рассказывает о своей встрече с неким Исхомахом, который представлен, так: «великое имя «прекрасный и хороший».
Суть того, что говорит Исхомах, проста до примитивности. Мне хочется цитировать и цитировать, но ограничусь только несколькими короткими отрывками:
«– Исхомах:
когда она
…местоимение заменяет имя жены…
пришла ко мне, ей не было ещё и пятнадцати лет, а до этого она жила под строгим присмотром, чтобы возможно меньше видеть, меньше слышать, меньше говорить
…как говорится, без комментариев, имеющий уши, да услышит…
– Жена:
нет, роль главы принадлежит скорее тебе, чем мне: я удивилась бы, если бы это было не так. Хранение и распределение мною того, что находится в доме, казалось бы, думаю, смешным, если бы ты не стал заботиться о внесении в дом чего-нибудь снаружи.
– Исхомах:
так вот, жена, если ты не любишь этого беспорядка, а хочешь уметь хозяйничать аккуратно, брать без затруднения вещи, нужные для употребления, и доставлять мне удовольствие, подавая, (!) что я спрошу, то отыщем место, подходящее для каждого рода предметов.»
Можно, пожалуй, не продолжать, поскольку Исхомах говорит настолько же обстоятельно, насколько нудно. Суть же одна и та же, этого она не знала, я научил, того она не знала, я научил, и всё в этом же роде.
А наша нимфа только просит своего господина и благодетеля, чтобы он научил её тому-то и тому-то, тому-то и тому-то. Полная идиллия.
Обращу только внимание на одно прелюбопытное место, поскольку этой темы придётся коснуться в последующем разговоре об Аспазии.
Исхомах однажды обнаружил, что жена сильно набелена, сильно нарумянена, и что на ней башмаки на высокой подошве. Исхомах наставляет жену на путь истины очень рассудительно и убедительно. Разве жена хочет, чтобы он, Исхомах, хвастался тем, чего у него нет, или, чтобы он демонстрировал своё тело, не таким как оно есть, а, например, наложивши сурик под глазами
…наверно, Исхомах красавец, на зависть остальным афинским мужчинам, не боится предстать перед женой во всей своей красе…
Жена, разумеется, соглашается, и больше не прибегает к косметике.
Удивительно, что «Домострой» Ксенофонта не стал до сих настольной книгой для некоторых наших мужчин. Да и тех женщин, которые остаются питательной средой для всех «домостроев» от древности до наших дней.
Теперь о «сюрпризе» или, о сенсационном разоблачении Пьера Брюле.
Он рассказывает историю о том, как некто женился на дочери некоей женщины, прожил с ней менее одного года, забрал к себе её мать, и жил вместе с матерью и дочерью, как с жёнами. Дочь пыталась повеситься, ей помешали, она бежала, вернулась, теперь мать её прогнала.
Мать родила сына, отец сначала не признал его, но позже вновь «возобновил связь с этой старухой, бесстыднейшей из женщин» и признал сына.
Понимаю, читать это противно, смаковать безнравственно, но бывают случаи, когда лучше не отворачиваться.
Так вот, как нам разъясняет Пьер Брюле, наш герой
…Калий, если кому-то интересно это имя…
женился на дочери Исхомаха, следовательно – вы ничего не поняли – следовательно, мать дочери, известная нам нимфа, которую так усердно и успешно воспитывал Исхомах, и с таким умилением рассказывал Сократ в изложении Ксенофонта.
Такой вот красивый итог воспитания. И как можно не злорадствовать по поводу Исхомахов всех мастей, у всех народов, во все времена…
…предварительные итоги «брака по-древнегречески»…
Относительный ответ по поводу «брака по-древнегречески» и его «не слишком человеческой» сути, даёт С. Аверинцев.[385 - Аверинцев С. С. – советский и российский филолог, историк культуры, философ, литературовед.]
По мнению С. Аверинцева, древний грек классической эпохи стремился оставить потомство не столько как человек мира, сколько как представитель гражданской общины. Этим объясняется многое, в том числе однополая извращённая любовь, не приводящая к потомству. Только в христианстве, благодаря обетованию Бога, «одомашнивается» мир, который становится своим для каждого человека, самого заброшенного и забытого. Это сказывается на отношении к семье, в которой узы брака, рождение детей, и многое другое, обретает особый смысл доверительности, интимности, «чревности»
…кажется, только С. Аверинцев использует это слово в значении самого потаённого, самого интимного, самого духовного и, одновременно, самого физиологичного в человеке…
Дом, независимо от достатка, одухотворяется, «одомашнивается».
До христианства, в том числе и в Древней Греции, подобные чувства могли возникнуть только как прозрение, предчувствие, предощущение. Так язычник Плутарх, спонтанно, из глубин своей души и своего очень интимного опыта счастливого в браке человека,
…а именно таким, по мнению исследователей, был брак Плутарха…
мог назвать мужчину, который всю свою жизнь знал только одну женщину, не хорошим, не добрым, не нравственным, а именно счастливым человеком.
Бессмысленно спорить о том, прав или не прав С. Аверинцев. Он ведь говорит не о нормах нравственности, о чём-то другом, что не проверяется опытом, и что не имеет доктринального характера. Если выпрямить его мысль – если выпрямить любую мысль – перевести её в разряд нравственных догм, мы получим полную агрессивности ханжескую мораль. С. Аверинцев же ищет, мучительно ищет, а не назидает.
Нам остаётся только допустить, что уже более или менее знакомый нам Перикл, яркий, энергичный, страстный, очень успешный внутри полиса, внутри гражданской общины, одновременно с этим, успешный и в создании среды, где велись умные беседы, сам получавший удовольствие от этих бесед, как оказалось, испытывал дефицит обычного человеческого тепла, то ли в «одомашненном мире», то ли в «одомашненном доме».
И для этого ему понадобилась Аспазия.
Женщина, которая стала его женой.
ОНА
Она была гетера. Её звали Аспазия. Не знаю, что означает её имя, но, на мой вкус, красивое имя.
…гетеры в Древней Греции
Нам придётся на время оставить Аспазию, чтобы поговорить о гетерах. Конечно, опосредованно сказанное о гетерах, относится и к Аспазии.
Аспазию – человека, Аспазию – женщину, можно домысливать, только отталкиваясь от того, что мы можем узнать об институте гетер.
Радостное открытие: у гетеры есть имя. Мы знаем по именам многих из гетер. И воздаём им должное.
Напомню только несколько имён.
Родопис или Родопис[386 - Родопис – древнегреческая гетера. Других данных не нашёл.] – одна из первых известных по имени гетер. Была сорабыней знаменитого баснописца и также раба Эзопа[387 - Эзоп – полулегендарный древнегреческий поэт-баснописец.]. Харакс из Митилена, брат знаменитой поэтессы Сапфо[388 - Сапфо – древнегреческая поэтесса. Была включена в канонический список «Девяти лириков» учёными эллинистической Александрии.], выкупил её и дал свободу. В качестве свободной гетеры зарабатывала много денег и послала в знаменитый Дельфийский храм драгоценный подарок. Жила в Навркатисе, греческой колонии в дельте Нила, где приобщала варваров к греческой культуре эротизма. Разбогатела настолько, что ей стали приписывать сооружение одной из знаменитых египетских пирамид.
Археанасса[389 - Археанасса – древнегреческая гетера. Одна из 10 известных гетер.] – подруга Платона.
Герпилис[390 - Герпилис – древнегреческая гетера. Одна из 10 известных гетер. Аристотель сделал её при жизни своей единственной наследницей, после того, как она родила ему сына.] – подруга Аристотеля.
Таис Афинская[391 - Таис Афинская – известная афинская гетера. Пользовалась благосклонностью Александра Мекедонского. Впоследствии вторая жена египетского царя Птолемея I.] – возлюбленная Александра Македонского.
Гнатена[392 - Гнатена – древнегреческая гетера, получила известность своим умом и красноречием.] – ставшая знаменитой, благодаря своему уму и красноречию.