Житие протопопа Аввакума, им самим написанное

.

Ну-су, всяк правов?рный, разсуди прежде Христова суда: какъ было мн? их причастить, не испов?дав? А не причастивъ, ино б?сов совершенно не отгонишъ. Я инова оружия на б?сов не им?ю, токмо крестъ Христовъ, и священное масло, и вода святая, да коли сойдется, слез каплю-другую тут же прибавлю; а совершенно исцеление б?сному – испов?даю и причащю Т?ла Христова, так, даетъ Богъ, и здравъ бывает. За што было за то гн?ватися? Явно в нем б?съ д?йствовалъ, нав?туя ево спасению.

Да уж Богъ ево простит. Постригъ я ево и поскимил, к Москв? приехавъ: царь мн? ево головою выдал, Богъ так изволил. Много о томъ Христу докуки было, да слава о нем Богу. Давал мн? на Москв? и денегъ много, да я не взял: «Мн?, – реку, – спасение твое тощно надобно, а не деньги; постригись, – реку, – так и Богъ проститъ». Видит б?ду неминучюю, – прислал ко мн? со слезами. Я к нему на двор пришел, и онъ пал предо мною, говорит: «Волен Богъ да ты и со мною». Я, простя ево, с чернъцами с чюдовскими постригъ ево и поскимил. А Богъ ему же еще трудовъ прибавил, потому докуки моей об нем ко Христу было, чтобъ ево к себ? присвоил: рука и нога у него же отсохли, в Чюдове ис к?льи не исходит. Да любо мн? сильно, чтоб ево Богъ Царствию Небесному сподобил. Докучаю и нын? об нем, да и над?юся на Христову милость, чаю, помилует чаю, помилует нас с ним, б?дных! Полно тово, стану паки говорить про дауръское бытие.

Таже с Неръчи-реки назад возвратилися к Рус?

. Пять нед?ль по льду голому ехали на нартах. Мн? под робятъ и под рухлишко дал дв? клячки, а сам и протопопица брели п?ши, убивающеся о лед. Страна варваръская, иноземцы немирные, отстать от лошедей не см?ем, а за лошадьми итти не посп?емъ, голодные и томные люди. В ыную пору протопопица, б?дная, брела-брела да и повалилась, и встать не сможет. А иной томной же тут же взвалился: оба карамкаются, а встать не смогутъ. Опосл? на меня, б?дная, пеняет: «Долго ль-де, протопопъ, сего мучения будет?» И я ей сказал: «Марковна, до самыя до смерти». Она же противъ тово: «Добро, Петрович, и мы еще побредем впред».

Курочка у нас была черненька, по два яичка на всяк день приносила, Богъ такъ строил робяти на пищу. По гр?хом, в то время везучи на нарт?, удавили. Ни курочка, ништо чюдо была, по два яичка на день давала. А не просто нам и досталась. У боярони куры вс? занемогли и пересл?пли, пропадать стали; она же, собравъ их в коробъ, прислала ко мн?, вел?ла об них молитца. Я, гр?шной, молебен п?лъ, и воду святилъ, и куры кропил, и, в л?съ сходя, корыто имъ зд?лал, и отослал паки. Богъ же, по в?ре ея, и исцелилъ их. От тово-то племяни и наша курочка была.

Паки приволоклись на Иргень-озеро. Бояроня прислала-пожаловала сковородку пшеницы, и мы кутьи наелись.

Кормилица моя была бояроня та Евдок?я Кириловна, а и с нею дьяволъ ссорилъ; сице. Сынъ у нея былъ Симеонъ

, тамъ родился; я молитву давал и крестил. На всяк день присылала ко благословению ко мн?.

Я крестом благославя и водою покроплю, поцеловав ево, и паки отпущу, – дитя наше здраво и хорошо. Не прилучилося меня дома, занемогъ младенец. Смалодушничавъ, она, осердясь на меня, послала робенка к шептуну-мужику. И я, св?дав, осердилъся же на нея, и межъ нами пря велика стала быть.

Младенец пущи занемог: рука и нога засохли, что батошки. В зазоръ пришла, не знает, д?лать что. А Богъ пущи угнетает: робеночек на кончину пришелъ. П?стуны, приходя, плачютъ ко мн?, а я говорю: «Коли баба лиха, живи же себ? одна!» А ожидаю покаяния ея. Вижу, яко ожесточил диявол сердце ея; припал ко Владыке, чтоб образумил ея.

Господь же премилостивый Богъ умягчил ниву сердца ея: прислала наутро Ивана, сына своего, со слезами прощения просить. Он же кланяется, ходя около печи моея, а я на печи нагъ под берестом лежу, а протопопица в печи, а д?ти кое-гд? перебиваются: прилунилось в дождь, одежды не стало, а зимовье каплет, – всяко мотаемся. И я, смиряя, приказываю ей: «Вели матери прощения просить у Орефы-колдуна». Потом и больнова принесли и положили пред меня, плача и кланяяся. Аз же, воставъ, добыл в грязи патрах?ль и масло священное нашолъ; помоля Бога и покадя, помазалъ маслом во имя Христово и крестомъ благословилъ. Младенецъ же и здрав паки по-старому сталъ, с рукою и с ногою, манием Божественымъ. Я, напоя водою, и к матери послалъ.

Наутро прислала бояроня пироговъ да рыбы; и с т?хъ м?стъ примирилися. Выехавъ из Дауръ, умерла, миленькая, на Москв?; я и погребалъ ея в Вознесенском манастыр?

.

Св?дал про младенца Пашков и самъ, она сказала ему. Я к нему пришелъ, и онъ поклонился низенько мн?, а сам говорит: «Господь теб? воздаст; спаси Богъ, что отечески творишь, не помнишь нашева зла». И в тотъ день пищи довольно прислал.

А посл? тово вскор? маленько не стал меня пытать. Послушай-ко, за что. Отпускалъ онъ сына своево Ерем?я

в Мунгальское царство

воевать – казаковъ с ним 72 челов?ка да тунъгусов 20 челов?къ – и заставил иноземца шаманить, сир?чь гадать, удастъся ли им поход и з добычаю ли будутъ домой. Волхвов же той мужик близ моево зимовья привелъ живова барана ввечеру и учал над ним волъхвовать; отвертя голову прочь, и начал скакать и плясать и б?сов призывать, крича много; о землю ударился, и п?на изо рта пошла. Б?си ево давили, а онъ спрашивал их, удастся ли поход. И б?си сказали: «С поб?дою великою и з богатством большим будете назад».

Охъ душе моей! От горести погубил овцы своя, забыл во Евангелии писанное, егда з Зеведеевичи на поселян жестоких сов?товали: «Господи, аще хощеши, – речев?, – да огонь снидет с небесе и потребит ихъ, якоже и Илия сотвори». Обращь же ся Исусъ и рече им: «Не в?ста, коего духа еста вы. Сынъ бо челов?ческий не прииде душъ челов?ческихъ погубити, но спасти». И идоша во ину весь

. А я, окоянной, зд?лал не так: во хл?вин? своей с воплем Бога молил, да не возвратится вспять ни един, да же не збудется пророчество дьявольское; и много молился о том.

Сказали ему, что я молюся такъ, и онъ лише излаялъ в т? поры меня, отпустилъ сына с войском.

Поехали ночью по зв?здамъ. Жаль мн? их; видитъ душа моя, что имъ побитым быть, а сам-таки молю погибели на них. Иные, приходя ко мн?, прощаются, а я говорю имъ: «Погибнете тамъ!» Какъ поехали, так лошади под ними взоржали вдругъ, и коровы ту взрев?ли, и овцы и козы заблеяли, и собаки взвыли, и сами иноземцы, что собаки, завыли; ужас напал на вс?х. Ерем?й прислал ко мн? в?сть, «чтоб батюшко-государь помолился за меня». И мн? ево сильно жаль: другъ мн? тайной был и страдал за меня. Как меня отецъ ево кнутомъ бил, стал разговаривать отцу, такъ кинулся со шпагою за ним. И какъ на другой порогъ приехали, на Падун, 40 дощеников вс? в ворота прошли без вреда, а ево, Афонасьевъ, дощеникъ, – снасть добрая была, и казаки, вс? шесть сот, промышляли о немъ, – а не могли взвести, взяла силу вода, паче же рещи, Богъ наказал. Стащило вс?хъ в воду людей, а дощеник на камень бросила вода и чрез ево льется, а в нево не идет. Чюдо, как Богъ безумных т?хъ учит! Бояроня в дощенике, а онъ самъ на берегу. И Ерем?й стал ему говорить: «За гр?хъ, батюшко, наказуетъ Богъ! Напрасно ты протопопа-тово кнутомъ-т?мъ избилъ. Пора покаятца, государь!» Он же рыкнулъ на него, яко зв?рь. И Ерем?й, отклонясь к сосн?, прижавъ руки, стоя, «Господи помилуй!» говоритъ. Пашковъ, ухватя у малова колешчатую пищаль, – николи не лжет, – приложась на Ерем?я, спустил курок: ос?клася и не стрелила пищаль. Он же, поправя порох, приложася, опять спустилъ, и паки ос?клася. Онъ и в третьий сотворилъ – так же не стрелила. И онъ и бросилъ на землю ея. Малой, поднявъ, на сторону спустил – пищаль и выстрелила! А дощеник единаче на камени под водою лежит. Потом Пашков с?лъ на стулъ и шпагою подъперъся, задумался. А сам плакать стал. И, плакавъ, говорилъ: «Согр?шил, окаянной, пролилъ неповинную кровь! Напрасно протопопа билъ, за то меня наказуетъ Богъ!» Чюдно! По Писанию, яко косенъ Богъ во гн?въ и скоръ на послушание

, – дощеник самъ, покаяния ради, с камени сплыл и стал носом против воды. Потянули – и онъ взбежал на тихое м?сто. Тогда Пашковъ, сына своево призвавъ, промолыл ему: «Прости-барте, Ерем?й, правду ты говоришь». Он же приступи и поклонился отцу. А мн? сказывал дощеника ево кормъщик Григорей Тельной, тутъ былъ.

Зри, не страдал ли Ерем?й ради меня, паче же ради Христа! Внимай, паки на первое возвратимся.

Поехали на войну. Жаль мн? стало Ерем?я! Сталъ Владыке докучать, чтоб ево пощадил. Ждали их, и не бывали на срок. А в т? поры Пашков меня к себ? и на глаза не пускалъ. Во един от дней учредил заст?нок и огонь росклалъ – хочетъ меня пытать. Я, св?давъ, ко исходу души и молитвы проговорил, в?даю стряпанье ево: посл? огня тово мало у него живутъ. А самъ жду по себя и, сидя, жен? плачющей и д?тям говорю: «Воля Господня да будет! Аще живемъ – Господеви живемъ, аще умираем – Господеви умираемъ»

. А се и бегутъ по меня два палача.

Чюдно! Ерем?й сам-другъ дорошкою едетъ мимо избы моея, и их вскликал и воротилъ.

Пашковъ же, оставя заст?нок, к сыну своему с кручины, яко пьяной, пришелъ. Таже Ерем?й, со отцемъ своим поклоняся, вся подробну росказал: какъ без остатку войско побили у него, и какъ ево увелъ иноземец пустым м?стом, раненова, от мунгальских людей, и какъ по каменным горам в лесу седмъ дней блудил, не ядше, одну б?лку сьелъ; и как моимъ образом челов?къ ему явилъся во сн? и благословил, и путь указал, в которую сторону итти, он же, вскоча, обрадовалъся и выбрел на путь. Егда отцу разсказывает, а я в то время пришелъ поклонитися им. Пашков же, возведъ очи свои на меня, вздохня, говорит: «Так-то ты д?лаешь, людей-т?хъ столько погубил. А Ерем?й мн? говоритъ: «Батюшко, поди, государь, домой! Молчи, для Христа!» Я и пошел.

Десеть л?тъ онъ меня мучил или я ево – не знаю, Богъ розберетъ.

Перем?на ему пришла

, и мн? грамота пришла

: велено ехать на Русь. Онъ поехал, а меня не взял с собою; умышлялъ во ум?: чаял, меня без него и не вынесет Богъ. А се и сам я убоялся с ним плыть: на поезд? говорилъ: «Зд?сь-де земля не взяла, на дороге-д? вода у меня приберет». Среди моря бы вел?лъ с судна пехнуть, а сказал бы, бытто сам ввалился; того ради и сам я с ним не порад?лъ.

Онъ в дощениках поплыл с людми и с ружьемъ, а я – м?сяцъ спустя посл? ево, набрав старых, и раненых, и больных, кои там негодны, челов?къ з десяток, да я с семьею, семнатцеть челов?къ. В лотку с?дше, уповая на Христа и крестъ поставя на носу, поехали, ничево не боясь. А во иную-су пору и боялись, челов?цы бо есмы, да гд? жо стало д?тца, однако см?рть! Бывало то и на Павла апостола, сам о себ?свид?тельствуетсице: «Внутрь убо – страх, а вн? убо – боязнь»

; а в ыном м?сте: «Уже бо-де не над?яхомся и живи быти, но Господь избавил мя есть и избавляетъ»

. Так то и наша б?дность: аще не Господь помогал бы, вмал? вселися бы во ад душа моя

. И Давыдъ глаголетъ, яко «аще не бы Господь в нас, внегда востати челов?ком на ны, убо живы пожерли быша нас»

. Но Господь всяко избавил мя есть и донын? избавляет. Мотаюсь, яко плевелъ посред? пшеницы, посред? добрых людей, а инъде-су посред? волковъ, яко овечка, или поср?д? псовъ, яко заяцъ; всяко перебиваесся о Христ? Исус?. Но грызутся еретики, что собаки, а без Божьи воли проглотить не могутъ. Да воля Господня, что Богъ даст, то и будет, без смерти и мы не будем; надобно бы что доброе-то зд?лать, и с чем бы появиться пред Владыку, а то умрем всяко. Полно о сем.

Егда поехали из Даур, Кормчию книгу

прикащику дал, и онъ мн? мужика-кормщика дал

. Прикащик же дал мучки гривенок с тритцеть, да коровку, да овечок. Мясцо иссуша, и пловучи, т?мъ л?то питались. Стало пищи скудать, и мы з братьею Бога помолили, и Христос нам дал изубря, болынова зв?ря, т?мъ и до Байкалова моря доплыли.

У моря русскихъ людей наехали – рыбу промышляют и соболи. Ради нам, миленькие, Терентьюшко з братьею; упокоя нас, всево надавали много

. Лотку починя и парус скропавъ, пошли чрез море. Окинула нас на море погода, и мы гребми перегреблися: не больно широко о том м?сте, или со сто, или с восмъдесятъ верстъ.

Чем к берегу пристали, востала буря в?тренная, насилу и на берегу м?сто обр?ли от волнъ восходящих. Около его горы высокия, утесы каменныя и з?ло высоки. Дватцеть тысящъ верст и болыни волочился, а не видал нигд? таких горъ. На верху их – полатки и повалуши, врата и столпы и ограда, все богод?ланное. Чеснокъ на них и лукъ ростетъ болыпи романовъскаго и слатокъ добре. Там же ростутъ и конопли богорасленные, а во дворах травы красны, и цв?тны, и благовонны з?ло. Птиц з?ло много, гусей и лебедей, по морю, яко сн?гъ, плавает. Рыба в нем – осетры и таймени, стерледи, омули и сиги, и прочих родовъ много; и з?ло жирна гораздо, на сковород? жарить нельзя осетрины: все жиръ будет. Вода пр?сная, а нерпы и зайцы великие в нем, – во акиане, на Мезени живучи, такихъ не видал. А все то у Христа над?лано челов?ка ради, чтоб, упокояся, хвалу Богу воздавал. А челов?къ, сует? которой уподобится, дние его, яко с?нь, преходятъ

, – скачетъ, яко козелъ, раздувается, яко пузырь, гн?вается, яко рысь, сьесть хощет, яко змия, ржетъ, зря на чужую красоту, яко жребя, лукавует, яко б?съ

, насыщался невоздержно, без правила спитъ, Бога не молит, покаяние отлагаетъ на старость; и потом исчезаетъ, и не в?емъ, камо отходит – или во св?тъ, или во тьму, день Судный явитъ коегождо. Простите мя, аз согр?шил паче вс?хъ челов?к!

Таже в русские грады приплыли

. Въ Енис?йске зимовал, и, плывше л?то, в Тобольске зимовал

. Гр?хъ ради наших война в то время в Сибири была

: на Оби-реке предо мною наших челов?къ з дватцеть иноземцы побили. А и я у них былъ в руках: подержавъ у берега, да и отпустили, Богъ изволил. Паки на Ирътише скопом стоятъ иноземцы, ждут березовскихъ

наших побити. А я к нимъ и привалил к берегу. Он? меня и опъступили. И я, ис судна вышед, с ними кланяяся, говорю: «Христос с нами уставися!» Варъвари же Христа ради умягчилися и ничево мн? зла не сотворили, Богъ тако изволил. Торговали со мною и отпустили меня мирно. Я, в Тоболескъ приехавъ, сказываю, – и люди вс? дивятся