Казанские юридические школы: эволюция образовательных и научных традиций в современной юриспруденции

При характеристике правомерного правореализующего процесса нужно учитывать присущие ему взаимосвязи внутренних и внешних побудительных сил. Внутренние побудительные силы должны стать более значимыми в реализации российского права. Но раз существует право, будут сохраняться и внешние формы государственного контроля за выполнением правовых норм. В современных условиях эти формы преобразуются, открывая больший простор для инициативы и самостоятельности участников правореализации. Такое развитие процессов реализации российского права предопределяется потребностями перехода к оптимальной экономике, гражданскому обществу, правовому государству.

В отечественной юридической литературе довольно часто пишут об исполнении правоприменительного или индивидуального правового акта, о реализации судебного решения, исполнении приговора и т.д. Представляется, что все названное охватывается понятием «реализация индивидуальных правовых актов». Из этого следует, что реализация норм права и правореализация не совпадают по объему. Правореализация включает в себя как реализацию норм права, облекаемых в соответствующие специальные юридические формы, так и реализацию индивидуальных правовых актов. Но в этом нет ничего удивительного. Так, правовую систему нельзя представить без права. Но система права и правовая система не тождественные понятия. В правовую систему кроме права входят правосознание, юридическая практика и др. Поэтому собственно право связано с нормативным правовым регулированием. Индивидуальное же правовое регулирование осуществляется индивидуальными правовыми актами. Это означает, что понятие правовое регулирование шире понятия регулирование правом.

Реализации права как целостной системе присущи разнообразные связи ее компонентов, примечательными из которых являются координация и субординация. При этом координация выражает упорядоченность компонентов системы по горизонтали (речь здесь идет о взаимодействии частей одного уровня организации). Субординация же есть вертикальная упорядоченность, выражающая подчинение и соподчинение компонентов, т.е. взаимодействие компонентов различных уровней.

Рассмотрим вначале структурные уровни правореализации. Для этого выделим следующие направления воздействия норм права на поведение людей: 1) закрепление в диспозициях правовых норм правил требуемого или дозволяемого поведения; 2) установление в нормах права мер юридического воздействия (санкций) в случае нарушения диспозиций. Правовые нормы не действуют в поведении людей автоматически непреложно. Напротив, их структура свидетельствует, что субъект права может и не совершить требуемого от него поведения. Тем самым норматив как способ детерминации поведения предполагает его альтернативность (предписано поступать так, но может произойти и другое). К социальным нормам общество прибегает всегда, когда имеет место отклонение от социальной направленности в поведении его членов, т.е. когда совершаются асоциальные поступки. Соответственно можно выделить две стороны в реализации права. Первая предстает как осуществление диспозиций правовых норм, а вторая – реализация санкций, причем ведущей является первая сторона. Нормы права воздействуют на поведение людей прежде всего своими диспозициями. Связи между этими сторонами реализации права носят субординационно- структурный характер.

Выделение реализации диспозиций и реализации санкций правовых норм позволяет представить реализацию права в вертикальном разрезе. В силу этого реализация права предстает в качестве целостного образования, сочетающего в себе связи субординации и координации.

Реализация диспозиций правовых норм и осуществление правовых санкций – противоречивые составляющие механизма реализации права. Важной формой существования этого противоречия является взаимосвязь непрерывности и прерывности процесса реализации права. Прерывность воплощается в делимости и относительно самостоятельном существовании реализации диспозиций и реализации санкций правовых норм как качественно определенных сторон механизма осуществления права. Единство же этих сторон, их взаимообусловленность выражают непрерывность реализации права, представляющей собой целостное образование.

Выделение реализации диспозиций и санкций правовых норм обусловлено противоправным поведением. Это поведение – антипод правомерного поведения, составляющего содержание реализации права. Граница между правомерным и противоправным поведением проходит там, где начинается невыполнение субъектами права своих обязанностей. Противоправное поведение сказывается на реализации права, но это отнюдь не означает, что оно может быть включено в содержание реализации права. Характерная черта совокупности правонарушений – иррегулятивность. Механизм же правореализации есть система, стремящаяся к достижению определенного результата, т.е. функциональная система. Реализация права представляет собой единство социальной предметности и правомерности в деятельности людей. При этом правомерность есть не сама деятельность в ее субстанциональном виде, а ее нормативное свойство или сторона. С помощью правомерности утверждаются четкость, устойчивость, государственная обеспеченность, определенная направленность в поведении людей. Правомерная деятельность, составляющая содержание реализации санкций правовых норм, направлена на обеспечение оптимального течения реализации диспозиций правовых норм.

Реализация права не локализуется в одной из сфер жизни общества – она проникает в экономическую, социальную, политическую, духовную сферы жизни общества. В современных условиях связи основных сфер жизни общества и реализации права предстают во всей своей сложности и многогранности. Главным же источником движения реализации права выступают противоречия экономической сферы жизни общества. Они непосредственно или опосредованно определяют характер и направление всей системы правореализующего поведения. Можно сказать, что правореализация в экономической сфере есть первичный, функциональный уровень реализации права. Так, обновление процессов реализации российского права во многом зависит от разных форм собственности, существования различных организационно-правовых форм предпринимательской деятельности, наличия сложной структуры рынка.

Уровневый подход позволяет определить место в реализации права процедурно-процессуальной юридической деятельности.

Понять эту деятельность нельзя без соотнесения ее с реализацией материального права. Реализация материально-правовых норм и реализация процедурно-процессуальных норм права представляют собой стороны реализации права, воплощающие субординационно-функциональные связи ее компонентов. Функциональная зависимость, существующая между материально-правовыми и процедурно-процессуальными нормами права, означает производность процедурно-процессуальной правореализующей деятельности от деятельности, составляющей содержание реализации материально-правовых норм. Потребность в реализации норм материального права обусловливает процедурно-процессуальную правореализующую деятельность. Важнейшей чертой реализации современного российского права является его демократизация. А этого не достичь без совершенствования процессуальных гарантий реализации прав и свобод, законных интересов личности. Юридическая процессуальная форма рассчитана на воплощение в жизнь подлинно демократических принципов государственного управления обществом. Она предстает в качестве конструктивного фактора предупреждения и разрешения противоречий между интересами управляющих и управляемых.

Подводя итог анализа основных характеристик реализации права, подчеркнем необходимость системного осмысления реализации права. Именно системный подход позволяет увязывать фрагментарные, но порой весьма глубокие, знания об отдельных чертах реализации права. Системный подход дает возможность уловить новые грани правореализации, образующиеся в процессе социального развития, связывает правореализационную, правотворческую, правоинтерпретационную юридическую практику.

§ 4. Об экзистенции теоретической юридической науки

Поставив неимоверной сложности проблему, сразу приходится оговариваться. Наука включает в себя разные компоненты и каждый из них имеет свою зкзистенцию. В первую очередь говорят о предмете науки и, разумеется, те общественные отношения, которые являются предметом юридической науки не просто существуют, но и «живут» своей полнокровной жизнью, которая не просто влияет, но существенным образом опосредует и ход исследований и их результат. Предмет напрямую или косвенно и опосредовано, но обязательно формирует методологию исследования. Она, в свою очередь, не только перенимает экзистенциальные свойства предмета, но, в силу относительной самостоятельности, проявляет свои закономерности жизни (проявления, формирования, использования). И, наконец, наука предполагает исследователя, часто коллективного, что предполагает изучение его экзистенции, несомненно, в качестве субъективного фактора, а возможно и не только, влияющей на ход и результаты исследования.

И какого бы аспекта ни касаться, того, другого и третьего, их экзистенцию немыслимо представить вне пространства и времени[248 - Очень хотелось бы в этой связи системно и исторически посмотреть на науку на юридическом факультете Казанского Императорского и Ленинского университета. Она имеет свою историю и, благодаря И.А. Емельяновой, А.Т. Бажанову, Д.И. Фельдману и др. некоторые страницы дооктябрьской жизни и жизни в послеоктябрьские годы приоткрыты. Изданы книги по портретам отдельных ученых. Однако есть неиспользованные эпистемологические возможности и есть вовсе не открытые страницы. Интересно было бы осмыслить личности, обстоятельства появления и жизни в Казани А.М. Васильева, В.М. Горшенева, О.Ф. Иваненко, З.Д. Ивановой. Это мы о теоретиках, а ведь из Москвы приехали в свое время и другие ученые.]. А без того нельзя заглянуть и в будущее. В этой связи мы обратили внимание на доклад профессора Христофа Бруммельмайера и доклады двух его коллег по теме «Rechtswissenschft 2033», которые в 2000 г. обрисовали юридическую науку 2033 г., в том числе через анализ того, как она развивалась в Гумбольдском университете с 1810 г.[249 - http://www.humboldt-forum-recht.de/english/3-2001/beitrag.html#bottom] Интересен один из выводов: университет будет не нужен – это будет музей.

Название параграфа требует дополнительных пояснений. В современной философии категорией «экзистенциализм» обозначают человеческое существование в его глубинной онтологической специфичности, противопоставляя способ человеческого бытия бытию вещи, бытию других живых существ. Однако этимология понятия «экзистенция» (существование, лат. exsistentia, от глагола ex-sisto, ex-sistere ? выступать, выходить, обнаруживать себя, существовать, возникать, показываться, становиться, делаться ? философская категория, используемая для обозначения конкретного бытия[250 - http://dic.academic.ru/dic.nsf/history_of_philosophy/627/%D0%AD%D0%9A%D0% 97%D0%98%D0%A1%D0%A2%D0%95%D0%9D%D0%A6%D0%98%D0%AF]) позволяет, на наш взгляд, более широкое его использование. С осознанием некоторой условности, своего рода образности, содержание явления экзистенции можно перенести на науку, на современную юридическую науку. Это дает возможность увидеть, например, как «обнаруживает себя» юриспруденция, в каких формах и в каком качестве является она нам, как она возникла, как формировалась, какие вызовы или даже угрозы на себе испытывала и как «делается» она, отвечая на соответствующие вызовы. Разумеется, всего этого не охватить в рамках одного параграфа. Поэтому в порядке постановки вопроса остановимся на некоторых аспектах бытия теоретической науки. Но предварительно придется постулировать принципиальное несогласие с Юлиусом Кирхманом, написавшим в свое время работу «Uber die Wertlosigkeit der Jurisprudenz als Wissenschaft». Речь фактически шла о бесполезности такой науки, которая не выходила за пределы юриспруденции понятий. Для нас же только та теория может именоваться наукой, которая охватывает все наличное бытие: материальные факты, институты, нормы, мысли, идеи, ценности и проч.

Чтобы проникнуть в экзистенцию отечественной юридической науки, следует посмотреть на нее со стороны и изнутри. Каждая наука время от времени пытается осмыслить себя, вызнать свою родословную, осветить свой путь, определить свои перспективы[251 - Не вдаваясь в анализ всех признаков и состава науки, представляется возможным исходить из того, что это концептуализированная совокупность верифицируемых знаний о том, что есть и что может быть в мире идей и мире вещей в пространственно-временном и субъектном измерении. Это особого рода деятельность и ее результат в неразрывной связи.]. Юридическая наука не может быть исключением. Она, выражаясь доктринальным языком, призывается к пониманию своей онтологии и выработке собственной гносеологии. Как теоретикам, нам импонирует постановка вопроса о саморефлексии теории государства и права[252 - См.: Веденеев Ю.А. К вопросу о теории теории государства и права. Материалы IV Международной конференции «Кутафинские чтения»: Сб. тезисов. М., 2012. С. 53?54.], но эта наука именуется «общей теорией» и, следовательно, она может взять на себя миссию глобальной рефлексии, рефлексии юридической науки в целом. Это тем более будет оправдано, что предмет теории государства и права и язык ее – суть предмет и язык всей юриспруденции[253 - Ср.: Проблемы общей теории права и государства: Учебник для юрид. вузов под общ. ред. В.С. Нерсесянца. М., 1999. С. 2.], всего того, что составляет Jus в совокупности метатеории и реальной практики[254 - См.: Лазарев В.В., Липень С.В., Саидов А.Х. Проблемы общей теории Jus: Учебник для магистрантов юрид. вузов. М.: Норма, 2012. С. 10. С точки зрения авторов, в центре юриспруденции именно Jus со своими закономерностями развития (лат. juris prudentia ? «правоведение», от лат. jus, род. п. juris ? «право» и лат. prudentia ? «предвидение», «знание»), образующими комплексную науку, изучающую сущностные свойства государства и права, всю совокупность правовых знаний и практическую деятельность юристов, систему их подготовки (http://ru.wikipedia.org/wiki/%DE%F0%E8%F1%EF% F0%F3%E4%E5%ED%F6%E8%FF).]. Юридическая наука «вполне может воспринять науковедческие подходы для более системного и глубокого анализа своего развития и функционирования»[255 - Липень С.В. Развитие теории государства и права в свете представлений науковедения и философии науки о динамике научного знания // Наука теории и истории государства и права в поисках новых методологических решений. СПб., 2012. С. 53.].

Среди множества объективных и субъективных факторов, характеризующих науку и ее развитие, всякий раз обнаруживаются определяющие, главные на том или ином пространственно-временном отрезке. Марксистская наука не преминет сделать акцент на экономических потребностях и классовой борьбе; науки идеалистического толка будут апеллировать к разуму или уходу от него, к нравам или упадку нравов, к непостижимой экзистенции человека. Представляется целесообразным рассматривать все многообразие внутренних и внешних факторов, обусловливающих развитие науки и позволяющих характеризовать ее метафизику, через понятие «вызовы».

Вызовы implicite заключают в себе требовательное начало. На вызов надо отвечать. Вызовы предполагают незамедлительную рефлексию, определение тактики и стратегии поведения. В науке они требуют адекватных идей, новых подходов, новых доктрин. При этом мы бы не сводили современные вызовы к вызовам современности. Некоторые вызовы стары как мир[256 - В качестве примера такого общего вызова со стороны общества или части его является отвержение права, что обусловливает актуальность давнего ответа на него, сформулированного и обоснованного Р. Иерингом: «Борьба за право». Российский правовой нигилизм, пик которого пришелся на наше время, также имеет свою историю (см. подробно: Матузов Н.И. Актуальные проблемы теории права; Он же. Правовой нигилизм и правовой идеализм как две стороны одной «медали» // Правоведение. 1994. № 2).]. На некоторые из них человечество веками ищет ответы и, увы, не находит до сих пор.

Все вызовы, имеющие отношение к юридической науке, можно разделять на природные и социальные. Те и другие подлежат дальнейшей классификации, необходимой, в частности, для определения ответов на них и для реализации прогностической функции науки. Важно отметить, что все вызовы юридической науке предопределены загрязнением природной среды в прямом смысле этого слова и «загрязнением» социальной среды ? в переносном. Причем процессы «загрязнения» переплетаются и часто взаимно обусловливают друг друга.

Если отвлечься от теологической рефлексии, вряд ли можно оспорить объективность природных онтологий. В той же степени объективны и социальные процессы, если они с необходимостью предопределяются природными. Однако роль социальных факторов, даже роль отдельной личности, столь существенны и столь субъективны, что юридической науке приходится изыскивать средства, во-первых, для поощрения деятельности социума в соответствии с природной закономерностью и, во-вторых, для предотвращения и пресечения его деятельности вопреки природе. В свете нашего экзистенциального подхода следует подчеркнуть, что классическая юридическая наука вырабатывала соответствующие максимы в том числе в качестве средства реагирования на природу человека. Кто человек по природе своей – вопрос сложный и ответы на него в истории давались разные. Между тем природа человека остается наисущественным современным вызовом, перед которым наука до сих пор стоит в растерянности.

Итак, общая картина состояния науки видится следующим образом. Первое: перечень, описание и характеристика вызовов во всей их связи и взаимообусловленности. Второе: указание и характеристика ответов на них, констатация фактов и объяснение отсутствия ответов на определенные вызовы. Третье: существующие и возможные прогнозы системного обозрения вызовов и ответов на них.

Марксистская наука в полном соответствии с постулатами диалектического материализма концентрировала внимание на существовании классов, классовой борьбы, классовых антагонизмов. Отсюда проистекали главные вызовы юридической науке и правовому регулированию. Сегодня не замечают (стараются не замечать) не только антагонизмов, но и самих классов. Нет, об олигархах знают и о рабочих с крестьянами иногда вспоминают, но избегают анализа их места и роли в общественном производстве, скрывают их долю в потреблении общественного продукта, а в средний класс зачисляют тех, кто живет «средне»[257 - При этом нельзя не видеть, что в постиндустриальном обществе марксистские характеристики классов устаревают, что антагонизмы, как и многое другое, перемещаются в сферу обслуживания и потребления, что само производство становится привлекательным в силу его творчества и отсутствия обременительного физического напряжения.]. В лучшем случае сегодня готовы признать некий «общественный дискомфорт», выводящий людей на «болотные» площади. И наука может принять это понятие дискомфорта, если связывать его напряжение с формами социальных противоречий: различие, противоположность, антагонизм, если не будет ограничиваться собственно классовыми противоречиями и расширит их до признания личностных и межличностных, партийных и межпартийных, государственных и межгосударственных, национальных, расовых, культурологических и т.д.

Дискомфорт предполагает то, что ставится во главу угла экзистенции человека: тревогу, боязнь, страх (экзистенциалисты разделяют понятия страха и боязни. Боязнь всегда предполагает у них наличие какой-либо определенной угрозы). И мы можем принять емкое понятие «дискомфорт» для теоретического обозначения единого следствия любого из многообразных социальных вызовов, как соединение физического и психического, прескриптивного и дескриптивного. При всей диатропичности проявлений дискомфорта, при всей неисчерпаемости их разнообразия необходимо рассмотрение уровней дискомфорта, его разновидностей, причин появления и самое главное нахождения равновестных ответов на дискомфорт. Нуждается в критическом переосмыслении российская ментальность, согласно которой всякий дискомфорт должна устранять власть (царь, КПСС, президент) и непременно изданием законов. Разумеется, власть для того и власть, чтобы реагировать, предупреждать стрессовый дискомфорт и организовывать цивилизованное преодоление конфликтных ситуаций. Но люди сами проживают свою жизнь и свои «дары свободы» они способны направить на относительно комфортное исполнение своей земной миссии. К сожалению, идеалы часто сокрушаются противостоянием власти и граждан, когда дискомфорт проистекает от поведения властей или когда масса людей зомбирована экстремистскими идеями.

Все вызовы юридической науке следует поделить на внутренние и внешние. Последние – это вызовы самой жизни, самой природной и социальной среды. Они во многом предопределяют (обусловливают) познавательные (исследовательские) задачи. Вместе с тем исследовательские задачи и цели диктуются не только внешними, но и собственно внутренними относительно самостоятельными потребностями, обусловленными механизмами развития науки. Приведенное деление вполне коррелируется с традиционными заключениями об источниках развития науки. С одной стороны, представления, согласно которым все знания выводятся из опыта, а с другой ? заключение о том, что эмпирический материал только инспирирует рефлексию и понимание соответствующих процессов, что и питает науку. Идеи существуют изначально. Средневековый «реализм» развивал учение, согласно которому подлинной реальностью обладают только общие понятия, универсалии, а не единичные предметы, существующие в эмпирическом мире. Универсалии существуют до вещей, представляя собой мысли, идеи в божественном разуме, и только благодаря этому разум в состоянии познавать сущность вещей. Только разум способен постигать общее. Противоположное направление носило название «номинализма», отрицающее онтологическое значение общих понятий и утверждающее, что они существуют не в действительности, а только в мышлении. По утверждению номиналистов, общие понятия ? это только имена, они не обладают никаким самостоятельным существованием вне и помимо единичных вещей и образуются нашим умом путем абстрагирования признаков, общих для целого ряда эмпирических вещей и явлений. Поэтому универсалии существуют не до, а после вещей.

В конечном счете, как известно, многие тысячи лет борются между собой материализм и идеализм, не всегда замечая неисчислимое множество материальных и идеальных факторов, обусловливающих движение вообще и развитие науки в частности. Можно спорить о первенстве экономических и политических вызовов, предопределивших появление государства и права, а затем, соответственно, и правовой науки. Истина интегративна: и те и другие во взаимосвязи между собой и множеством иных факторов. Как не приветствовать, например, в этой связи антропологические подходы, в центре которых оказывается человек и человечество. Однако вряд ли кто будет серьезно спорить, если мы назовем в числе главных факторов, обусловивших буржуазные революции на Западе или революции 1917 г. в России, а вместе с тем и взрывное развитие политико-правовых исследований, именно состояние экономики и политические интересы. По большому счету мало что изменилось и сегодня. Экономика стала глобальной, политические интересы приобрели глобальный окрас и столь же существенно определяют характер вызовов правовым системам и юридической науке. События на Украине только подтверждают эти выводы.

Применительно к современной России первым из всех вызовов юридической науке отваживаемся назвать вызов (вызовы) со стороны политической системы, государственного строя, изменившего свой облик после августовских событий 1991 г. Впрочем, формировался этот вызов уже с началом перестройки, и наука, как представляется, была застигнута врасплох (экзистенциалистский термин), оказалась бессильной в решении сложнейших правовых вопросов.

Ответ на вызов последовал в 1993 г. принятием Конституции. Был ли это ответ со стороны юристов? И да, и нет. Конституция в итоге рождалась не в университетах, а в ходе расстрела российского парламента. И тогда же формировалась и конституционная юстиция как противовес произволу власти. Сегодня выясняется, что многое совершалось без научной проработки, но это естественное состояние противоборства права и политики, юристов и политиков. Важно подчеркнуть, что наука не оставалась в стороне от политических процессов, стараясь облечь их в правовые формы. Как бы ни хотелось кому-то, юридическая наука не может освободиться (очиститься) от политики. Закон принимается всегда в противостоянии политических сил, закон всегда есть разной степени политика. Следование закону суть реализация политической линии. В случаях, когда закон устаревает, когда он пробелен, когда нуждается в конкретизации и т.д., правоприменитель по необходимости должен принять определенную политическую позицию. Либералы напрасно упрекают здесь суды, напрасно ставят в вину Конституционному Суду РФ (часто его Председателю) наполнение политическим содержанием своих решений. Суды не могут быть независимыми от закона и, следовательно, они не могут быть независимыми от политики в применении закона. А науке такого рода упрек будет уместен. К сожалению, в 90-е гг. прошлого века юридическая наука показала себя столь политизированной, так сильно зависимой от политической публицистики, что стала утрачивать качества науки.

Вторым вызовом российской юридической науке следует назвать изменения в экономических отношениях. Смена форм собственности, изменение характера труда, все процессы постиндустриального общества (пусть и не развитые во всей полноте) требуют ответа, реакции ученого сообщества. К сожалению, опять первыми реагируют политики и законодатели, а российская наука часто игнорируется. Иностранные специалисты (экономисты и юристы) участвовали, но как мы можем сегодня убеждаться, они имели свои интересы. Ответом на вызовы в названной сфере явились новые кодексы. Хорошие кодексы. Однако и ГК, и Кодекс о труде обнаружили свои недостатки, требуют своих поправок. И вновь обнажается проблема игнорирования позиций ведущих российских юристов. Минэкономразвития старается главенствовать в поправках к ГК.

Итак, экзистенцию (состояние) юридической науки следует оценивать в свете того, в какой степени и насколько адекватно (и критически) отражает она состояние экономики и политики. В условиях мирового экономического кризиса на Западе вдруг вспомнили о работах К. Маркса. Россию же с начала 90-х гг. прошлого столетия охватила эпидемия своего рода идиосинкразии к трудам классиков марксизма, к ленинским работам в особенности. Распад СССР и сокрушение роли КПСС способствовали такого рода диссеминации. Уже одно упоминание имени, ссылка на Ленина влекли отвержение цитируемого положения. Никто не пытался осмыслить его по существу, расценить в контексте событий того времени. Кстати, иногда это были и вовсе не ленинские, а, например, аристотелевские положения. Срабатывала реакция на символ. Точно так же идиосинкразически реагировали (хотя и по-разному в разное время) на имена Троцкого, Бухарина, Сталина. «Роман Пастернака не читал, но …». В политике, в публицистике это уместно, но наука в подобных случаях уподобляется известной унтер-офицерской вдове. Яркий пример с оценкой трудов Г. Кельзена. Им была написана небольшая работа по критике коммунистической теории права, и уже одно это обстоятельство обусловливало болезненную реакцию на его имя в советское время, несмотря на то, что России всегда были близки позиции нормативистской теории права. Трудов Кельзена не издавали, их мало кто знал, но считалось уместным «лягнуть» его при случае. Сегодня, наконец, преобладает объективный анализ его творческого наследия.

Мы бы погрешили против истины, связав отмеченную идиосинкразию исключительно с внутрироссийскими явлениями. В 60?70-е гг. прошлого столетия в Западной Европе была объявлена война всем идеологиям. Культурная индустрия начала «доказывать», что «любая попытка глобального объяснения мира, любая цельная концепция реальной действительности сама по себе ошибочна и вообще невозможна, поскольку реальная действительность с ее противоречиями и поворотами совершенно непостижима и непредсказуема»[258 - Рава Энцо. Духовный ширпотреб // Литературная газета. 1979. 26 сент.]. Отсюда, как показывал итальянский писатель Энцо Рава, в повседневную жизнь внедрялся антиинтеллектуализм, наука и разум «ставились к стенке», внедрялось «мировоззрение паранормального», а на этой основе пропагандировалась концепция потребительства, раскованность и непринужденность в общении, отмена семьи, государства, узаконение нетрадиционных отношений и т.д., и т.п. Банальные мотивы в низах вели к метафизическому восприятию мира и постклассическому теоретизированию в верхах. Не без оснований замечено: «Новая юридическая картина мира эпохи постмодерна своей апологией размытого, сегментарного, плюралистического правопорядка, по существу, легитимирует отказ от универсального и общего права в пользу ситуативного и партикулярного, а в конечном счете ? юридической войны всех против всех. Постклассическая юриспруденция – это юриспруденция возвращения в доправовое социальное состояние, существующее за рамками нормативных принципов формального равенства и эквивалентности. Право социальных отношений вытесняется правом социальных трансакций, юридическое содержание которых непрерывно переопределяется в зависимости от их месторасположения в обезличенной и анонимной сетевой структуре общения»[259 - Веденеев Ю.А. Юридическая картина мира: между должным и сущим // Lex Russica. 2014. № 6. С. 648.].

Ничто не ново под луной, и как не вспомнить Чаадаева, печалившегося по поводу того, что мы своего в историю не привносим. В лихие 90-е гг. в России культивировались те же сорняки, укоренявшиеся на убогой российской почве. Напрасно академик В.Н. Кудрявцев восставал против отказа от идеологии вообще, полагая все более настоятельными общественные потребности в компетентном объяснении нашей действительности, объективной оценке происходящих событий, прогнозировании ближайшего и более отдаленного будущего, полагая необходимым сохранение и развитие нравственного потенциала общества, его духовной культуры. Академик видел острую нужду в разработке проблем общественной науки[260 - См.: Кудрявцев В. Нужна ли нам идеология? // Правда. 1990. 26 окт.]. Но мы помним колхозные поля того и последующего времени. Не вспаханные, не засеянные, не удобренные. Теперь мы знаем, что на них произросло.

Для кого-то ссылка на советского академика может показаться неубедительной. Сошлемся на современного борца с нападками на науку в Америке. Шон Лоуренс Отто также отмечает, что в 1960?1970-х гг. гуманитарии перешли на позиции постмодернизма, согласно которому «наука – это всего лишь один из многих способов познания мира; она не более важна, чем, скажем, верования аборигенов, индейцев или убеждения женщин»[261 - Отто Шон Лоуренс. Наука и общество // В мире науки. 2013. № 2. С. 89.]. Автор показывает, как такое релятивистское мировоззрение подрывает демократию, ведет отнюдь не к толерантности, а к авторитаризму. Автор полагает, что власти не имеют привилегии на обладание истиной, что отрицательное отношение правящих лиц к науке угрожает благосостоянию всей нации.

Взаимоотношения политики, экономики, идеологии и науки протекают в социокультурном контексте. Культурный уровень, который «никакому закону не подчинишь», определяет отношения людей в любой сфере. Он, в свою очередь, подвергается воздействию со стороны означенных «сестер», но способен проявлять здесь завидную устойчивость. Сменяющие одна другую моды на разные культурные и псевдокультурные ценности все-таки преходящи. Поэтому юридическая наука должна, во-первых, откликаться на вызовы общей и правовой культуры, во-вторых, поддерживать устоявшиеся культурные традиции, удовлетворяющие интересам народа, и, в-третьих, сопровождать рекомендациями действия власти, которая в рамках закона решительно препятствует явлениям коррозии легитимных культурных ценностей. Отечественная наука в последние полвека уделяла пристальное внимание правовой и антиправовой культуре, но явно недостаточно ? влиянию права на позитивное развитие общей культуры в разных ее проявлениях.

Наиболее принципиальные и чувствительные вызовы правовой науке посылает юридическая практика. Их взаимоотношение заслуживает особого разговора. В свое время Эрлих не без оснований связывал возникновение правоведения исключительно с потребностями практики и основное содержание правоведения обозначал как практическое руководство для юристов-практиков, а собственно научные цели (науку в собственном смысле) связывал с возникновением потом государственного права и общего учения о государстве[262 - См.: Эрлих О. Основоположение социологии права / Пер. с нем. М.В. Антонова; под ред. В.Г. Графского, Ю.И. Гревцова. СПб., 2011. С. 67?68. Эрлих фактически не считал научными труды, которые ограничивались законоведением. В 1903 г. он сделал доклад «Свободное правонахождение и свободная правовая наука», название которого говорит само за себя: поиск права ведется за пределами закона, ученый не может быть связан волей законодателя.]. Этот общий вывод нуждается в определенных коррективах в связи с тем, что в лоне науки частного права (в основном в гражданском праве) а затем и науках публичного права (в частности, в полицеистике) рождались общенаучные категории, развиваемые впоследствии теорией государства и права. Подтверждением данных выводов может служить развитие дореволюционной российской юридической науки, которая кстати сделала большой шаг вперед в сторону собственно научной теории, если учесть появление трудов Л. Петражицкого и его последователей.

Сегодня в России отдельные представители отраслевых наук не видят ценности теории государства и права. Полагаем, что это их беда. Однако и вина науки теории. Будучи скомпрометированной догматическим налетом в советское время, утратив марксистские «скрепы», не сразу адаптировавшаяся к реалиям постперестроечного общества, современная теория права и государства не дает исчерпывающих адекватных ответов на их вызовы. В том числе на те, что транслируются отраслевыми юридическими науками. Для науки важно более полно охватить основные элементы практики, правильнее отразить диалектику перехода прошлой деятельности в настоящую и предстоящую юридическую деятельность, понять значение разных элементов в механизме правового регулирования и правовой системе общества. Деятельностный подход позволяет увидеть индивида и социально-психологическую сторону его поведения, а результат деятельности многих индивидов предстает как коллективный опыт, обеспечивающий накопление, систематизацию, хранение и передачу информации и практических навыков, умений. Без такого опыта невозможны ни правотворческая, ни правореализующая деятельность. Здесь же учитывается субъектный состав практики, а по субъектам юридическая практика разграничивается, как правило, на законодательную, судебную, следственную, нотариальную и т.д. Традиционно юридическая наука рассматривала юридическую практику в аспекте изучения отклоняющегося поведения, борьбы с правонарушениями. И хотя время от времени внимание ученых привлекает правомерное поведение[263 - См., например: Сорокин П. Преступление и кара, подвиг и награда. СПб., 1999; Лазарев В.В. Правомерное поведение как объект юридического исследования // Советское государство и право. 1976. № 10; Он же. Выявление закономерностей правомерного поведения // Советское государство и право. 1983. № 11; Оксамытный В.В. Правомерное поведение личности. Киев, 1985.], многие аспекты его остаются вне поля зрения, особенно в отраслевых науках. А перспективы здесь открываются огромные для трудового права, для предпринимательского и даже для уголовного[264 - См., например: Тарханов И.А. Поощрение позитивного поведения в уголовном праве. Казань: Изд-во КГУ, 2001.].

До настоящего времени, как представляется, недостаточно исследуется поведение должностных лиц государства, как правомерное, так и неправомерное. О мотивах и составе преступлений написаны основательные книги. О мотивах и составе отклоняющегося поведения должностных лиц неизвестно ни одной.

Наконец, в особую группу внешних вызовов следует выделить вызовы юридической науке, идущие от других наук. Имеются в виду не только философия или иные социальные науки, но также и естественные науки. Юридическая наука до сих пор не откликнулась по-настоящему на достижения медицины (пересадка органов, клонирование), биологии и химии, кибернетики, на компьютеризацию. В данном случае мы имеем в виду отклик на ту социальную информацию, которую доставляют разные науки, имея предметом изучения не государство и право, а иные явления жизни человека и общества. Но в качестве вызовов со стороны неюридических наук следует расценивать и те новые исследовательские механизмы, ту методологию, которую они предлагают[265 - Научная новизна, пишет И.Л. Честнов, «предполагает выход за рамки существующего знания, как правило, в междисциплинарную область. Она-то, как раз, и лежит за пределами юридической науки в философии, социологии, культурологи, лингвистики, семиотики и т.п.» (Честнов И.Л. Постклассическая теория права. СПб.: Издат. Дом «Алеф-Пресс», 2012. С. 112).]. В частности, при всем релятивизме постмодернистских философских теорий, при всей ограниченности постклассических эпистемологических подходов (в особенности, когда они порывают с аподиктичными суждениями классики[266 - С некоторых пор возродился интерес к презумпциям и фикциям в праве. Но если быть более точным, следует признать, что они прежде всего категории юридической науки. Более того, из них она чаще всего и состоит. Много ли найдется в нашей науке аподиктичных положений? Много ли мы можем привести хотя бы в качестве примера, аксиом? А между тем может ли существовать наука без аксиоматических идей? Нет аксиом – нет и открытий в науке.]), при всей их эпатажности и уводящей в заоблачность реификацией ? они могут быть востребованы не только общей теорией права, но даже отраслевыми науками, если последние не замыкаются в заземленной логистике. Происходит диссеминация (от лат. disseminatio ? сеяние, распространение) эпистемологического опыта.

Вызовы внешнего порядка существенным образом сказываются на вызовах, диктуемых потребностями саморазвития науки, потребностями формирования научных коллективов. Российская юридическая наука рождалась в российских университетах, в которых первое время преподавали немецкие профессора и потом еще долгое время пропагандировались исследования преимущественно немецких ученых. Только в начале ХХ века появились труды отечественных исследователей, претендующие на оригинальность.

В настоящее время оригинальными работами в области теории права являются те, в которых проводятся своего рода реконструкции взглядов плеяды российских профессоров (и теоретиков, и отраслевиков) конца ХIХ и первой четверти ХХ века. Через призму философии и теории права выявляется юридический концепт современных реалий, постигается реальность права и правовая реальность, в которую юридическая наука входит в качестве самостоятельной онтологии права[267 - См.: Гаджиев Г.А. Онтология права: критическое исследование юридического концепта действительности. М.: Норма: Инфра-М, 2013. С. 12. Автор обращает внимание на «пространство виртуальной реальности», со стороны которого «праву брошен вызов, пожалуй, самый серьезный за всю его историю» (С. 14). Но это вызов прежде всего юридической науке, вызов, требующий глубокого специального анализа в контексте глобализма, с учетом того негатива (см.: Стиглиц Джозеф Юджин. Глобализация: тревожные тенденции. М.: Мысль, 2003. С. 13, 23, 27, 39, 41 и др.), который имеет место быть благодаря лицемерию игроков на мировой сцене.]. В качестве таковой юридическая наука характеризуется собственными (внутренними) вызовами, обусловленными ценностями, принципами, нормами, институтами права и государства, конструктами их рефлексии, логическими конструктами, формулами генетических и семиотических средств управления. В коллайдере юридической науки производится масса идей, взаимные трения и столкновения которых порождают «кварки» отдельных независимых суждений и совокупности, образующие концепции, школы, направления правовой мысли.

Надо писать книги, чтобы вновь и вновь отразить реакцию соответствующих элементов правовой системы на те или другие вызовы. Можно только сказать в заключение, что в состав «ядра», подвергаемого «бомбардировке», входят: понятие права и понятие государства; понятие нормы права и понятие источника права; система права и система законодательства; механизм, форма и функции государства.

Успех «бомбардировок» и новизна продукта во многом обусловливаются применяемой методологией, что наглядно подтверждается, в частности, коммуникативным и интегративным подходом к праву, которые, в свою очередь, сами не чужды интеграции в понимании онтологии права[268 - Нами в свое время было предложено интегративное определение права, которое затем входило во все издания учебника «Общая теория права и государства» (см.: Лазарев В.В. Теория государства и права. (Актуальные проблемы.) М., 1992. С. 123). Сегодня его можно уточнить, принимая коммуникативный аспект.]. Методология юридической науки заслуживает большего места, нежели то, что отведено ей сегодня в предмете общей теории государства и права и предмете отраслевых юридических теорий.

§ 5. Методология уровневого подхода в трудах ученых Казанской юридической школы

О кризисе фундаментальной науки на рубеже тысячелетий[269 - См., например: Фундаментальные проблемы естествознания и техники // Труды Конгресса ? 2004. Ч. I. СПб.: Изд. РАЕН и Международного клуба ученых, 2004. С. 93–105; Гурьянов В.Н. Системная природа социального бытия // Вестник Нижегородского ун-та им. Н.И. Лобачевского. Серия «Социальные науки». 2007. № 2 (7). С. 130–136.] дискуссии ведутся давно, и не безрезультатно. Значительное количество публикаций, появившихся за последнее десятилетие, в рамках обсуждения указанной проблемы связано с обоснованием необходимости пересмотра методологического арсенала социально-гуманитарных наук и, соответственно, возможности использования уровневого подхода (как самостоятельного или в контексте системного подхода, или как части междисциплинарного подхода) при изучении правовых явлений и процессов[270 - См., например: Бондаренко О.Я. Уровневая физика. Что это? Серия «Уровневый подход в естественных дисциплинах»: Сб. статей. Бишкек: Салам, 2005.].

Несмотря на существующие различия в понимании исследователями содержания, системы способов, приемов, потенциала уровневого и системного подходов, в юридической науке достаточно давно и плодотворно используются оба указанных подхода. О перспективах применения системного подхода еще в 70-е гг. XX века неоднократно писали теоретики права С.С. Алексеев, Д.А. Керимов, Л.С. Явич, С.В. Поленина и др.[271 - См.: Алексеев С.С. Структура советского права. М., 1975. С. 7; Керимов Д.А. Философские проблемы права. М., 1972. С. 288; Явич Л.С. Общая теория права. Изд-во Ленинградского ун-та, 1976. С. 131; Поленина С.В. Теоретические проблемы системы советского законодательства. М., 1979. С. 22–35.] В теории государства и права уровневый подход применяется в исследовании различных государственно-правовых явлений и процессов: методологии научного познания[272 - См.: Васильев А.М. Правовые категории: Методологические аспекты разработки системы категорий теории права. М.: Юрид. лит., 1976. С. 143–144; Керимов Д.А. Методология права (предмет, функции, проблемы философии права). 2-е изд. М.: Аванта+, 2001; Он же. Фундаментальные проблемы методологии правоведения // Политические науки и политическая практика. М., 1984. С. 8; Алексеев С.С. Общая теория права. М., 1981. Т. 1. С. 23–25; Блауберг И.В., Юдин Э.Г. Становление и сущность системного подхода. М., 1973. С. 68–72.]; механизма правового регулирования[273 - См.: Алексеев С.С. Общая теория права. Т. 1. М., 1981.; Фаткуллин Ф.Н., Фаткуллин Ф.Ф. Проблемы теории государства и права: Учеб. пособие. Казань: КЮИ МВД России, 2003. С. 91–96.]; правореализации[274 - См.: Решетов Ю.С. Механизм правореализации в условиях развитого социализма. Казань, 1980; Фаткуллин Ф.Н. Проблемы теории государства и права. Казань: Изд-во Казанского гос. ун-та, 1987; Теория государства и права / Под ред. Н.И. Матузова и А.В. Малько. М., 1999. С. 11–12; Теория юридического процесса / Под ред. В.М. Горшенева. Харьков, 1985. С. 61–65.]; правового сознания[275 - См.: Ильин И.А. О сущности правосознания. М., 1993; Гранат Н.Л. Правовое сознание и правовое воспитание // Общая теория государства и права. Академический курс в 2-х т. Т. 2. Теория права / Под ред. проф. М.Н. Марченко. М.: Изд-во «Зерцало», 1998. С. 378–383.], системы права[276 - См.: Сенякин И.Н., Левченко В.М. Система права // Общая теория государства и права. Академический курс в 2-х т. Т. 2. Теория права / Под ред. проф. М.Н. Марченко. М.: Изд-во «Зерцало», 1998. С. 239–247.]; функций права[277 - См., например: Реутов В.П. Функциональная природа системы права. Пермь: Изд-во Пермского гос. ун-та, 2002.] и др. В ряде работ Д.И. Фельдмана, Г.И. Курдюкова, В.Н. Лихачева показаны возможности системного исследования при анализе важнейших теоретических и ряда практических аспектов науки международного права[278 - См.: Баскин Ю.Я., Фельдман Д.И. Международное право: проблемы методологии. Очерки методов исследования. М., 1971. С. 62–76; Лукашук И.И. Международно-правовое регулирование международных отношений. М., 1975. С. 107–139; Фельдман Д.И. О системе международного права // Советский ежегодник международного права. 1977. М., 1979. С. 101–104; Фельдман Д.И., Курдюков Г.И., Лихачев В.Н. О системном подходе в науке международного права // Правоведение. 1980. № 6. С. 40–47, и др.].

Как отмечают приверженцы системного подхода, его применение в социальном познании означает исследование закономерностей развития общества как целостного организма, как системы,[279 - См.: Кузьмин В.П. Системные основания и структуры в методологии К. Маркса // Системные исследования. М., 1978. С. 27; Он же. Место системного подхода в современном научном познании и марксистской методологии // Вопросы философии. 1980. № 2. С. 51.] а сам подход рассматривают, во-первых, как общенаучную, междисциплинарную методологическую концепцию, не выходящую за рамки специализированного знания, и, во-вторых, как философскую методологию, часть марксистской диалектики. Применение системного подхода, с одной стороны, плодотворно для конкретных научных дисциплин, а с другой – происходит обогащение самого метода «обобщенными понятиями частных наук»[280 - Садовский В.М. Принцип системности, системный подход и общая теория систем // Системные исследования. Ежегодник. М.: Наука, 1978. С. 14; Урсул А.Д. Общенаучный статус и функции системного подхода. М., 1977. С. 46.].

Ученые казанской школы международного права акцентируют на применении системного подхода при характеристике предмета и метода правового регулирования, а также основных принципов международного права.

«Для принципов международного права характерно наличие полисвязей, т.е. множественности связей между принципами, между ними и системой принципов, между ней и другими подсистемами международного права в целом, а также связей системы принципов и отдельных принципов с международными отношениями. Все типы связей условно подразделяются на внутрисистемные и внешние, т.е. выражающие динамику отношений (принципов и системы) в системных границах и за ее пределами. Можно выделить такие типы связей, как взаимодействие, генетические связи, структурные, функционирования, управления и др. Анализ системно-структурных связей позволяет прийти к следующим выводам: 1) Многообразие связей и зависимостей раскрывает содержание системного характера принципов международного права. 2) Можно говорить о наличии объективной зависимости между принципами в ходе правового регулирования. Чем выше уровень и глубина такой зависимости, тем интенсивнее степень воздействия системы на международные отношения. 3) Характер, количество и качество связей между принципами позволяют раскрыть правовые потенции отдельного принципа, выявить эффективность его функционирования»[281 - Фельдман Д.И., Курдюков Г.И., Лихачев В.Н. О системном подходе в науке международного права // Правоведение. 1980. № 6. С. 40–47.].

При исследовании правовой деятельности в контексте структурно-системных представлений профессор Р.В. Шагиева также использует системный подход[282 - См. подробнее: Шагиева Р.В. Концепция правовой деятельности в современном обществе. Казань: Изд-во Казанского ун-та, 2005. С. 107–162.].

Следует отметить, что категориально-понятийный аппарат как системного, так и уровневого подходов включает такие термины, как «уровень», «элемент», «структура» и др. Однако в аппаратах системного подхода и уровневого подхода существуют различия в их трактовке.

Системный подход предполагает иерархичность познания: изучение самого предмета (собственный уровень), изучение этого же предмета как элемента более широкой системы (вышестоящий уровень) и изучение этого предмета в соотношении с составляющими его элементами (нижестоящий уровень). Типичным примером является цепочка человек ? группа людей ? общество ? человечество. В данном случае порядок построения цепочки не принципиален и зависит от целей и задач исследования. Таким образом, мы имеем своего рода избирательность, обратимость и линейность представленного ряда, а уровни здесь параллельны друг другу. Однако кроме «параллельных» уровней есть еще и «перпендикулярные» уровни (вертикальный срез): система «человек» может иметь собственные уровни организации: низкий, средний, высокий и т.д.; аналогично можно говорить и о системе «общество»: низкоорганизованное, высокоорганизованное и т.п., т.е. речь идет об уровнях внутри уровня. При этом и системный, и уровневый подходы учитывают оба аспекта – и «параллельный» (горизонтальный срез), и «перпендикулярный» (вертикальный срез), однако системный подход делает акцент на первом, в то время как уровневый – на втором.