Путь Воина

Гомерический хохот всего взвода разорвал напряженную тишину. Виктор тоже улыбнулся и подумал: «Молодец Савелий! Какая бы нелепая шутка ни была – все идет на пользу бойцам. Снимает напряжение. Только что был бой, каждый смотрел смерти в лицо – убиты, ранены товарищи, тяжело на душе и… вдруг… кто-то отпустил шуточку, рассказал анекдот. И хохот. Взрыв хохота! И отлегло… Фронтовики, люди грубоватые, иной раз циничные, но человеческое достоинство не уронят. Пусть шуткуют… Без этого нельзя…»

Лейтенант Кошелев по траншеям пробрался к первому взводу. Старший лейтенант Синицын был в блиндаже, сидел за столиком и что-то записывал в блокнот.

– А, Виктор! Заходи! Я тут записываю ход боя, пока свежо в памяти. Потом во время разбора у командира роты пригодится. Рекомендую тоже так поступать.

– Да, я на память не жалуюсь…

– Все так говорят.

– Нет, на самом деле, – сказал Кошелев, усаживаясь на скамейку. – Я не шучу. Стоит мне взглянуть на текст или объект, то сразу запоминаю, могу воспроизвести, описать. Как будто перед глазами фотографическая карточка.

Синицын заинтересованно посмотрел на Виктора.

– Хммм… Интересно. А командиру говорил об этом?

– Нет, не успел. Некогда было. Мы с ним даже не успели поговорить. Сначала ушел на задание с группой, потом этот бой…

– Ну-ка, давай, проверим, пока нет командира! Отвернись!

Кошелев с улыбкой отвернулся в сторону выхода из землянки. Синицын снял часы с руки, покрутил стрелки, положил на столик. Туда же разместились еще множество предметов из планшета и карманов. Что-то поднял с пола и тоже положил на стол.

– Сейчас ты повернешься, посмотришь на предметы на столе течении 10 секунд и как можно подробнее опишешь их, отвернувшись, – сказал Синицын. – Поворачивайся!

Виктор повернулся, посмотрел на стол и не дожидаясь сигнала отвернулся:

– Я готов.

– Так быстро? – удивился старший лейтенант. – Говори!

– На столе лежат твои часы из желтого металла, время на них без пяти девять, хотя сейчас время другое – я смотрел на твои когда зашел. Было четырнадцать тридцать пять. Кроме этого на столе компас, карандаш химический, блокнот в который ты писал, две стреляные гильзы от ППШ, один патрон от ТТ, немецкая монета, не знаю какого достоинства, решкой книзу. Ах да, керосиновая лампа – немецкая. И еще, между досок застрял засохший паук.

– Из желтого металла?! – обиделся Синицын в шутку. – Они золотые – папин подарок в честь окончания военного училища. В остальном, все верно! Да ты феномен Кошелев!

– Это ерунда. Я баллистические таблицы запоминал в училище с одного прочтения.

– Твои способности надо использовать в нашем деле. Разведчику, умение запоминать большой объем информации, крайне необходимо.

В это время в блиндаж заглянул один из бойцов:

– Товарищ гвардии старший лейтенант, ротный идет!

Синицын с Кошелевым вышли встречать капитана Лысенко. Он был не один. С ним прибыл еще один офицер – майор НКВД.

– Товарищ гвардии капитан, за время вашего отсутствия происшествий не случилось. Личный состав занимается приемом пищи, приводит в порядок себя и вверенное оружие.

Раненые отправлены в медсанбат, – доложил Синицын.

– Хорошо. Соберите всех офицеров роты. Вот, товарищ майор желает побеседовать.

Собрались в том же самом блиндаже – пространство позволяло.

– Вот, товарищ майор, пять человек вместе со мной, – сказал ротный. – Политрука у меня нет – убит, до сих пор не прислали. Командир третьего взвода в медсанбате – ранен. Лейтенант Кошелев у нас только третий день. Остальные офицеры надежные, проверенные.

– А лейтенант Кошелев, значит, ненадежный?! – спросил майор.

Каверзный вопрос энкаведешника нисколько не смутил капитана. Он спокойно ответил:

– В бою он себя показал смелым, не трусил. Но изучить его более подробно пока возможности не было. Я же сказал, что он у нас всего три дня.

Майор достал из планшета листочки, положил на стол перед собой. Виктор заметил, что это был списки с фамилиями. Офицер НКВД пробежал по списку глазами, отложил в сторону.

– Товарищи офицеры! – начал он. – Красная Армия успешно наступает, освобождая ранее занятые территории Советского Союза. Но в освобожденных территориях еще остается недобитый враг, предатели и их пособники. Для их поиска, ликвидации или ареста, нам необходимы офицеры с боевым опытом. У меня есть предписание отобрать определенное количество офицеров. Будут учитываться рекомендации непосредственных командиров, личное желание и согласие. Нам люди, работающие из-под палки, не нужны. Хотя у нас есть возможности заставить, но мое мнение такое. Нужны люди осознанно идущие в нашу структуру. Не скрою, работа крайне опасная, но этим вас не напугать. Мы уже по пути поговорили с вашим командиром. Он назвал несколько фамилий. Но прежде, я хотел бы лично поговорить с каждым из вас.

Виктор вместе с остальными офицерами вышел из блиндажа. Настроение у всех было паршивое. Похоже, никто не хотел менять боевую работу разведчика на фронте, на деятельность сотрудников НКВД в тылу. Во всяком случае, так думал Кошелев. Но оказалось, что он ошибся. Хотя он думал, что его вообще не пригласят на беседу, учитывая отсутствие боевого опыта, но когда все офицеры побывали по одному в блиндаже, послышался возглас:

– Лейтенант Кошелев! Прошу!

Виктор зашёл внутрь. Майор держал в одной руке бумаги, в другой – дымящуюся папиросу.

– Присаживайтесь, Кошелев. Каким образом вы, после пребывания в штрафной роте, стали офицером и попали в войсковую разведку? В моей практике подобное впервые… Что-то сомнительно.

– Я полностью реабилитирован, товарищ майор. После госпиталя я завершил обучение в военном училище и, по рекомендации экзаменационной комиссии, получил назначение сюда. Все документы находятся в штабе дивизии, можете проверить.

– Я уже смотрел ваши документы, товарищ лейтенант. Для этого мне ваше разрешение не нужно. Кроме того я отправил запросы в училище и штрафную роту. Мы с вами возможно еще встретимся. А пока можете быть свободны.

Виктор молча вышел из блиндажа и подошел к группе офицеров, весело переговаривающихся между собой. Неопределенность для них закончилась. Выяснилось, что командир первого взвода старший лейтенант Синицына дал согласие перейти в структуру НКВД. Более того, его рекомендовал сам ротный. Прощание с Синицыным было коротким. Обнялся с каждым офицером, попрощался со своим взводом, забрал личные вещи у старшины и уехал с майором.

Капитан дал команду личному составу готовиться к передислокации. Штаб дивизии переместился и разведроте указан район для переезда. Скорее для перехода – транспорта не будет. Пойдут пешком. Но ушлый старшина, фактически первый помощник командира роты, нашел транспорт для своего имущества и тяжелого вооружения роты. Так что бойцы пойдут налегке. Не придется тащить на себе ротные 50 мм минометы, ручные пулеметы и противотанковые ружья. На этом же транспорте уехал и личный состав санитарного отделения, оставив в роте одного санинструктора.

.

Глава 6. Письмо

Разведрота разместилась в очень удобном месте, северо-западнее Армянска. Ощущалось близость моря – с запада дул тёплый соленый ветер, перебивая запах гари выжженной степи. В практически разрушенный посёлок не было смысла соваться – там ещё шли бои с ожесточенно сопротивляющимся врагом. А у разведки своя работа, свои задачи: добыть достоверные сведения о противнике, его группировке, численности, состоянии, расположении, вооружении и намерениях…

Да, рота занималась своими задачами, но к этой работе Кошелева не допускали. Почти каждый день уходили группы на задания – командованию требовалась свежая информация. А кто же ее добудет, как не разведка. Уже неделю Виктор маялся в неизвестности. Конечно, без дела не сидел – занимался со своим взводом, но больше на боевых выходах не бывал. Даже сам капитан Лысенко не раз ходил за языком, а про лейтенанта как будто забыл. Не раз, и не два подходил к командиру роты, но у того один ответ: «Еще не время!»

Однажды ротный почтальон принес письмо. Удивленный этому сообщению лейтенант – писать было некому – взял из рук письмоносца аккуратно запечатанный конверт. Письмо было от Вали. От Вали Шишкинской – училищной медсестры.

«Салют, боец! Ой, извините, товарищ лейтенант! С пламенным комсомольским приветом из родного вам училища, младший сержант Шишкинская! т Я, как только узнала вашу полевую почту, села писать письмо. Как обещала. Как ваши дела? Хорошо ли вас там приняли? Как воюете? Как бьете фашистскую гадину? Мы с вами виделись всего ничего, а как уехали – будто что оторвалось внутри – стало грустно. Вы так молоды, а столько пришлось пережить. А все из-за меня. Я так чувствую себя виноватой. Если бы знала тогда, что вас отдают под трибунал из-за ревности лейтенанта Семенова, то сама бы пошла рассказать про этого неприятного человека. Он очень плохой человек. Виктор! Я тоже решила уйти на фронт. Написала рапорт. Мама моя против, конечно. Но я твердо решила. Сейчас прохожу подготовку в качестве радиста, помимо своей медицинской специальности. Может меня тоже направят в разведку?! Хорошо было бы попасть к вам!»

Дальше Валя писала про Москву, про училище. О том, что стало тихо и спокойно – бомбежки прекратились. Будто и нет войны. А заканчивалось письмо такими словами:

«До свидания, Виктор! Я пишу „до свидания“ потому, что надеюсь на встречу. Возможно увидимся, когда мы, наконец, раздавим фашистскую нечисть! А вы берегите себя! И простите за мое нескромное письмо. Валя.»

Виктор с волнением перечитал письмо еще раз. Перед его глазами стоял образ девушки в белом халате в проеме окна медпункта. Вот бывает же так: раньше и знать не знал, что это за медсестра, причем даже имел отрицательное суждение о ней, но лишь одна встреча, один лишь взгляд, одно прикосновение переменило все. Когда Виктор вспоминал о ней, а вспоминал он почти каждый день, то думал об их последней встрече. Как она смотрела на него, что говорила, как порывисто коснулась его руки…

***