Харьков в годы Великой Отечественной войны. Город и война

Это все видимые и наблюдаемые факты, а сколько таких, которые невидимы мне, другому, третьему.

Наряду с этим спекулянты, воры живут хорошо.

…Количество немецких войск в городе все увеличивается. Дворы, иногда тротуары заняты машинами. Дома – солдатами. По Сумской вверх шла пехота – большие соединения. Готовятся к решающей для них кампании.

…Слухи о приезде в Харьков представителей фирмы Сименс-Шукерт[93 - «Сименс-Шукерт Верке» – одна из старейших германских фирм, выпускавшая электрооборудование. Фирму основали в 1847 году. Перед войной, как и большинство немецких предприятий, начала выпускать военную продукцию.], Гельферих[94 - Завод акционерного общества «Гельферих-Саде» был основан в 1875 г. В 1918 г. – национализирован, а в 1922 г. – переименован в «Серп и Молот» . Производил сельскохозяйственную технику. Упоминание фамилии Гельфериха в середине ХХ в. как предпринимателя ошибочно, т.к. последний представитель этого рода Максимилиан Христианович умер в 1901 г. бездетным.] [? – А. У.] и др. Говорят, будут восстанавливать предприятия.

У немцев твердое намерение – свести город на второстепенное положение. Довести число жителей до 200,0 тыс. человек. Это им удастся: часть уйдет и уходит; часть вымрет; часть вывезут.

Категорически предложено всем зарегистрироваться на бирже. Виновных будут наказывать. От регистрации свободны только больные. Молодых и постарше, неквалифицированных, массами отправляют в Германию. Добровольно-принудительно…

17.IV.42. «Умственная история общества состоит в постоянной смене трех расположений: умеренно-либерального, радикального и реакционного» (Чернышевский, избр. Соч., том 2, ч. 1, стр. 317, Мальтусов… [неразбор. – А. У.].

Мне кажется, среди нашей интеллигенции и народа настроение радикальное сменяется реакционным. Процесс этот начался не сегодня, не в дни национального унижения и военного поражения (вернее, неуспехов), которые переживает страна, а раньше: в конце первой пятилетки.

Люди среднего возраста все чаще вспоминают царские времена. Все, говорят, было: порядок, обилие продовольствия и т. д. А гнет? Он был больше в воображении горячих, вечно и всем недовольных голов, чем на самом деле. В тюрьмах даже было легче. С интеллигенцией жандармерия обращалась значительно вежливее, – говорят они, – чем при большевиках. А уж сосланных, изгнанных было и подавно меньше! В печати можно было критиковать общественные язвы, не рискуя немедленно быть схваченным и т. д. и т. п.

Народ – крестьяне те прямо говорят, что при царе жилось легче. И в слово «легче» они вкладывают содержание достатка, материального достатка. Было все. Пусть даже деньги не у всех были, но…

Далее – пропуск (вырванные листы).

[Я попытаюсь объяснить – предположить, чем вызваны пропуски и вырванные листы. Совершенно очевидно, что, затрагивая темы, на которые при советской власти было наложено табу и обсуждение которых квалифицировалось как вражеские действия со всеми вытекающими из этого последствиями, отец мучился и переживал. Обойти их он не мог. Отец был выдающимся экономистом, это было родное дело его жизни. Он все видел и все понимал и не мог, поэтому, молчать. И, в то же время, как сказать, как подать, как изложить и, самое главное, кто будет потом это читать и как трактовать, – что до его записок доберутся те, кому нужно отец, я думаю, не сомневался. Причем, корректировать проблемные места отец принимался, видимо, неоднократно: работая сейчас с дневником, а я его до этого читал сразу после нашей послевоенной встречи, не нахожу некоторые факты и события, имевшие место и отраженные в его записках, и о которых я хорошо помню. Иногда он не сдерживался, его прорывало. Он писал то, что чувствовал, что видел, о чем думал и с чем не мог мириться. Но трезвый рассудок останавливал его, заставлял успокоиться и задуматься о возможных последствиях… Так и появлялись и пропуски, и вырванные листы. – А. У.].

…корыстьем… А на самом деле? А на самом деле за ним скрываются захватнические планы, прикрытием которых оно только и служит. Вильгельм – тот прямо и без прикрытий шел на Украину. Гитлер – должен чем-то перед своим и нашим народами оправдать свой поход.

Освободитель… Никак не забыть слов русского проф. Гриневецкого [?-А. У.], патриота и умницы, который писал в 1918 году, что в войне 1914–1918 [гг.][95 - Имеется в виду Первая мировая война.] столкнулись не мнимый русский империализм с Германией, а настоящий германский империализм в его известном стремлении на Восток.

Да, немцам нужна земля. Им мало места у себя: их 134 чел. на 1 кв. км. Об этом почти в каждой своей речи говорит Гитлер. Поэтому вот, они уже второй раз в этом столетии ввергают Европу в войну…

Освободитель… Громадное большинство русского и украинского народов не просили Гитлера их освобождать… Не все было плохо. Кто честно работал, тот ел и пил.

… Вот факт. Село Отевка[96 - Правильно Огиевка.] [? – А. У.], около Сахновщины. Построено при большевиках. Колхоз. Сады. Пруды. Хорошо распланированные улицы. Колхозникам жилось неплохо. И рассказывающий мне об этом селе говорит, что крестьяне села определенно враждебно настроены против немцев. Таких фактов много…

19.IV.42. Зерна нет, хлеб на исходе.

[Пусть не удивляет читателя упоминание о зерне. Я хорошо помню, что когда мы с Тоней после армии в 1945 году приехали к моим родителям, мама показывала мне примитивные каменные жернова, на которых она молола зерно и из получаемой таким образом муки выпекала дома хлеб. – А. У.].

За прошедшую неделю немцы выдали шиш – 1 кгр. муки на 4-х человек. Сегодня воскресенье, и я поэтому решаю идти в парк собирать желуди[97 - В саду Шевченко растет несколько очень старых дубов, которые сегодня считаются памятниками природы и охраняются законом.]. Идем с Нелечкой.

Все больше просящих милостыню появляется в Харькове: просят оборванные голодные дети, просят женщины, просят мужчины – молодые, средних лет и постарше. Вот и сегодня на [улице] Бассейной[98 - Современное название – улица Петровского.] подошел ко мне молодой мужчина, просит рубль. У меня нет рубля, и я отказываю. Он голоден. Я ему сочувствую. Но не говорю, что, чтобы утолить голод, я иду собирать желуди.

Нищета и безработица. Об уровне нашего материального благополучия немцы судят именно по теперешнему нашему виду, когда мы нищенствуем и распродаем последнее.

На Сумском базаре оживленно. Масса домашних вещей, посуды, мебели, одежи. Покупателей нет, предложение богатое, спроса нет. Продается все за бесценок.

Нет, никогда наш народ не переживал ничего подобного. На него история взвалила (нет, он сам взял на себя) великую историческую задачу. Он отказывал себе во многом. Он самоотверженно ее выполнял. Он терпел лишения, голод, холод. Он не грабил чужие страны, подобно капитализму, чтобы строить фабрики, заводы. Он сам изыскивал средства. Этой героической борьбы не удается замолчать всяким прохвостам. Историей нашему народу будет воздано должное, даже… даже если страна будет расчленена хищниками с Запада…

… Парк закрыт. «Zutrift verboten»[99 - «Запрещено» (нем.).] – читаю надпись. Через забор лезть опасно. Где-то в парке или за парком идет учебная стрельба. В парке запустение. Не узнаю моего любимого парка. Когда-то у входа росли красивые ели, сосна с мягкими иглами… Теперь их нет – все вырубили немцы на елки, на украшение могил, большое количество которых виднеется недалеко от входа.

С грустью, болью и досадой возвращаюсь домой…

… Газетка полна хвалебных статей Гитлеру. Завтра день его рождения. Пока звезда этого маньяка поднимается. Надолго ли?..

[…]

24.IV.42. Ночной налет нашей авиации после длительного перерыва и полгода пребывания немцев в Харькове – таковы два факта.

Налет, как всегда, слабый, оборона немецкая, как всегда, сдержанная, не суетливая, экономная (незачем зря тратить снаряды!). Неужели у нас нет авиации?

Шесть месяцев голода, страданий физических и нравственных. Перспектив никаких – одна мрачнее другой. Больше мыслей о том, как выжить. Дают огород, но не в силах обработать.

Жена – щепка, девочка – тоже.

За прошлую неделю дали 1300 грамм печенного хлеба только на меня и то раздатчики обокрали (полагалось 1600 грамм). Воруют, контроля никакого. Раньше хоть профсоюзная организация вмешивалась. Кроме хлеба дали: 300 грамм крупы, 50 (пятьдесят!) грамм подсолнечного масла, 100 грамм повидла, 100 грамм сахару и 100 грамм кофе.

Вчера выдали 2 кг хлеба.

Таков результат в области питания.

Сельское хозяйство в развале: сеять нечем – инвентаря нет, тягловой силы тоже. Следовательно, осенью следует ожидать ухудшения дела с продовольствием. Не поэтому ли Геббельс, выступая где-то, требовал сокращения пайка.

Население резко сократилось. Официальные данные таковы: по переписи 1939 г. – 833 тыс. чел.; – по регистрации на 15.12. 41 г. – 456 тыс. чел. (мiсто Харкiв, короткий стат.-економ. довiдник[100 - Мiсто Харкiв: короткий статистично-економiчний довiдник / Складений за керiвництвом та редагуваням керiвника статистичного вiддiлу проф. Т. М. Соснового. – Х., лютий 1942. – 65 с.]); по фактическим подсчетам статотдела на апрель 42 г. – 372 тыс. чел. (щомiсячний огляд горуправи[101 - «Ежемесячный отчет горуправы» (укр.).]).

Погибло от голода и других болезней по официальным данным:

2-я половина декабря – 500 чел.

январь                      – 1603

февраль                    – 2133

март – 2699, в том числе от истощения, паралича сердца (тоже, очевидно, истощение) и неизвестных причин 2582 чел. или 92%. На самом деле, погибало вдвое больше ежемесячно и не оформлено регистрацией.

В апреле продолжался уход населения. Сейчас его, видимо, осталось не более 330–350 тыс. чел.

Вот что осталось от крупнейшего советского города! Благо, инфекционных болезней почти нет – 11 случаев брюшного тифа за эти месяцы.

Промышленность не работает. Трамвая нет, воды тоже. Электричеством снабжают только немцев. Канализация стоит.

Огромная безработица. Распродажа на базарах, через комиссионные магазины за бесценок вещей. Обнищание. Грабеж немцев – «культурный», незаметный – все вывозят. Даже весы из «Гастронома» на Пушкинской вчера куда-то грузили.

– Имею достоверные сведения о настроениях крестьянства – начал Сер-кий.

– От кого?

– От одного священника. Культурный человек, окончил два высших учебных заведения. Сын епископа. Наблюдательный.

– Ну и что же? – спрашиваю.