Игры виновных: сезон первый

Пик.

«Доширак», бутылка «Кока-колы», дешёвые сосиски.

(«Неудачник грёбаный, ты трахаешь свою ручонку так же медленно?»)

Пик…

Улыбка исчезла с лица кассира.

* * *

(– Паша, неужели так и проходит рабочий день у этих бедолаг?

– Я думаю, да, дружище…

– Кажется, я начинаю понимать, что происходит…

– Кажется, я тоже.)

* * *

Смена кадра.

Мужчина-кассир прекратил обслуживание. Поднял голову и пристально начал смотреть в глаза каждому, кто стоял в ожидании. Каждому, кто остался в этой длинной очереди, кто стоял и потел. Каждому, кому не повезло остаться в этом душном месте с витающей в воздухе вонью.

* * *

(Вслед за его глазами поворачивалась и камера, предоставляя возможность Саше и Паше увидеть лица тех, кто стоял:

– Сука! – крикнул Саша.

– Ты чё?!

– А ты не видишь?! Ты ослеп?!

Паша пристально начал бегать глазами по экрану, выискивая то, что так взбудоражило его друга. А когда нашёл, закрыл лицо руками и начал быстро махать головой из стороны в сторону, бормоча себе под нос: «Нет, нет, нет, нет, так не должно быть».

– Там в очереди, Румина, Паша… там Румина… – слова выскакивали с дрожью в голосе.)

* * *

Смена кадра.

– Чё ты вылупился на меня? – крикнул, выплевывая слюну, пожилой человек.

Мужчина-кассир, почёсывая затылок, продолжал смотреть, не убирая со своего лица улыбку, которая, как ни странно, стала искренней.

Но в голос сотрудника магазина просачивались капельки злости.

– Вы, – он обвёл пальцем всю очередь. – Каждый из вас приходит сюда каждый день. Каждый день вы своими ногами, грязными подошвами топчете пол, не обращая внимания на тряпку, а потом жалуетесь, что здесь воняет. Вы, чьи дети, пытаясь что-то своровать, роняют на пол продукты, жалуетесь, что обёртка этих продуктов грязная. Вы – такие же люди, как и моя напарница, которой стало плохо, – начали тыкать в неё взглядами и острыми фразами, даже не представляя, что её, может быть, уже увезли на скорой. – Он встал, выпрямил спину и продолжил речь: – Вы, грязные, неблагодарные свиньи, виноваты в этом! Вы все! Да-да! Каждый из вас должен за это ответить!

– Пошел к чёрту, урод поехавший! – крикнула тучная женщина средних лет.

– Будь уверена, скоро мы все увидимся у него за столом, – бросил он, расстёгивая жилет.

Толпа замерла.

Пик.

Пояс, взрывчатка, зажигалка.

(«Ну, что притихли, свиньи?»)

Смена кадра.

Раздался хлопок. Первым разорвало кассира – ошмётки разлетелись во все стороны, словно его и не существовало. Те, кто стоял ближе, лишились голов – они слетели с шей, будто несколько баскетбольных мячиков подкинули вверх.

За спиной у кассира-самоубийцы разлетелись к чертям все стойки. Взрывная волна пошла гулять дальше.

Дым. Паника. Крики.

Взрывная волна – мячик для боулинга.

Люди, можно представить, превратившись в кегли, так и ложились то по двое, то по трое. Кому-то повезло, что кассир не выбил страйк.

Кучу трупов – безногих, безруких, половин – сложило как стог стена в зоне выхода.

Те, кому посчастливилось остаться в живых, будучи оглушёнными, начали топтать друг друга. Паника сменила здравый смыл. Кажется, что даже те, кто встретился в магазине и поздоровался крепким рукопожатием, вряд ли теперь протянут руку во второй раз – чтобы помочь встать.

Толпа снова проявляла околоживотный инстинкт, трусливая толпа. Всё происходит так, словно они плевать хотели друг на друга, лишь бы самим вылезти, убежать подальше. И если повезёт, потом рассказывать по телевидению, как он, «бедный-несчастный», пытался спастись.

* * *

(У Саши текли слёзы, а Пашу трясло: руки, голова, подёргивался глаз. Это видео принесло им самую невыносимую боль. Боль, которая окутывает в тот момент, когда смотришь, как толпа, разделившаяся на невредимых и искалеченных, бежит по ногам, по рукам, по лицу твоего близкого, любимого человека – и ты не можешь ничем помочь. Совсем не можешь.

Они смотрели на неподвижное лицо Румины. На её груди неподвижно лежал мальчик, а всё остальное тело было придавлено довольно пышной женщиной. Глаза Румины были закрыты, а щёки, скулы, шея оставались в пятнах грязи и крови. Она лежала, и никто не мог (не хотел) помочь ей.

И в этот самый момент Саша вспомнил последние слова ребёнка из его сна: «Чтобы что-то обрести, нужно потерять нечто ценное, нечто дорогое, близкое…»)

* * *

Смена кадра.

Тридцать секунд экран копировал знаменитую картину Малевича. Ни картинки, ни звукового сопровождения. Паша сжимал телефон по краям с такой силой, что можно было удивляться тому, каким прочным оказался корпус.

Стоило только перевести дыхание, как ему в уши с неожиданностью врезался до боли знакомый звук.

Пик.