Житие протопопа Аввакума, им самим написанное

Мы, сошедъшеся со отцы, задумалися: видим, яко зима хощетъ быти, сердце озябло, и ноги задрожали. Неронов мн? приказал церковь, а сам скрылся в Чюдов

, седмицу един в полатке молился. И там ему от образа глас бысть во время молитвы: «Время присп? страдания, подобает вам неослабно страдати!» Он же мн?, плачючи, сказал, таже епископу Коломенскому Павлу, егоже Никон напосл?док в новогороцкихъ пред?лех огнемъ зжегъ

; потом Даниилу, Костромъскому протопопу и всей сказал братье. Мы же з Данилом, ис книгъ написавъ выписки о сложении перъстъ и о поклон?ехъ, и подали государю

, много писано было. Онъ же, не в?мъ гд?, скрыл их, мнит ми ся – Никону отдал.

Посл? тово вскор?, схватавъ Никонъ Даниила, остриг при цар? за Тверскими вороты

; и, содравъ однарятку

, ругавъ, отвел в Чюдов, в хл?бню, и, муча много, сослал в Астрахань. Возложа на главу там ему венец терновъ, в земляной тюрм? и уморили. Таже другова, Темниковского протопопа Даниила

, посадил у Спаса на Новом

, Таже – Неронова Иванна: в церкв? скуфью снял и посадил в монастыр? Симанове и посл? на Вологду сослалъ въ Спасов Каменной монастырь, потом в Кольской острогъ

.

Посем меня взяли от всенощнаго Борис Нелединской со стрельцами; челов?къ со мною с шестьдесят взяли

; их в тюрму отвели, а меня на патриархове двор? на чепъ посадили ночью. Егда же розсв?тало, в день нед?лный, посадили меня на тел?гу, ростеня руки, и везли от патриархова двора до Андроньева монастыря

и тутъ на чепи кинули в темную полатку, ушла вся в землю. И сид?лъ три дни, ни ел, ни пил; во тьм? сидя, кланялъся на чепи, не знаю – на восток, не знаю – на запад. Никто ко мн? не приходил, токмо мыши и тараканы, и сверчки кричат, и блох довольно.

Таже во исход? третьихъ суток захот?лося есть мн?, посл? вечерни ста предо мною, не в?мъ – челов?къ, не в?мъ – ангелъ, и по се время не знаю, токмо в потемках, сотворя молитву и взявъ меня за плечо, с чепью к лавке привел и посадил, и лошку в руки далъ и хл?бца немношко, и штецъ дал похлебать, – з?ло прикусны, хороши, – и реклъ мн?: «Полно, довл?етъ ти ко укреплению!» И не стало ево. Двери не отворялись, а ево не стало. Чюдно только челов?къ, а что же – ангелу ино везд? не загорожено.

Наутро архимарит з братьею вывели меня, журят мн?: «Что патриарху не покорисся?» И я от Писания ево браню. Сняли большую чепь и малую наложили. Отдали чернъцу под началъ, вел?ли в церковь волочить. У церкви за волосы дерутъ, и под бока толкаютъ, и за чепъ торъгаютъ, и в глаза плюютъ. Богъ их простит в сий в?къ и в будущий, не их то д?ло, но дьявольское.

Тутъ же в церкв? у них былъ нашъ братъ подначалной ис Хамовниковъ, пьянъства ради преданъ б?сомъ, и гораздо б?сился, томим от б?совъ. Аз же зъжалихся, гр?ешной, об немъ: в об?дню, стоя на чепи, Христа-св?та и Пр?чистую Богородицу помолил, чтоб ево избавили от б?совъ. Господь же ево, б?днова, и простил, б?совъ отгналъ. Он же целоуменъ сталъ, заплакавъ и ко мн? поклонился до земли; я ему заказал, чтоб про меня не сказал никому; людие же не догадалися о семъ, учали звонить и молебенъ п?ть.

Сид?лъ я тутъ четыре нед?ли. Посл? меня взяли Логина, протопопа Муромского

. В соборной церкв? при цар? остриг ево овчеобразный волкъ в об?дню во время переноса, егда снялъ у архидьякона со главы дискос и поставил на пр?столе Т?ло Христово. А с чашею архимаритъ чюдовъской Ферапонтъ вн? олътаря при дверехъ царъских стоял. Увы, разс?чения Т?лу и Крови Владыки Христа! Пущи жидовъскаго д?йства игрушка сия! Остригше, содрали с Логина однарятку и кафтан. Он же разжегъся ревностию Божественнаго огня, Никона порицая, и чрез порог олътарной в глаза ему плевалъ, и, распоясався, схватя с себя рубашку, во олъ-тарь Никону в глаза бросил. Чюдно! Растопоряся рубашка покрыла дискос с Т?лом Христовым и пр?столъ. А в то время и царица в церкв? была.

На Логина же возложа чепь и потаща ис церкви, били метлами и шелепами до Богоявленскаго монастыря

, и тутъ кинули нагова в полатку и стрельцов на карауле накр?пко учинили. Ему же Богъ в ту нощъ дал новую шубу да шапку. И наутро Никону сказали. Он же, разсм?явся, говорит: «Знаю-су я пустосвятовъ т?хъ!» И шапку у него отнялъ, а шубу ему оставил.

Посем паки меня из монастыря водили п?шева на патриарховъ двор, по-прежнему ростяня руки. И стязався много со мною, паки отвели так же. Таже въ Никитин день

со кресты ходъ, а меня паки противъ крестов везли на т?леге. И привезли к соборной церкви стричь меня так же, и держали на пороге в об?дню долго. Государь сошел с м?ста и, приступи к патриарху, упросил у нево. И, не стригше, отвели в приказ Сибирской

и отдали дьяку Третьяку Башмаку, что нын? с нами стражет же за православную в?ру, – Сават?й-старецъ

, сидитъ в земляной тюрм? у Спаса на Новомъ. Спаси ево, Господи, и тогда мн? добро д?лал.

Таже послали меня в Сибирь в ссылку з женою и д?тми

. И колико дорогою было нужды, тово всево говорить много, разв? малое помянуть. Протопопица родила младенца, больную в тел?ге и потащили; до Тобольска три тысячи верстъ, нед?ль с тринатцеть волокли тел?гами и водою, и санми половииу пути.

Архиепископъ Симеонъ Сибирской – тогда добръ был, а нын? учинился отступникъ – устроилъ меня в Тобольске к м?сту

. Тут, живучи у церкви, великия беды постигоша мя. Пятья «слова государевы» сказывали на меня

в полтора годы. И един н?кто, двора архиепископля дьякъ Иван Струна, тот и душею моею потряс; сице. Владыка сьехал к Москв?, а онъ без нево, научением б?совским и кознями, напалъ на меня, – церкви моея дьяка Антония захот?лъ мучить напрасно

. Он же Антон утече у него и приб?жал ко мн? во церковь. Иван же Струна, собрався с людьми, во ин день прииде ко мн? во церковь – а я пою вечерню – и, вскоча во церковь, ухватил Антона на крылос? за бороду. А я в то время затворил двери и замкнулъ, никово не пустилъ в церковь. Один онъ Струна вертится, что б?съ, во церкв?е. И я, покиня вечерню, со Антоном, посадя ево на полу, и за мятеж церковной постегалъ ременем нарочито-таки. А прочий, челов?екъ з дватцеть, вси поб?гоша, гоними духом. И покаяние принявъ от Струны, к себ? отпустил ево паки. Сродницы же ево, попы и чернцы, весь град возмутили, како бы меня погубить. И в полнощи привезли сани ко двору моему, ломилися в ызбу, хотя меня, взяв, в воду свести. И Божиимъ страхом отгнани быша и вспять поб?гоша.

Мучился я, от них б?гаючи, с м?сяцъ. Тайно иное в церкв? начюю, иное уйду к воевод?

. Княиня меня в сундукъ посылала: «Я-де, батюшко, нат тобою сяду, каъ-де придут тебя искать к намъ». И воевода от нихъ, мятежниковъ, боялся, лишо плачетъ, на меня глядя. Я уже и в тюрму просилъся, – ино не пустят. Таково-то время было. Провожал меня много Матфей Ломковъ

, иже и Митрофан в чернцах именуем, на Москв? у Павла митрополита

ризничим был, как стригъ меня з дьяконом Афонасьемъ

. Тогда в Сибири при мн? добръ был, а опосл? проглотил ево дьявол: отступил же от в?ры.

Таже приехал с Москвы архиепископъ, и мн? мало-мало лехче стало. Правильною виною посадил ево, Струну, на чепь за сие: челов?екъ н?кий з дочерью кровосм?шение сотворилъ, а онъ Струна, взявъ с мужика полтину, не наказавъ, отпустил. И владыка ево за сие сковать приказал и мое д?ло тут же помянулъ

. Он же Струна ушел к воеводам в приказ и сказалъ «слово и д?ло государево» на меня

. Отдали ево сыну боярскому лутчему Петру Бек?тову за приставъ

. Увы, Петру погибель пришла! Подумавъ, архиепископъ по правилам за вину кровосм?шения стал Струну проклинать в церкв?. Петръ же Бек?тов в то время, браня архиепископа и меня, изшедъ ис церкви, взб?сился, идучи ко двору, и падъ, издше, горкою смертию умре. Мы же со владыкою приказали ево среди улицы вергнути псом на снед?ние, да же гражданя оплачют ево согр?шение; и сами три дни прил?жне Божеству стужали об нем, да же отпустится ему в день в?ка от Господа: жал?я Струны, таковую пагубу приял; и по трех днех т?ло его сами честн? погребли. Полно тово говорить плачевнова д?ла.

Посем указ пришел: велено меня ис Тобольска на Д?ну вести

, за сие, что браню от Писания и укаряю Никона-еретика. В то же время пришла с Москвы грамотка ко мн?: два брата, жили кои у царя в Верху, умерли з женами и д?тми

. И многия друзья и сродники померли жо в мор. Излиял Богъ фиял гн?ва ярости своея на всю Русскую землю за раскол церковный, да не захот?ли образумитца. Говорилъ прежде мора Нероновъ царю и прорицал три пагубы: моръ, мечь, разделение

, – вся сия збылось во дни наша, – а опосл? и самъ, милой, принужденъ трема перъсты креститца. Таково-то попущено д?йствовать антихристову духу, по Господню речению, «Аще возможно ему прельстити и избранныя»

и «Всяк мняйся стояти да блюдется, да ся не падет»

. Што тово много и говорить! Того ради, неослабно ища правды, всяк, молися Христу, а не дряхлою душею о в?ре прилежи, так не покинет Богъ. Писанное внимай: «Се полагаю в Сион? камень претыканию и камень соблазну»

, вси отступницы, временных ради о в?чном не брегутъ, просто молыть, дьяволю волю творят, а о Христов? повел?нии не радят. Но аще кто преткнется о камень сей – сокрушится, а на немже камень падет, сотрыетъ его. Внимай-ко гораздо и слушай, что пророкъ говорит со апостолом: что жорновъ дурака в муку перемелет; тогда узнает всяк высокосердечный, какъ скакать по холмам перестанет, сир?чь от вс?хъ сихъ упразнится.

Полно тово. Паки стану говорить, какъ меня по грамот? ис Тобольска повезли на Д?ну.

А егда в Енис?йск привезли, другой указ пришел: велено в Дауры вести, тысящъ з дватцеть от Москвы и болыни будет. Отдали меня Афонасью Пашкову

: онъ туды воеводою посланъ, и, гр?хъ ради моих, суровъ и безчелов?чен челов?къ, бьет безпрестанно людей, и мучит, и жжетъ. И я много разговаривал ему, да и сам в руки попал, а с Москвы от Никона ему приказано мучить меня.

Поехали из Енисейска