Оценить:
 Рейтинг: 0

Дело во мне

Автор
Год написания книги
2020
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 13 >>
На страницу:
5 из 13
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Но, несмотря на все эти смелые мысли, он боялся ее, хоть и пытался отрицать свою ненависть к ней. «Как я могу ее ненавидеть, она же моя мать, – думал он. – Я должен любить ее. Другие дети любят своих матерей. И я должен».

Мысли снова поглотили его, он уже и не замечал этого. И вдруг, нарушая гладковыбритую стерильность его мыслей, в комнату ворвалась Алиса – запыхавшаяся, с улыбкой во все лицо, она закричала:

– Робби! – кинувшись ему на плечи, она смеялась, искренне и взахлеб, как это умеют делать только дети. – Робби, ты не представляешь! Я так рада, так рада! – Она не могла стоять на месте. Все ее тело трепетало, а лицо буквально светилось. Робби нежно отодвинул ее от себя и, довольно улыбнувшись, медленно, смакуя каждую букву, спросил:

– Сдала?

– Да!

Они заверещали, прикрывая друг другу ладонями рты, чтобы приглушить звуки.

– Я тебя обожаю! Умница! – прошептал Робби.

– Зачеты в музыкалке – это что-то… Но я так рада! – выдохшись, она плюхнулась на кровать и закрыла глаза. – Ференц Лист, эй, ты меня слышишь? Я избавилась от тебя! До встречи в следующем году! – сказав это, она закрыла лицо руками и, немного отдышавшись, расплакалась.

– Ну что ты, солнце, ну перестань, – ласково произнес Робби. – Иди сюда.

Он сел рядом с ней и уложил ее голову на свои колени. Алиса бормотала сквозь слезы:

– Все нормально, нормально… Я сейчас успокоюсь. Сейчас, сейчас.

Алиса плакала часто, и все в семье привыкли к тому, что после каждого зачета она уплывает в страну размытых стонов, завываний и жалоб на того, кто, по ее мнению, виноват во всех грехах человеческих. Ранимый ребенок, что с нее взять. Робби постоянно без причин переживал за нее. Грубость и невежество били по ней, как камни, летящие откуда-то с верхотуры. Робби часто с укором смотрел наверх, про себя обращаясь к тому, кто все это придумал. «Ну ведь кто-то придумал боль, грязь, смерть? Это мог сделать лишь самый всемогущий из нас. Так почему мы восхваляем его, просим о помощи? А он все это слушает, и чтобы потешить себя, посылает нам то, чего мы боимся, от чего бежим… а нам втирают, что все это от великой любви к Человеку…»

Его общение с Богом началось очень рано. Первое воспоминание – Его смех и крики матери. Еще он помнил ее лицо и руки, всегда холодные и худые. Помнил отца, улыбчивого и теплого… сегодня от этого воспоминания его мутило, ведь тот уж несколько лет не выходит из депрессии. Он часто болел, с детьми почти не общался. И самое странное – они спали с матерью в разных спальнях. Хотя в их семье все было странно. И радоваться детству в такой обстановке было сложно. И тогда, в возрасте 4–5 лет, Робби впервые обратился к тому, чье присутствие всегда чувствовал. Это был его первый призыв о помощи – тот самый внутренний порыв, который невозможно объяснить или выразить словами. Ты просто стоишь на коленях и ждешь… ждешь его ответа или знака. А он молчит.

Так Бог промолчал все его детство. Наверное, отсюда берет свои корни тяга Робби к душещипательным монологам.

Алиса успокоилась, и Робби в погоне за своими мыслями не заметил, как она уснула. Ему нравилось наблюдать за ней. Ему нравились ее ангельское чистое лицо, маленький, слегка вздернутый носик и пышные кудряшки, отдающие золотым блеском. Она была маленьким лучиком света в его невеселой жизни, и беречь сестру означало беречь что-то, что люди обычно называют смыслом жизни. Ей единственной было позволено нарушать правила. Тоже загадка. И несмотря на то, что Алисе уже было почти пятнадцать, Робби заботился о ней, как о крохотной малышке в белом платьице, в пушистом ободке и с волшебной палочкой в пухленькой ладошке. Про себя он называл ее ангелом и считал это своей самой интимной тайной.

Робби отнес сестру в ее комнату, а на обратном пути наткнулся в коридоре на отца, на чьем лице он увидел жутковатое по своей четности сожаление, которое блеснуло в едва заметной улыбке. В рассказах матери отец был чем-то плохим, неприятным, мерзким. Но каждый раз, глядя ему в лицо, Робби испытывал тот самый душераздирающий внутренний конфликт, который, по-видимому, испытывают все дети, чьи родители, объявив войну, вешают детям на уши невкусную холодную лапшу про друг друга.

– Сдала? – спросил отец сиплым голосом, глядя на Робби из-под тяжелых век.

Робби кивнул. Отец направился к ее двери.

– Она спит, пап. Только что…

Но отец просто взялся за ручку, повернул ее и вошел в комнату, где пахло карамелью и чистым бельем. Робби хотел пойти за ним, но не успел сделать вдох – дверь закрылась прямо перед его носом.

Он простоял перед дверью несколько секунд с закрытыми глазами, чувствуя себя самым жалким созданием из всех. Ужаснее всего было то, что так его заставлял себя чувствовать родной отец, которого он любил, несмотря на упрямое сопротивление шаблонов и предвзятого мнения, навязанного вторым по важности человеком в его жизни – родной матерью.

* * *

– Я не приеду.

– Не понял. – Тема стоял перед Робби, засунув руки в карманы, глядя на него из-под прикрытых век.

– Она не отпустила. Ах да, и еще сегодня я иду к своей ненаглядной бабуле толочь пюре и выносить ее горшок. Поэтому если ты хочешь как-то спасти мой день, то даже не вздумай меня расспрашивать и уговаривать, а просто принеси мне туда бутылку вискаря.

Тема медленно нахмурился. Он все делал медленно.

– В смысле не пустила? Всегда пускала. В этом году что поменялось?

– Я откуда знаю, если так интересно, сам спроси.

– В смысле, интересно? Ты идти не хочешь, или у тебя снова уход в подноготную?

– Я не знаю. Может, это и к лучшему. К тому же там Вера будет.

Тема прикрыл веки и с выдохом выпустил фирменное:

– Начинается…

Робби ненавидел, когда он говорил так. Тема, зная это, продолжал:

– Да, Вера будет, потому что она берет на себя готовку и коктейли. Можешь не подходить к ней, чертов социопат. А если ты думаешь, что можешь слиться, то нет. Не получится. Ты каждый раз говоришь, что не хочешь, а потом проходит время, тебя затаскиваешь силой, и все. Ты входишь во вкус, и твой прежний мир убеждений и взглядов уходит из-под ног.

– Все, хватит. День рождения, в конце концов, не последняя возможность напиться.

– Точнее, нажраться. В твоем случае только это слово подходит. И еще – дружище, ты странный.

– Друзьям так не говорят.

– Да ну, опять?

– Ненавижу твои шутки.

– У тебя просто чувства юмора нет.

– Есть. Но если тебя смущает что-то, так скажи, а не отшучивайся.

Тема медленно закатил глаза.

– Твое отношение к юмору какое-то нездоровое, дружище. Нет, ты точно накосячил. Она не могла вот так ни с хера не пустить.

Робби не ответил. Просто на первом уроке они сидели на разных партах. На втором Робби оттаял.

– Я передумал.

– Я знал, – изображая улыбку, ответил Тема.

– В задницу все эти запреты. В конце концов, мне будет 17. Хуже уже не будет.

– Радикально. Дружище, а потом ты что делать будешь? В монастырь захотел?

– Перестань называть меня «дружище». И при чем тут монастырь?

– Дружище. Вдруг тебя спалят?
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 13 >>
На страницу:
5 из 13