Если б Данаю отец не запрятал в железную башню,
От Громовержца она вряд ли бы плод принесла.
Зорко Юнона блюла телицу рогатую – Ио, —
И Громовержцу вдвойне Ио милее была.
Тот, кто любит владеть доступным, пусть обрывает
Листья с деревьев, пускай черпает воду из рек.
Только обманом держать любовника женщина может…
Сколько советов, увы, против себя я даю!
Не возражает иной, а мне попустительство тошно:
Ищут меня – я бегу, а убегают – гонюсь.
Ты же, который в своей красавице слишком уверен,
Лучше, как спустится ночь, вход на замок запирай.
Да разузнай наконец, кто в дверь то и дело стучится
Тайно, собаки с чего брешут в ночной тишине?
Что за таблички тишком проворная носит служанка,
И почему госпожа часто ночует одна?
Пусть до мозга костей тебя пробирает тревога,
Дай же мне повод хоть раз ловкость свою проявить.
Тот пусть лучше песок на пустынном ворует прибрежье,
Кто в неразумье своем любит жену дурака.
Предупреждаю тебя: коль верить слепо супруге
Не перестанешь, моей быть перестанет она.
Много всего я терпел, надеялся я, что сумею,
Как ты ее ни храни, все же тебя обойти.
Ты же, бесстрастный, готов терпеть нестерпимое мужу.
Все дозволяешь – и вот я уж любить не могу.
Так уж, несчастному, мне никогда и не ведать запрета?
Ночью уже никогда мести грозящей не ждать?
Страха не знать? Не вздыхать сквозь сон, ни о чем не волнуясь?
Повода мне не подашь смерти твоей пожелать?
Что мне в супруге таком? На что мне податливый сводник?
Нравом порочным своим губишь ты счастье мое.
Ты бы другого нашел, кому терпеливые любы…
Если соперником звать хочешь меня – запрещай!
Книга третья
I
Древний высится лес, топора не знававший от века.
Веришь невольно, что он тайный приют божества.
Ключ священный в лесу и пещера с сосульками пемзы,
И отовсюду звучат нежные жалобы птиц.
Там, когда я бродил в тени под листвою древесной
В думах, куда же теперь Муза направит мой труд,
Вижу Элегию вдруг: узлом – благовонные кудри,
Только одна у нее будто короче нога;
Дивной красы, с оживленным лицом, в одежде тончайшей,
Даже уродство ноги лишь украшало ее.
Властная вдруг подошла и Трагедия шагом широким,
Грозно свисали на лоб волосы; плащ до земли.
Левой рукою она помавала скипетром царским,
Стройные голени ей сжали котурнов ремни.