.

Я слышал, как Вальдер о чём-то говорил с вождём. Чудила был у них переводчиком, но запинался, и местами даже затруднялся.

Проснулся я утром – Вальдер лежал рядом со мной и что-то насвистывал.

– О. А вот и наш английский герой проснулся! Брат, всё идёт отлично!

– Ты о чём?

– Я напоил вождя ромом, и мы обо всём договорились. Он даёт нам негров, и мы идём дальше. Цена вопроса – пара квадрантов губернаторского рома по возвращении.

Обрадовался я или нет этой новости – не помню, но Вальдер был счастлив.

Негры также рассказали Вальдеру о том, что в тех лесах, которые мы проходили, и где растеряли свой надёжный и воинственный отряд, водится большая обезьяна-людоед – она-то и грызла наших негров как орехи.

Из-за неё гости с побережья захаживали к банту не часто – если кто и доходил, то обратно уже не возвращался.

Туземцы почитали, боялись, и называли чудесного зверя «белым духом смерти».

Дело в том, что кроме замечательной склонности животного к людоедству, обезьяна обладала ещё одной прекрасной чертой – она была белой и сверкала своими красными глазами. А обезьяна-альбинос с людоедскими наклонностями – персонаж, достойный пера лучших мастеров жанра, не так ли? Я уверен, что когда-нибудь про неё будут писать страшные, но увлекательные книги.

Что побудило обезьяну стать кровожадным зверем? Я не знаю наверняка, но думаю, что если сородичи не признавали её из-за другого цвета шерсти, и белая обезьяна стала для них «белой вороной», а люди боялись и хотели её убить, то это, конечно же, могло стать причиной агрессивного безумия. И с людьми такое бывает, скажу я вам.

С нами в путь вышло около сорока банту. Они были вооружены копьями, щитами и луками, и размалёваны разными красками для устрашения врагов. Вальдер назвал их – «цветные негры».

Шли мы три дня и попали под ливень – он смыл-таки краску с наших воинов, а они взяли и опечалились. Но долгий и нудный тропический ливень может вывести из себя кого угодно, знаете ли.

На третий день я уже проклинал Вальдера с его матимба, Каннингема с его аттракционами, и себя за жажду приключений и сопливых любовных отношений.

Но когда дождь закончился, солнце нагрело мокрый воздух, и он закипел, а я стал задыхаться. К Африке нужно привыкнуть, как её ни покрути.

В какой-то момент наша колонна остановилась, и к нам из леса вышел чернокожий ребёнок с детским луком. Он жестом поприветствовал наших проводников, и они о чём-то залепетали между собой.

Из кустов вышли ещё с десяток чёрных как смоль ребят – казалось, что они играют в успешных охотников.

– Матимба! – сказал нам с Вальдером Чудила и показал на детей.

– Где? – крикнул голландец и вскинул ружьё.

Я последовал примеру своего друга.

Мы подумали, что сейчас нас будут атаковать сильные и опасные негры матимба, потому что мы угрожаем их милым детям.

– Они – матимба, – сказал Чудила и ещё раз указал на детишек.

Вальдер понял, что опасности нет, и обрадовался.

– Отлично! – сказал он. – Но где взрослые? Где крепкие воины и сисястые тётки?

– Этот матимба – охотник, – сказал безухий негр.

Мы с Чудилой не понимали друг друга.

– Где он? Где большой и сильный матимба? – спросил Вальдер. – Чудила, хватит валять дурака! Пускай ведут нас в деревню!

Чудила представил нас чудесным малышам и перевёл им через банту нашу просьбу. Дети согласились, потому что мы были добрыми с ними, да и пообещали им еду.

Мне показалось странным, что дети у матимба с морщинами, и тащили они в деревню небольшую убитую птицу.

– Если у них мелкие дети охотятся, то можно представить, на что способны взрослые, – сказал Вальдер.

Я тоже удивился охотничьим способностям малышей, но начал было сомневаться в правильности нашего восприятия действительности.

Нас привели в деревню матимба. Она была небольшой – не более десятка хлипких хижин, но деревню населяли маленькие жители – никого из рослых африканцев мы не увидели. Даже седые и морщинистые старички были не выше обычного ребёнка.

И женщины со скромными грудями тоже были малышами! А их дети – те, вообще, были лилипутами – чуть ли не по колено Вальдеру ростом. Все они были худосочными и выглядели слабыми и болезненными.

Даже у молодых малышей зубы были в дефиците. Вероятно, они голодали и их рацион был до боли скудным. А может, сами себя лишали зубов по какой-нибудь религиозной причине – кто их знает… Религия – штука коварная, скажу я вам.

И тут до меня дошло, что Вальдер допустил трагическую ошибку. Я понял, что «выносливые, крепкие, рослые» матимба – это пигмеи, о которых я читал ещё в своём детстве. Да, как вы, наверное, понимаете, Вальдера обвели вокруг долбаных пальцев!

Но он недоумевал.

– Что за хрень, брат? Где матимба?

– Вальдер, это и есть матимба.

– Что ты мелешь, брат? Эти убогие – и есть матимба? Ты издеваешься, Джонсон?

– Нет, Вальдер. Тебя обманули, друг мой.

Голландец понял, что я прав, и сел на землю. Я не мог смотреть на него без слёз – мне было жаль моего лучшего друга – этот весёлый и сильный человек сломался в одно мгновение. Я попытался его приободрить, но он не сказал ни слова и махнул своей рукой. Вальдер ушёл в себя и самоустранился от нашего дела.

Я же решил схватить инициативу, и приказал Чудиле забирать матимба с собой, чтобы двигаться обратно в деревню банту. Безухий африканец передал мой приказ нашим добрым неграм, и те стали хватать и скручивать пигмеев – связывать им руки.

Малыши были слабыми и не могли оказать достойного сопротивления. Двое пытались стрелять из своих детских луков, но банту их тут же закололи копьями.