Речные Речи

В этот момент, вышагивая с камбуза, к ним присоединился Рон. Теперь он выглядел куда благодушнее с большой кружкой горячего шоколада в одной руке и пирогом в другой. Пирог он нашел на столе на камбузе и решил, раз уж без его приглашения лодку наводнили вязальщицы, то и выяснять, чей это пирог, он не будет.

Завидев его, Шарима решила, что пришло время чая.

– Я помогу тебе, – вызвалась Марта. Это именно она принесла пирог со шпинатом, который так поднял Рону настроение. Преимущество нелюбви к готовке заключалось в том, что она знала лучшие пекарни и кулинарии.

Рон опустился на место супруги, подвинув в сторону ее вязание.

– Не хочешь ли попробовать? – поинтересовалась Летисия, – я могу показать, как.

– По мне так проще купить свитер, а время потратить на что-то полезное, – честно сказал Рон то, что думал. Но без упрека.

– Время, проведенное за спицами, не так бесполезно, как тебе кажется, – у Летисии был очень приятный бархатистый голос человека, который уже давно никому ничего не доказывает. А просто наслаждается процессом. – Это довольно простое действие, приносящее видимый результат в обозримом будущем. Такая деятельность способствует выработке серотонина и дофамина в нашем организме. А совместное вязание в компании других людей дает чувство принадлежности группе, общности, и повышает уровень окситоцина. Все три этих нейромедиатора являются химической составляющей ощущения счастья.

С удивлением Рон посмотрел на женщину, которую до этого принял мысленно за простую домохозяйку.

– Простите… А Вы чем занимаетесь?

– Сейчас вяжу, – рассмеялась женщина.

– Летисия – профессор нейробиологии, на пенсии, – заметила подошедшая с пирогом в руках Марта.

Шарима вынесла и установила на столе поднос с чайником и чашками.

– Счастье – очень интересный предмет для изучения, – добавила пожилая дама.

– Но иногда для понимания человеческого счастья приходится пожертвовать счастьем и жизнью мышей, – Кати сидела дальше остальных от стола, и ее лицо частично было скрыто от отблесков фонаря.

Марта медленно набрала воздух и тяжело выдохнула. Летисия, напротив, совершенно спокойно отнеслась к замечанию Кати.

– Может, зажечь свет? – поинтересовалась Шарима.

Рон уже хотел подняться к выключателю, но хор женских голосов остановил его: «Не надо, так уютнее».

После чая все разошлись по домам. Убирая со стола, Шарима наткнулась на книгу.

– Ты же не читаешь детективы.

Рон расположился на стуле у самого борта, глядя на темную воду. Обернувшись, он удивленно посмотрел на жену, не понимая, о чем она. Шарима указала на книгу.

– А, – Рон снова отвернулся на реку, – порекомендовали в магазине. Решил попробовать.

Шарима в ответ промычала что-то невнятное и ушла на камбуз.

Он повернул голову вполоборота и дотянулся пальцами до мягкой обложки. Бортовое освещение так и не включили, и фонарь бросал трепещущие блики на стол. Буквы на первой странице были видны плохо, и Рон придвинулся ближе, чтобы прочитать.

Начало показалось ему завлекательным, как и в магазине, и вскоре он уже перелистывал третью страницу. Шарима бесшумно вернулась. Но она не спешила привлечь к себе внимание, наблюдая за тем, как читает муж. Ей не понравилось ни замечание Кати, которую она видела всего второй раз в жизни, ни то, что Рон сделал выбор книги, основываясь на чужом совете. Обычно он сам тщательно выбирал то, что перенести со страниц в свою голову. Лицо его казалось задумчивым и расслабленным. Легкий бриз шевелил рыжие завитки волос. Шарима любила тихонько подходить и аккуратно пальчиками откидывать упавшую на лицо прядь. Но сейчас она этого не стала делать. Странное настроение Рона заставило ее ощутить себя отстраненной и… настороженной. Шариме было неприятно испытывать это.

Почувствовав затянувшееся наблюдение, Рон поднял взгляд. В его голубых глазах читался вопрос. Шарима только дернула плечами и опустилась на стул напротив.

– Тебе очень не понравились гости сегодня, да?

Рон покачал головой.

– Гости понравились. Не понравилось только – что сегодня, – он заложил книгу пальцем, потом передумал и просто отложил ее на стол, смотря на жену. – Ты же знаешь…

– Знаю, – кивнула Шарима, подтягивая колено к груди и устанавливая босую пятку на край стула.

Ее глаза хранили изучающее выражение. Рон тоже не отводя взгляда, слегка улыбнулся уголками губ и глаз, и раскрыл в извиняющемся жесте пустые ладони. Шарима тут же переместилась. И вот она, словно птенец, уже примостилась к нему на колени, будто котенок, который устал от игры и теперь хочет, чтобы его погладили. Рон нежно приобнял ее и зарылся щекой в пушистые черные волосы, не обремененные сейчас прической. Река медленно покачивала лодку. Фонарь потух. А они двое так и продолжали сидеть, безмолвно пребывая вместе.

Глава 3. Перестановка

В каюте было темно – солнце еще не добралось до небольших окошек у самой кромки воды. Телу не хотелось вставать, но разум Шаримы уже пробудился, и теперь в ее голове жужжал рой мыслей. Потянувшись всеми конечностями, гибко и бесшумно, она выскользнула из-под одеяла. Быстро умывшись: чтобы экономить воду и не будить Рона долгим плесканием, Шарима накинула плед и босиком с компьютером под мышкой выползла на палубу. Может, это и выглядело мило со стороны, когда муж и жена сидят рядом за столиком, каждый за своим ноутбуком, временами путая чашки чая, но Шарима не любила работать одновременно с Роном. Хотя могла, если в этом была необходимость. Она забралась с ногами на стул, предварительно протерев его полотенцем от росы, и села за перевод. Шарима бралась за любые – технические и литературные, даже за субтитры к фильмам. Художественные обычно были самые трудозатратные, а денег приносили в разы меньше, чем статьи и переводы для сайтов. Но они всегда были и самыми интересными головоломками для нее. От малейшей смены оттенка выбранного слова мог измениться смысл преподносимой автором идеи, и нужно было очень хорошо знать сферу применения слова в одном и другом языке. Для этого необходимо являться носителем как минимум того языка, на который шел перевод, и обладать хорошей начитанностью в обоих.

Отпив ромашкового чая, Шарима на автомате пошарила рукой по блюдечку, но яблоко, которое она нарезала, уже было съедено. Глянув за крышку ноутбука и удостоверившись в отсутствии спрятавшегося кусочка, она вернулась к работе. Солнце неспешно взошло над рекой и начало припекать гнездо темных волос, забранных для удобства наверх, потом приветливо лизнуло спину в белой рубашке. Плед теперь безвольно свисал по обе стороны стула. Внутри лодки раздались звуки шагов и шумящей воды, и вскоре на палубе появился Рон в майке и шортах и тоже босиком. Он пожелал жене доброго утра и снова скрылся где-то в глубине «Эсмеральды», не желая отвлекать ее от работы.

В эту ночь ему спалось беспокойно. Поставив паровой кофе-фильтр на конфорку, Рон неспешно занялся фруктами и тостами, размышляя о странных снах, которые полностью не мог припомнить. «Не стоило, наверное, читать на ночь эту книгу с ее историями об ассирийских библиотеках, письменах на языке египетских фараонов…» Несмотря на то, что изложение казалось весьма правдоподобным, Рон отнесся к новой книге как к художественной фантазии, не пытаясь воспринимать всерьез. К тому же автор не был ни историком, ни филологом – Рон успел глянуть о нем в интернете. Так, любитель… Конечно, любой уважающий себя писатель должен изучить тему, которой касается в своем произведении, полагал Рон, но все-таки… Все-таки… Что за странные сны это были? Ему вспомнились стены длинного коридора, все заполненные орнаментом клинописного текста. И тогда во сне он мог читать их… Ему так казалось, но он не помнил, что там было написано.

Снова спустившись в каюту, он достал с полки книгу по древней архитектуре Ирака. Именно в этом регионе мирового неспокойствия всегда бурлила человеческая жизнь, и, возможно, появились первые города и цивилизации. В свое время Рон купил эту книгу ради фотографий и описаний охладительных воздуходувов – бадгиров, но теперь листал, надеясь найти изображения аккадско-шумерского письма, чтобы через это пробудить картины из сна.

Кофе давно выкипел и залил бурой массой конфорку. Его запах постепенно покинул пространство камбуза и потек прочь.

Все еще сидя за ноутбуком, Шарима до последнего пыталась сопротивляться солнцу, засвечивающему экран. Она наклоняла крышку, щурилась, вдыхала аромат кофе…

И резко подняла голову. Пахло приятно, но странно… Захлопнув, наконец, крышку, она пошла на камбуз и… разразилась тирадой восклицаний на родном языке. Это было просто непостижимо! Вся кофеварка на дне побурела от огня, а кофейные пятна заполняли белую плитку. Быстро повернув ручку, Шарима поспешила по крутой лесенке вниз.

– Рон! Вай-мее, Рон! Что это такое?! – она увидела его рыжую голову, нависшую над альбомом, – ты что творишь?

– Я… – он непонимающе глянул над кружочками очков, – а что… – и сразу вскочил с корточек, почти достигнув головой потолка. – Кофе!!!

– Да, да, кофе, а еще кофеварка и плитка… – Шарима начинала набирать воздух, в момент своей ярости напоминая Рону выловленную рыбу фугу.

– Все помою, не беспокойся, – он бросил альбом на кровать, – ну не злись, а то лопнешь! – он уже протискивался мимо нее, стараясь как можно скорее преодолеть опасный участок.

– Что? Ай, шайтан!

Теперь точно пора было ретироваться.

Не заметив даже, как это произошло, Рон взлетел по ступенькам и, подхватив ершик наперевес и отмахиваясь тряпкой, встал наготове:

– Все, чищу уже! – прокричал он кудахтающей грозно Шариме.

Но в этот момент мысленно все еще пребывал взглядом в альбоме. «Странно все-таки, – размышлял Рон, машинально скребя губкой по плитке, – как люди вообще додумались запечатлевать слова?» Раньше он особо не размышлял об этом вопросе. Чтение и письмо казалось ему, выросшему в образованной семье в стране с высоким уровнем грамотности, неотъемлемой прерогативой человека. Но сейчас он вдруг осознал, как долго человеческое существование на протяжении истории было дописьменным, и даже после изобретения иероглифического, а затем и алфавитного письма, для многих оставалось таковым. Книга как главный источник познания для большинства обычных людей была недоступна. А люди без почерка и подписи существовали по всему миру до сих пор…

Это осознание обрушилось на него, словно океаническая волна, и рука замерла в воздухе, доя губку мыльными пузырями.

– Эй, ты чего? – Шарима, уже совершенно спокойная, будто буря и не назревала, возникла у него за спиной.

– Представляешь, люди без почерка… – задумчиво произнес Рон.