Где-то в чаще леса

Так и продолжался их вечер, полный тепла, любви и надежд на светлое будущее. Вениамин и Людмила чувствовали себя счастливыми и защищенными, зная, что такие богатыри как Добрыня Никитич, всегда на страже их родной земли.

В углу за печкой, в тени, где редко падал свет, наблюдал за всем происходящим домовой. Его звали Тимофей Валентинович, и его главной задачей было присматривать за людьми в этом доме, следить за порядком и спокойствием. Когда происходило что-то необычное, что могло напугать жильцов, Тимофей Валентинович незамедлительно сообщил об этом в чащу леса, чтобы тамошние духи могли принять меры.

Внешность Тимофея вызывала у всех невольную улыбку: маленький, словно уменьшенная копия доброго дедушки, с седой бородой и проницательными голубыми глазами, он всегда был готов прийти на помощь. Несмотря на свой внушительный возраст, Тимофей Валентинович был удивительно подвижным. Жил он в этой избе уже третье или четвертое поколение, и все её жильцы стали для него не просто работой, а настоящей семьёй.

– Эх, Людмила, где же твоя прялка? – бормотал Тимофей Валентинович себе под нос, следя за хозяйкой, которая суетилась по дому.

Люда, молодая и энергичная женщина, как то раз искала свою прялку. Внезапно она замерла, почувствовав странное тепло на спине, как будто кто-то невидимый подсказывал ей, где искать.

– Ах, вот ты где! – воскликнула она, обнаружив прялку за старым сундуком.

Тимофей Валентинович довольно усмехнулся и откинулся на свой маленький стульчик, спрятанный за печкой. Рядом с ним крутилась его верная помощница – маленькая мышка по имени Кус-Кус. Он назвал её так из-за звука, который она издавала, когда что-то ела.

– Кус-Кус, ну как наши дела? – спросил он у мышки, которая забралась на его колени.

– Кус-кус, – ответила та, мелькая усиками и озираясь по сторонам.

Домовой знал, что если хозяева ему не нравятся, он мог напугать их или послать в дом насекомых или мышей, чтобы те испортили все запасы. Но к Людмиле и её мужу Вениамину он относился с теплотой. Эти люди уважали его и дом, ухаживали за очагом, и Тимофей Валентинович старался сделать всё возможное, чтобы помочь им.

Однажды вечером, когда Веник вернулся домой с охоты, он принес с собой необычного гостя – молодого зайца с подраненной лапкой.

– Посмотри, дорогая, что я нашел. Его нужно подлечить, – сказал он, осторожно передавая животное жене.

Людмила осторожно взяла зайца и понесла его к очагу, где было теплее. Тимофей Валентинович, видя это, решил вмешаться. Он знал, как лечить раны, и мог помочь.

– Кус-Кус, принеси мне тот старый травяной сбор, что за сундуком, – тихо приказал он мышке.

Мышка стремительно исчезла и вскоре вернулась с маленьким свертком, который Домовой начал раскручивать. Люда, заметив неожиданное движение за печкой, удивленно посмотрела, но не увидела ничего, кроме мерцающих теней.

– Интересно, что это было? – пробормотала она, но быстро отвлеклась на зайца.

Тимофей Валентинович тем временем растолок травы и бросил их в огонь. Вскоре по дому разнесся приятный аромат, и Людмила заметила, что рана на лапке зайца начала затягиваться.

– Что за чудо? – воскликнула она, не веря своим глазам.

Домовой улыбнулся и снова спрятался в тени. Для него это была очередная маленькая победа, и он был рад, что смог помочь своим дорогим домочадцам.

Глава 3. Дар жизни.

Людмила, укутываясь в свою теплую вязаную шаль, сидела у печи и закидывала дровишки, что наколол и принес ей дорогой супруг. В этот морозный день деревянная печь стала единственным источником тепла и уюта в их скромном доме. Снежные вихри за окном завывали, будто призывая в дом теплоту огня.

– Ты уверен, что сможешь добыть что-нибудь в такую погоду? – спросила Люда, беспокойство, мелькнув в ее голосе, когда Вениамин готовился отправиться на охоту.

– Ну, погода не в самый раз, конечно, но что поделаешь. Нам нужно что-то мясное, особенно с учетом твоего положения, – ответил Вениамин, глядя на жену с нежностью в глазах, – Не беспокойся, я буду осторожен.

Она улыбнулась ему в ответ, благодарна за его заботу.

– Просто вернись как можно скорее, мне будет легче, зная, что ты в безопасности.

Когда Вениамин вышел из дома, Людмила осталась поддерживать очаг в печи. Ее большой и круглый живот выпирал из-под сарафана, не позволяя нормально передвигаться. Но она не жаловалась, ведь она знала, что скоро встретит своих малышей. Будущая мать продолжала свои хлопоты по дому, несмотря на тяжесть и боль. Это была ее бабья доля, и она принимала ее с достоинством.

В то время как Людмила заботилась о доме, домовой Тимофей Валентинович и мышка Кус-кус тайком помогали ей, чтобы она не знала об их существовании. Они исправно тащили кусочки дров к печи и делали маленькие добрые дела, чтобы облегчить ей тяготы бытия.

Рядом с печью стояли две деревянные, сделанные заботливой рукой Веника, люльки. Они покачивались, словно приглашая Людмилу на отдых. Тепло и уют в доме, несмотря на морозную погоду, создавало чувство спокойствия и защищенности.

Люда резко схватилась за низ живота, и боль была настолько сильной, что она едва могла стоять. Её лицо побледнело, а дыхание стало прерывистым. Согнувшись пополам, она попыталась сделать хотя бы один глубокий вдох, но боль не давала ей этой возможности.

– Значит, вот что такое схватки, – прошептала она, осознавая, что начало родов стало реальностью.

Внезапно она почувствовала, как из неё что-то полилось. Опустив взгляд, Людмила увидела кровь. Кровь была повсюду, её было так много, что казалось, что весь пол был залит этим ужасным красным цветом. В глазах начало мутнеть, и силы покидали её.

– Помогите, – прошептала она дрожащими от страха губами. Её голос был едва слышен, когда она медленно оседала на пол.

В этот момент входная дверь с треском открылась. На пороге стоял Вениамин, держа на плечах свежедобытого зайца. Увидев жену, он мгновенно побледнел и отбросил добычу на пол.

– Люда! – закричал он, бросаясь к ней. Он опустился на колени рядом с ней, глаза его были полны ужаса, когда он увидел кровь, растекающуюся по деревянному полу их дома.

– Дорогая, что с тобой? – спросил он, голос его дрожал.

Людмила подняла на него ослабевший взгляд. Она едва могла говорить, но нашла в себе силы прошептать:

– Дети… спаси наших детей…

Вениамин почувствовал, как страх пронзил его сердце. Он понимал, что времени на раздумья нет.

– Я за повитухой, – решительно сказал он, подняв Люду и уложив её на лавку. Времени терять было нельзя.

Он вскочил на ноги и выбежал из дома, оставив жену одну. Веник бежал, не чувствуя ног под собой, пробираясь сквозь метель, что била ему в лицо и утопая в сугробах. Его сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Ему казалось, что прошла вечность, пока он добежал до дома повитухи. Вырвав дверь с петель, он влетел внутрь.

– Марфа! – закричал он. – Марфа, ты нужна Людмиле, сейчас же!

Старушка, занимавшаяся своими делами, резко подняла голову. Увидев панику на лице Вениамина, она мгновенно поняла, что дело серьёзное.

– Беги назад, я возьму все необходимое и сразу за тобой, – скомандовала она, не теряя ни секунды.

Вениамин, не дожидаясь ответа, развернулся и побежал обратно, молясь всем известным ему богам, чтобы Людмила и их будущие дети выжили. Вернувшись, домой, он увидел, что Люда лежит на лавке, её дыхание стало ещё более прерывистым, а глаза едва открыты.

– Марфа уже в пути, дорогая, держись, – говорил он, стараясь удержать слёзы и не показать свой страх.

Минуты казались часами, но наконец, в дом вошла повитуха. Не теряя времени, она принялась осматривать Людмилу и отдавать Венику чёткие команды.

– Неси горячую воду и чистые полотенца, – строго сказала Марфа. – И молись, чтобы мы успели.

Вениамин кивнул и побежал выполнять поручения, чувствуя, что от этого зависит жизнь его семьи.

Веник, словно вихрь, носился по избушке, сгребая в охапку все, что могла потребовать повитуха: чистую простынь, глиняный кувшин с водой, ножницы, обмотанные тряпкой, и пучок сухих трав. Сердце его стучало в бешеном ритме, отражая тревогу, что царила в воздухе.

– Быстрее, Вениамин! – прикрикнула повитуха, Марфа, женщина с крепкими руками и строгим взглядом. Она намочила полотенце в холодной воде и приложила его ко лбу Людмиле, чье лицо бледнело с каждой минутой, покрываясь холодным потом.