Казанские юридические школы: эволюция образовательных и научных традиций в современной юриспруденции

В дальнейшем В.В. Ивановский продолжил свои научно-теоретические изыскания, распространив свои методологические подходы, выработанные еще при исследовании отечественных земств и зарубежных муниципалитетов, на исследование проблем политической системы, власти, бюрократии и общественного управления. Современные исследователи истории земств считают, что, высказывая рассмотренные выше концептуальные идеи, отечественная либеральная теория самоуправления была чутким барометром настроений широкой российской общественности конца XIX – начала ХХ вв., выступавшей за развитие демократии и модернизацию российской политической системы.

§ 3. Основы теории государственного управления в трудах Н.А. Волкова и Казанская школа административного права

Николай Андреевич Волков работал на юридическом факультете Казанского государственного университета с 1958 по 1978 г. С 1971 по 1975 г. – он профессор и заведующий кафедрой государственного права и советского строительства.

В числе его наиболее значимых публикаций можно отметить следующие работы: «Органы советского государственного управления в современный период» (Казань, 1962); «Исполнительный аппарат местных Советов депутатов трудящихся (основные вопросы организации и деятельности)» (Казань, 1968); «Высшие и центральные органы государственного управления СССР и союзных республик в современный период» (Казань, 1971); «Научные основы государственного управления в СССР» (Учебное пособие. Казань, 1972 (в соавторстве)).

Одной из главных монографий Н.А. Волкова является его работа «Высшие и центральные органы государственного управления СССР и союзных республик в современный период»[337 - См.: Волков Н.А. Высшие и центральные органы государственного управления СССР и союзных республик в современный период. Казань: Изд-во Казанского университета, 1971.]. В аннотации к работе справедливо отмечается, что за последние годы не было работ, а как показало будущее, больше и не будет, полно освещающих правовое положение центральных органов государственного управления.

Основная методологическая мысль этой монографии, которая не потеряла своей актуальности и в современных условиях, связана с обоснованием системности органов, осуществляющих советское государственное управление. По мнению автора, органы государственного управления представляют собой целостную систему – единый демократически централизованный механизм. Взаимосвязанность и взаимозависимость элементов системы определяется единством общих задач, стоящих перед всей системой органов государственного управления. Место того или иного органа в системе органов государственного управления зависит от объема предоставленной ему компетенции (по кругу вопросов или территориальному масштабу деятельности) и соподчиненности его в отношении других органов государственного управления[338 - См.: Волков Н.А. Высшие и центральные органы… С. 14?15.].

Идея системности государственного управления пронизывает многие рассуждения автора. Анализируя систему министерства, автор отмечает существенную разницу в подходах к определению системы министерства. Согласно п. 7 Общего положения о министерствах министерство СССР, одноименные министерства союзных республик, подчиненные им предприятия, организации и учреждения составляют единую систему соответствующего министерства, а в индивидуальных положениях о министерствах СССР в систему министерства включаются также соответствующие органы управления автономных республик, органы управления исполкомов Советов депутатов трудящихся и подчиненные им предприятия, учреждения и организации[339 - См.: Волков Н.А. Высшие и центральные органы… С. 111.].

Важным элементом системности, по мнению Н.А. Волкова, является проблема возможности и целесообразности передачи полномочий по решению отдельных вопросов другим органам управления или предприятиям, организациям и учреждениям. Министерство СССР может поручать решение отдельных вопросов, входящих в его компетенцию, одноименным министерства союзных республик, а также предприятиям, организациям и учреждениям союзного подчинения, причем как для разового решения вопросов, так и для неоднократного использования такого права[340 - См. там же. С.114.]. Определяющим моментом при даче вышестоящими органами поручения на выполнение какой-то части его полномочий будет играть квалификация, подготовленность исполнителей на местах к выполнению поручений[341 - См. там же. С. 114.].

Передача полномочий возможна не только по вертикали, но и по горизонтали между министерствами. Предоставление права министерствам участвовать в решении отдельных вопросов, затрагивающих интересы другой отрасли, должно сопровождаться установлением правовых гарантий, результативности такого участия. Должен быть выработан порядок совместного решения определенной группы вопросов, надлежащего оформления принятых решений и ответственности перед вышестоящими органами и между собой при невыполнении этих решений[342 - См. там же. С. 116.].

В своей монографии автор не рассматривает проблему разграничения компетенции между Союзом и союзными республиками. Тем не менее он очень внимательно и детально анализирует изменение компетенции органов управления при изменении компетенции союзных республик. По его мнению, расширение прав союзных республик, а в соответствии с этим и расширение прав министерств союзных республик, повело к сужению компетенции союзно-республиканских министерств Союза, к установлению за ними лишь общего руководства отраслью в целом и к концентрации основного внимания министерств Союза на наиболее важных проблемных вопросах руководства[343 - Волков Н.А. Высшие и центральные органы… С. 118.].

Н.А. Волков, вне всякого сомнения, был одним из самых видных специалистов по проблеме системности государственного управления. В частных беседах, при руководстве написанием кандидатских диссертаций, он не раз выражал свое отрицательное отношение относительно возможности перевода на хозрасчет управленческой деятельности. Поэтому в своей монографии он очень скупо освещает эту, весьма популярную тогда среди руководства страны, идею: «П. 22 Общего положения о министерствах предусматривает право перевода структурных подразделений министерства на хозрасчет. В министерстве приборостроения, средств автоматизации и систем управления СССР все главные производственные управления министерства в 1968 г. были переведены на хозрасчет. В главных управлениях были созданы советы директоров, что позволило установить более тесные контакты предприятий с министерством и между предприятиями. В апреле 1970 г. министерство в целом переведено на самоокупаемость»[344 - См. там же. С. 132.].

Не отрицая ценностей рыночной экономики, он прозорливо отмечал, что это системно чуждые плановой экономике элементы и, рано или поздно, либо они придут на смену плановой экономике, либо существующая планово-директивная система отторгнет их. Жизнь доказала правоту его взглядов, и опыт перевода главков министерств на хозрасчет выявил полную несостоятельность этой идеи.

Системный анализ органов советского государственного управления не мог не коснуться низового звена этой системы. В 1968 г. в издательстве Казанского университета выходит монография Н.А. Волкова «Исполнительный аппарат местных Советов депутатов трудящихся (основные вопросы организации и деятельности)»[345 - См.: Волков Н.А. Исполнительный аппарат местных Советов депутатов трудящихся (основные вопросы организации и деятельности). Казань: Изд-во Казанского университета, 1968. С. 135.]. В этой работе обращает на себя внимание подход автора к вопросу, который остается актуальным и в современное время. Проблема соотношения компетенции представительного органа и исполнительно-распорядительного органа остается актуальной и для местного самоуправления. В своей монографии автор дает однозначный ответ, что Советы депутатов трудящихся и их исполкомы осуществляют две различные формы государственной деятельности. «В деятельности местных Советов, рассматривая ее в целом, осуществляются в настоящий период две формы государственной деятельности: а) местное государственное руководство и надзор, осуществляемые Советом, как собранием депутатов, и его постоянными комиссиями, и б) исполнительная деятельность, т.е. государственное управление, выполняемая исполкомом, его отделами (штатными и общественными), комиссиями при исполкоме и отделах»[346 - Волков Н.А. Исполнительный аппарат… С. 36?37.].

Заслуживает внимания и другая идея автора. Расширение компетенции местного Совета как собрания депутатов, равно как решение местным Советом отдельных вопросов, входящих в компетенцию исполкома, не меняет их конституционного положения, их места в государственном механизме и не меняет формы государственной деятельности, им присущей[347 - См. там же. С. 32.].

Характерной чертой научных исследований Николая Андреевича Волкова была связь абстрактных принципиальных положений с особой точностью к тенденциям, вариантам и деталям. Так, в главе, посвященной отделам и управлениям исполнительных комитетов Советов депутатов трудящихся, автор очень внимательно и детально анализирует все варианты организации и деятельности этих органов. Он отмечает, что с разрешения вышестоящих органов перечень отделов и управлений исполнительных комитетов Советов депутатов трудящихся может значительно отличаться от перечня, предусмотренного Конституцией союзной республики[348 - См. там же. С. 64.].

В условиях жесткой коммунистической идеологии и весьма неоднозначной практики государственного строительства, следует понять крайне осторожные высказывания автора по ряду проблем. В целом, негативно оценивая практику согласования кандидатур руководителей отделов, до их назначения, с вышестоящими отраслевыми органами[349 - См. там же. С. 69.], автор приходит к следующему выводу: «Такой порядок подчинения в соответствии с принципом демократического централизма обеспечивает централизованное руководство в лице вышестоящего органа отраслевого управления, с одной стороны, и полноту власти местного Совета – с другой, конкретное, со знанием местных условий и особенностей руководства местного Совета отраслевым аппаратом управления в соответствии с установками центральных органов»[350 - См. там же. С. 70.].

Н.А. Волков как никто другой понимал важность соотношения централизации и децентрализации. Не имея возможности, как большинство ученых советской эпохи, высказать свои мысли более резко и прямо, он акцентировал внимание думающей общественности, что отделы и управления исполкомов являются прежде всего органами соответствующих Советов и их исполкомов[351 - Волков Н.А. Исполнительный аппарат… С. 70.].

Сегодня, когда существует ФГОС «Государственное и муниципальное управление» и функционирует широко разветвленная сеть высших образовательных организаций, где преподают государственное и муниципальное управление, трудно представить, что до 1965 г. не существовало таких отраслей советской науки.

Несомненной заслугой Н.А. Волкова является его уверенность в том, что наука государственного управления и наука административного права представляют собой взаимосвязанные, но самостоятельные научные направления[352 - См.: Юсупов В.А., Волков Н.А. Научные основы государственного управления в СССР. Казань: Изд-во Казанского университета, 1972.].

Особое внимание следует обратить на тот факт, что в своей работе авторы рассматривают такие вопросы, которые намного опередили время. Например, наряду с анализом основных вопросов науки управления, они предлагают свою авторскую трактовку предмета, системы и методологии курса «Научные основы государственного управления в СССР». Или, например, они впервые рассматривают информацию как элемент научной организации управленческой деятельности и даже анализируют научные основы этики и эстетики в управленческой деятельности.

Труды профессора Николая Андреевича Волкова были и остаются значительным вкладом в развитие науки административного права и науки государственного управления. Они не потеряли своей актуальности и в современное время, что позволяет уверено говорить о наличии особой ? казанской школы административного права.

§ 4. Республики Российской Федерации в формате современных межнациональных отношений

Национальный компонент российского федерализма и сегодня остается в центре многочисленных научных и политических дискуссий. Можно выделить, по меньшей мере, четыре взгляда на проблему. Первый, «официальный» взгляд: безусловное сохранение существующих принципов и субъектов федерации, ее национально-территориального и асимметричного статуса. Второй: переход к унитаризму, «губернизация», отказ от федерации как формы национально-государственного устройства, от самих республик и прочих форм национальной государственности народов. Третий ? компромиссный: переход к унитаризму («унитарный панцирь») с сохранением национально-территориальных (административных) автономий. Взгляд четвертый: сохранение федерации, но построение ее сугубо по территориальному признаку, без учета национального компонента.

Критиков современного российского федерализма и его национальной составляющей объединяет общее стремление либо к полному отрицанию, либо к умалению национального фактора применительно к нерусским народам. Так, один из ведущих российских государствоведов А.Н. Кокотов полагает, что «… объединение на началах федеративного равенства народа, составляющего более 81% населения России, т.е. русских, с остальными ее народами без ущерба для русской нации в любом случае невозможно»[353 - Кокотов А.Н. Русская нация и российская государственность. Екатеринбург, 1994. С. 94.]. И хотя далее он признает, что выбор «…

чисто унитарной модели государственного устройства станет свидетельством игнорирования интересов нерусского населения страны»[354 - Там же.], тем не менее такая, даже компромиссная, постановка вопроса плохо сочетается с национальным суверенитетом народов и конституционным принципом их равноправия.

Приходится признать, что сегодня отрицают или умаляют значимость национального компонента российской государственности и ее федеративной основы в целом не только отдельные юристы, ученые и политики, но даже целые политические партии, например, ЛДПР.

Между тем с давних времен Россия строилась как конгломерат многочисленных народов.

Обращаясь к русскому этногенезу, И.А. Ильин писал: «Мы должны были… не искоренить, не подавить, не поработить чужую кровь; не задушить иноплеменную и инославную жизнь, а дать всем жизнь, дыхание и великую родину… всех соблюсти, всех примирить, всем дать молиться по-своему, и лучших отовсюду вовлечь в государственное и культурное строительство»[355 - Ильин И.А. О России. М., 1991. С. 13.].

Именно поэтому, несмотря на великодержавие царизма, государственно-правовые признаки федеративного устройства были присущи и дореволюционной России: взять хотя бы официальный титул российского императора, в котором кроме русских отдельно перечислялись более 20 национальных регионов; Россия признавала автономный статус Финляндии, Польши, Туркестанского края, среднеазиатских ханств. Правда, отношение к инородческим общностям в разное время было неодинаковым и зависело от политических установок центра. Например, Екатерина II и Павел I, по сути, приравняли своими указами права мусульман «благородного происхождения» к правам русского дворянства. В состав императорского конвоя при Екатерине II входил татарский эскадрон, пользовавшийся особым доверием императрицы. Но позднее произошел откат от этой политики. Так, в 1910 г. по решению П.А. Столыпина было создано «Особое совещание по выработке мер для противодействия татаро-мусульманскому влиянию в Поволжском крае». В конце XIX – начале ХХ веков властями поощрялись черносотенные погромы в местах проживания евреев и жестко ограничивались их права. Подобные факты общеизвестны, и не случайно поощрение черносотенцев в николаевской России, национальный фактор сыграл столь значительную роль в ходе революционных событий 1917 г. и образования Советского федеративного государства.

В наследие от Советской власти нам достались конкретные формы национальной государственности нерусских народов, существующие в качестве этнических субъектов национально-территориальной федерации.

Кому-то это нравится, кому-то нет. Кто-то не без оснований указывает на использование местными национальными элитами своего кадрового и административного ресурса в ущерб их русскому населению («феодальные княжества»), на «горячие точки» в республиках Северного Кавказа и выражает недовольство последствиями «суверенизации» республик, в частности, таких как Башкортостан, Татарстан, Тыва, Якутия-Саха. Все это так. И тем не менее существование форм национальной государственности, именно национально-государственный компонент российского федерализма ? это объективная реальность, с которой необходимо считаться и которую нельзя безнаказанно упразднить росчерком властного пера. Поэтому помышлять надо не о том, как бы «губернизировать» Россию или ввести компромиссный национально-административный унитаризм, а о том, как оптимизировать нашу федеративную государственность в формате современных межнациональных отношений, не ущемляя национальный суверенитет как русского, так и нерусских народов. Представляется, что в фокусе этой проблематики находится и республика как наиболее продвинутая форма реализации суверенитета титульной нации, как государство и титульной нации, и русского, и всех других населяющих ее народов.

Но вот вопрос: всегда ли учитывает это обстоятельство федеральный центр? К сожалению, в конце 1990-х гг. и позднее состоялся ряд решений парламента и Конституционного Суда РФ, отнюдь не укрепляющих статус и значение республик как субъектов Федерации. По всей видимости, эти решения стали естественной реакцией на «суверенизацию» республик. Однако их юридическая, а во многом и политическая обоснованность вызывают серьезные сомнения. Можно указать, например, на решения Конституционного Суда РФ, «отменяющие» суверенитет и гражданство республик, на акты Государственной Думы о запрете перехода на латиницу в национальных субъектах Федерации, об отмене в республиках института президентства, о контрольных цифрах, устанавливающих пределы численного состава их парламентов и т.п. Понимая необходимость приведения законодательства республик, как и других субъектов РФ, в соответствие с законодательством Федерации, трудно тем не менее согласиться, например, с тем, что в целях унификации законодательства республикам пришлось изъять из первоначального текста своих конституций главу об избирательной системе: негативные результаты такого изъятия (равно как и отсутствия подобной главы в Конституции РФ) столь очевидны, что не требуют комментариев.

О суверенитете республик. Совершенно напрасны опасения тех, кто считает, будто уважение к суверенному государственному статусу народов, населяющих республики, грозило разрушить Федерацию. Как свидетельствует опыт царской России, разрушить ее способна изжившая себя имперская национальная политика.

Реализуя национальный суверенитет своих народов, высшие представительные органы республик в начале 90-х гг. ХХ в. приняли декларации о государственном суверенитете республик без выхода из России. Суверенность республик признавалась в федеративном договоре между Российской Федерацией и республиками от 31 марта 1992 г. и также никоим образом не увязывалась с отделением республик от Федерации.

Что касается известных решений Конституционного Суда РФ, принятых в начале 2000-х гг. и отказывающих республикам в государственном суверенитете, то следует иметь в виду, что позиции Суда в этом вопросе достаточно противоречивы. Так, в своем Постановлении от 13 марта 1992 г. он указал, что с пониманием относится к стремлению многонационального народа Татарстана развивать и укреплять государственность Республики, которое выразилось в принятии Декларации о государственном суверенитете. В дальнейшем это «понимание» куда-то исчезло. Но даже с учетом последующих актов Конституционного Суда РФ, отказывающих республикам в их суверенном статусе, следует иметь в виду, что, принимая подобные акты, Суд в конечном счете решает вопросы позитивного права, а вот теоретические обоснования, из которых он исходит, отнюдь не являются непререкаемыми командными установками для правовой науки[356 - Отрицание суверенитета республик в решениях Конституционного Суда РФ вызвало серьезные возражения со стороны некоторых российских государствоведов (см., например: Кочев В.А. Конституционное (уставное) право субъектов Российской Федерации. Пермь, 2005. С. 156.). Упоминания о суверенном характере швейцарских кантонов, мексиканских штатов, о «независимой, суверенной» государственности Баварии в их конституционных актах не помешали, а в чем-то и способствовали современному демократическому развитию федерализма в Швейцарии, Мексике и Германии.].

Признание и сохранение в правовых актах всех уровней понятия «суверенитет республики» не только бы не разрушило федеральную конструкцию, а наоборот, с помощью договоров между центром и республиками, четко разграничивающих предметы ведения и полномочия сторон, облегчило бы в будущем переход России к более высокой ступени демократического устройства ? к подлинной субсидиарности и кооперативному федерализму[357 - См.: Железнов Б.Л. Рецензия на кн.: Фарукшин М.Х., Фарукшин А.М. Современные федерации и их субъекты: сравнительное исследование // Конституционное и муниципальное право. 2010. № 5. С. 78?79.].

О гражданстве республик. В определении Конституционного Суда РТ от 6 декабря 2001 г. указывается, что не существует конституционных оснований для установления республикой (государством) как субъектом Российской Федерации своего гражданства. Тем самым утверждается, будто может существовать государство, не имеющее граждан, что с точки зрения науки конституционного права также представляет собой нонсенс, ибо гражданство есть неотъемлемый атрибут любого государства. В США штаты, даже не считаясь государствами, сохраняют свое гражданство. Государство адресует свои законы и властные полномочия прежде всего своим гражданам, а не просто населению, которое может включать и иностранцев, и апатридов. Не случайно российский Закон о гражданстве от 28 ноября 1991 г. допускал гражданство республик в единстве с гражданством федерации, он действовал еще в течение восьми лет и после принятия Конституции РФ 1993 г. И лишь в 2001 г. Конституционный Суд РФ высказался против гражданства республик, а его позиция безусловно была учтена Федеральным Собранием РФ при принятии Федерального закона «О гражданстве Российской Федерации» от 21 мая 2002 г., в котором гражданство республик уже не упоминается (хотя прямо не запрещено). Из закона исключен такой непременный атрибут государственности республик, как гражданство, хотя и в Конституции РФ до сих пор отсутствует норма, запрещающая этот институт в республиках.

О договорной практике. В свое время Договор между Российской Федерацией и Республикой Татарстан от 15 февраля 1994 г. не только положил начало договорным отношениям органов России и ее субъектов, но и стал важным звеном в выстраивании здания российского федерализма, а для нашей Республики ? еще и общенациональной идеей, объединившей народы Татарстана с другими народами России на основе доверия и взаимопонимания.

И не наша вина в том, что позднее в стране возобладала властная, можно даже сказать, имперская вертикаль, ограничившая реализацию права ее субъектов на подобные договоренности с центром, закрепленного п. 3 ст. 11 Конституции России.

Хотелось бы заметить, что Договор РФ?РТ от 15 февраля 1994 г. был бессрочным. Статья IX этого Договора предусматривала, что ни Договор, ни отдельные его положения не могут быть отменены или изменены в одностороннем порядке. Тем не менее в 2003 г. законом России было установлено, что договоры центра с субъектами (а к тому времени из 46 подобных договоров уже оставался только один: РФ?РТ), могут действовать не более 10 лет. Из закона также вытекало, что единственный оставшийся Договор от 15 февраля 1994 г. через два года должен был прекратить свое существование. Таким образом, в августе 2005 г. он тихо, без траурных объявлений «скончался». Конечно, Республика могла опротестовать одностороннее решение центра в Конституционный Суд РФ, но по соображениям, о которых можно лишь догадываться, этого сделано не было.

Ныне существующий Договор от 26 июня 2007 г., кстати единственный акт подобного рода в сегодняшней России, безусловно также имеет важное политико-правовое значение, но по своему правовому уровню он далек от межгосударственного Договора России с Республикой Татарстан от 15 февраля 1994 г.

О графике. 15 сентября 1999 г. Государственный Совет Республики Татарстан принял Закон «О восстановлении татарского алфавита на основе латинской графики», которая в 30-е гг. ХХ века уже применялась в Татарской автономной республике и, по мнению языковедов, полнее учитывала особенности татарского языка. Тем не менее, Законом РФ от 11 декабря 2002 г. было установлено повсеместное применение кириллицы, в связи с чем 12 января 2013 г. Парламент РТ вынужденно признал свой закон о возвращении к латинице утратившим силу.

Между тем п. «е» ст. 71 Конституции РФ относит к ведению Федерации установление лишь основ политики в области культурного и национального развития, а п. «е» ст. 72 относит общие вопросы образования, науки, культуры к совместному ведению РФ и субъектов. Наконец, п. 5 ст. 57 Конституции Татарстана устанавливает, что Республика обеспечивает сохранение и развитие культуры татарского народа и других национальных культур. Аналогичные положения существуют в конституциях и уставах других национальных субъектов РФ. Но разве выбор конкретным народом своей национальной графики относится к основам общефедеральной политики, разве не определяется он культурным менталитетом народа и его национальным суверенитетом?

Избыточная, на наш взгляд, централизация власти и практический отказ от принципа субсидиарности в сегодняшних отношениях между федеральным центром и субъектами РФ безусловно сказывается и на национальных интересах республик[358 - В сущности, применение принципа субсидиарности, хотя и без упоминания о нем, в отношениях между РФ и ее субъектами предусмотрено ч. 2 и 3 ст. 78 Конституции РФ.].

Используя позитивный опыт стран так называемого кооперативного федерализма, таких как ФРГ, Бельгия, Швейцария, но с учетом российской специфики, мы могли бы (и должны!) обеспечить по-настоящему демократический характер взаимодействия наших национальных республик, остальных субъектов Федерации с федеральным центром, строить эти отношения на основе координации и реальной субсидиарности.

Немало есть и других актуальных проблем, связанных со статусом республики, с ее экономическим, политическим и социально-культурным потенциалом. А от того, как эти проблемы будут решаться, сможем ли мы уйти от жесткой субординации в отношениях между федеральным центром и республиками, во многом зависят не только характер межнациональных отношений в нашем полиэтническом государстве, но и само будущее России.

§ 5. Конституционные принципы участия России в межгосударственных объединениях

Россия становится участником не только межгосударственных объединений, не требующих передачи им части собственных полномочий, но и является членом объединений, характер деятельности которых, цели и задачи требуют передачи части суверенных прав наднациональным органам. Например, участие России в Евразийском экономическом союзе предполагает отказ от части суверенных прав в пользу объединения. Существенное перераспределение правомочий в пользу наднациональных органов зафиксировано договорами о создании Европейского союза. Такой подход отражает общую тенденцию, поскольку без наделения собственной компетенцией наднациональные органы не смогут эффективно реализовать поставленные перед ними цели и задачи.

В рамках дискуссии о суверенных правах государства и возможности их передачи иным субъектам власти становится актуальным вопрос о критериях такой передачи. Поскольку важность проблемы весьма высока, желательно определиться с общими подходами в принятии решений, выработать целеполагающие положения, подкрепленные принципами их реализации. Необходима разработка принципов участия государств в межгосударственных объединениях.

Конституция РФ допускает участие Российской Федерации в межгосударственных объединениях как без передачи части своих полномочий, так с возможностью таковой (ст. 79). Она же закрепляет два условия такой передачи: если это а) не влечет ограничения прав и свобод человека и гражданина; б) не противоречит основам конституционного строя РФ. Существование подобных различий допускает и вариативность принципов, на которых базируется участие России в межгосударственных объединениях. Очевидно, что государства-участники в период становления нового объединения стремятся сохранить влияние национальных органов, обеспечить тем самым приоритетную защиту национальных интересов. Поэтому и принципы, на которых базируется такое интеграционное объединение, предполагают быть соответствующими.