Игры виновных: сезон первый

После того как офицер назвал им точный адрес, куда увезли Румину, Паша встал на ноги, но не подал руку Саше, наградив его только взглядом. Взглядом, наполненным отвращением, презрением и безразличием. Впервые он смотрел так на своего друга. Смотрел и не жалел.

Паша молча побрёл к своей машине, закурил очередную сигарету и облегчённо выдохнул. Без лишних слов, только сопровождая Сашу пристальным взглядом, он медленно стал отдаляться, оставляя позади трупы, людей в белых халатах, сотрудников полиции, офицера, своего «лучшего друга», свой первый осознанный удар по лицу этого человека.

Саша же по-прежнему лежал на том месте, куда его повалил Паша. Он не злился, не радовался, на его лице не было никаких эмоций. Только типичное для него спокойствие. Кажется, его друг увидел послание, увидел то, что, по идее, предназначалось только для глаз Саши. «Надо было им всё рассказать», – подумал он. Всё рассказать с самого начала, и может быть, тогда всё было бы по-другому. Но время назад не повернуть, и теперь всё так, как есть. Нужно как-то выпутываться из этой ситуации.

Но как? Он не имел понятия. Паша уже вряд ли его послушает, ему только дай повод второй раз дать по лицу, хотя здесь и повода веского не потребуется, стоит только показаться ему на глаза. И вместе с тем сидеть сложа руки, как последний трус, тоже не в характере Саши. Нужно что-то предпринять, нужно рассказать ему всё, что было до этого дня, может, что-то из этого выйдет. Нужно рассказать Паше о ребёнке, об этом светящемся силуэте, который и есть причина всего происходящего.

Но поверит ли теперь ему Паша?

– Всегда есть выход, – тихо произнёс Саша. Спросив ещё раз адрес у офицера, он поблагодарил его за помощь и вызвал такси.

Пока он ехал до больницы, его мысли были сосредоточены только на одном – скоро все действительно закончится.

Он чувствовал сердцем.

Это предпоследняя дорога, по которой он идёт.

Глава 13

1

Выскакивая из такси, Саша первым делом осмотрелся на предмет автомобиля его друга (бывшего друга? Или всё-таки есть шанс?).

Увидев машину Паши, он решил подойти к ней – может, его друг всё ещё сидит за рулём и это был бы удобный момент, чтобы завести разговор. Но, к сожалению или к счастью, его там не оказалось. Саша посмотрел на своё лицо в боковом зеркале, убедился, что кровь уже не идёт, и зашагал в больницу.

На стойке регистратуры его встретила упитанная женщина, на вид лет сорока, с причёской в форме гнезда. Она, запустив одну руку в свои густые светло-коричневые волосы, что-то записывала другой в лежащий перед ней журнал (ну или делала вид, что что-то записывает, как это часто бывает). Таких Саша обычно называл «регистрационная милочка».

Оторвав взгляд от своих записей и переведя его на молодого человека, она выдала медленное, раздробленное на слоги слово своим низким, слегла хрипловатым голосом, свидетельствующее, что она вся внимание. Выглядело это примерно так: «Слу-ша-ю». При этом она не забыла скривить губы, как бы невзначай показывая свое недовольство.

Саша сделал вид, что ничего не заметил. Обычно в таких ситуациях он старался делать комплименты, пусть и неохотно, но, как правило, это всегда помогало сглаживать ситуацию. В этот раз всё иначе, и комплимента он ждал от неё. Только этим комплиментом должна была стать информация о том, на каком этаже сейчас находится его возлюбленная.

– Что, тоже родственник по линии её двоюродной мамы? – с ухмылкой спросила дама.

Саша непроизвольно улыбнулся, узнав в этих словах Пашу. Он даже представил картину, как Паша, озлобленный и с бешеным, диким взглядом, врывается в регистратуру (ни «привет тебе», ни «как настроение»), подбегает к этой упитанной «милочке», уточняет, где находится его родственница, так как он сам такой-то и такой-то, и, услышав ответ, резко летит пулей на нужный ему этаж. При этом тут никакой шуткой и не пахло, учитывая его состояние.

– Нет, я её жених, – гордо ответил Саша.

В ответ послышался хохоток «милочки», и она окинула его оценивающим взглядом, словно пыталась найти бирку с указанием дорогого бренда на его обуви, джинсах или футболки.

– Слишком громкое заявление для вас, молодой че-ло-век, – женщина ухмыльнулась, мотнула по сторонам головой и опустила взгляд на свои записи.

«Что за чёрт?» – не мог понять Саша. Он явно понял, на что она намекает, но не понял, какого хрена она это делает. Она так с каждым, кто приходит к ней «в гости»? То есть даже когда Румину в тяжёлом состоянии завезли сюда, она первым делом обратила внимание на бренды её одежды? На её часы, браслеты – или что там ещё было? Да кто ты такая, чтобы так себя вести?

– Ты не милочка, – проговорил Саша, – ты сука!

Он сначала и не заметил, что сказал это вслух, лишь спустя секунду обратил внимание, что кожа этой милочки приобретает багровый оттенок, что она, то открывая, то закрывая рот, пытается поймать воздух. Он наблюдал, как её возмущение отражается в немом выражении лица, с какой частотой оно меняется и во что превращается. Кто-то сказал бы, что из этого можно сделать крутой коллаж, который можно было бы назвать «Мем-коллаж “Коллекция милочки”».

– А ну, пошёл к чёрту отсюда! – взревела она. – Мелкий засранец, проваливай отсюда!

После такого оглушительного и уверенного «ты не пройдёшь» Саша насчитал шесть ручек и два карандаша, лежавших у нее на столе. Сделал он это, конечно, неосознанно, во время уворачивания от летящих в него канцелярских принадлежностей. И вместе с тем эта ситуация не была смешной, как могло кому-то показаться. Саша тоже уже был на взводе, и ему необходимо было подняться на нужный ему этаж. Он не мог сдерживать свои эмоции. Его спокойствие и трезвая оценка ситуации сходили на нет.

Увернувшись от последнего карандаша, он вышел за дверь. Как назло, у него не было в кармане сигарет. Он ведь не был заядлым курильщиком, в отличие от Паши, но парочка сигарет сейчас пригодилась бы. Ему нужен был план, и, постояв ещё минут десять, прикинув, что взбешённая «милочка» уже должна была успокоиться и начать обзванивать своих подруг, чтобы рассказать о том, какой мудак сейчас к ней заходил, он вошёл обратно.

Но не один. Дождавшись, когда войдёт группа медиков, он поплёлся за ними, скрываясь за их спинами. Не доходя до окна регистратуры, присел – якобы завязать шнурок. Затем, убедившись, что медики скрылись из виду, медленно прополз под окном, держа курс на лестницу, ведущую верх. «Что ж, – подумал Саша, – если «милочка» не идёт ко мне, то я пройду под ней».

2

Паша устроился на мягком стуле около входа в операционную палату, томимый безжалостным ожиданием. Он нашёл взглядом маленький кусочек бумажки на полу и сфокусировался на нём. Не отрывая глаз, он смотрел и размышлял. Со стороны могло показаться, что он смотрит в пустоту, но это не так. Это маленький обрывок был единственным светлым предметом на тёмно-коричневом, видавшем десятки тысяч грязных подошв полу. Вот и Паша надеялся, что в этой истории тоже будет что-то светлое, белое, что будет являться их… спасением? Правильно он подобрал слово или нет, смысл понятен.

«Слишком напряжённый момент, слишком», – искал себе оправдание Паша. Но не слишком для того, чтобы бить своего друга. Бить по-настоящему, а не «по-братски». Паша потирал кулак, вспоминая, как его рука влетела в лицо Саше, и толика жалости начала играть свою роль. И вместе с тем он вспоминал лицо Румины во время происходящего в магазине. Вспоминал её, как казалось, бездыханное тело – и жалость испарялась сама по себе. «Опять эта неопределённость», – думал он. И сделал вывод, что, возможно, нужно дать Саше шанс рассказать всё.

Из транса его вывела с грохотом открывшаяся дверь, ведущая на лестничный пролёт. Из нее вывалился Саша, рассеянно смотревший по сторонам – до того момента, как его взгляд остановился на Паше. С минуту оба молчали.

– Я думал, ты струсишь и не придёшь, – равнодушно кинул Паша.

Саша оставил этот упрёк без ответа. Спокойно закрыв за собой дверь, он прошёл к скамье, стоящей напротив сиденья Паши, сел, тяжело выдохнул и расставил в стороны руки.

– Как видишь, нет.

Паша лишь ухмыльнулся, устремив взгляд на всё тот же белый клочок бумаги.

– Как она? – спросил Саша.

– Не знаю, меня туда не впустили.

– Странно, а я думал, родственников по линии её двоюродной мамы впускают без очереди. – Саша попытался изобразить саркастическую улыбку.

Паша слегка покачал головой из стороны в сторону:

– Не надо, сейчас не до шуток.

– Ты прав, извини.

Паша удивлённо поднял брови и, устремив взгляд на друга, завис в ожидании встречи с глазами Саши.

– Извини? Это всё, что ты можешь сказать, дружище? – Он чувствовал, что снова начинает закипать, но трезвая мысль о том, что из-за этого их могут выгнать из помещения, останавливала его. – Столько всего произошло, ты о стольком промолчал, и вот что вышло в итоге! Я давненько начал подозревать, что всё это не случайно, что у тебя не просто сны, что они как-то связаны с происходящим. Но каким образом, я не понимал, – до сегодняшнего дня.

– Паша! Я хотел всё рассказать вам! Клянусь тебе! – Саша спрыгнул со скамьи, но остановился, потому что подойти ближе пока не решался. – Но я боялся, боялся, что вы посчитаете меня идиотом!

– Не ори, – ровным тоном ответил Паша.

– Тем более что у вас, в особенности у тебя, были основания так полагать, – Саша сбавил тон. – Из-за той аварии.

Паша слушал. И слушал очень внимательно, не задавая вопросов. Он не задавал их, чтобы его друг сам подошёл к нужной теме и рассказал всё. И его желание перешло в действие.

Саша, преодолев свои барьеры, начал рассказ. Он говорил о всех снах во всех подробностях. Как он впервые увидел послание в видео, как догадался, что видео исчезают аккурат в тот момент, когда он их посмотрел. Рассказал про школу, про то, что он во сне чувствует боль. И самое главное – он рассказал про ребёнка. Про этот чёртов силуэт, который является главной причиной всего происходящего.

Рассказал про каждое его слово. С особой охотой Саша рассказал о том, что этот силуэт поведал ему об отце Румины, а конкретно о том, почему он так поступил. Рассказал о том, что хотел поделиться с ней этим той ночью, когда они все вместе собрались на даче. Он рассказал всё, но ему не стало легче, потому что никакого решения после этого не нашлось.