Концепции современного востоковедения

Востоковедение и история (Ближний Восток)

«История – наука о людях во времени»; «Неоспоримая прелесть истории достойна сама по себе привлечь наше внимание…»

    М. Блок (1886–1944)

Востоковедение – комплексная наука, в основании которой лежит опирающееся на знание восточных языков и источников изучение культуры, истории, традиционного хозяйства и права, традиционных социальных и политических институтов Азии и Африки. (Изучение соответствующих аспектов жизни народов африканского континента, прежде всего стран так называемой Черной Африки, принято сегодня относить к особой ветви социальных и гуманитарных дисциплин, объединенных понятием «африканистика».)

Исходя из приведенного выше несколько тяжеловесного определения, главный объект востоковедного исследования можно вкратце определить как «языки и традиции Востока». Принимая Восток как «феномен культурно-исторический», авторы недавно изданного труда «Введение в востоковедение» рассматривают его в качестве «фундамента формирования культурной, социально-психологической и иной специфики, которая выделяет Восток как особый культурно-исторический ареал», традиционализм[212 - Касевич В. Б. Востоковедение как комплексная наука // Введение в востоковедение: Общий курс / Под ред. Е. И. Зеленева и В. Б. Касевича. СПб., 2011. С. 16.].

Основанное на глубоком изучении автохтонных языков, памятников материальной и духовной культуры Востока, а также письменных первоисточников, на всестороннем постижении традиционного восточного общества, востоковедение рассматривает «культурные координаты Востока» не только и не столько в географическом, «пространственном» плане, сколько в плане временном – темпоральном.

Безусловно, тот или иной социум в процессе межцивилизационного взаимодействия, взаимовлияния может в ходе истории «менять свою отнесенность в терминах оппозиции “Восток – Запад”»: возможна «деориентализация» или «вестернизация» такого сообщества[213 - Там же. С. 17.].

Социумы, общества подобны людям, пишет французский арабист Андре Микель. Они не могут жить, утверждаться, находить свое место на земле, если не впишутся в нее в своем развитии, в более широком смысле – во времени, а их территория не займет пространства, соответствующего их организации и мировосприятию[214 - «Цивилизация ислама подчинена этому общему правилу: его история и география целиком принадлежат ему и полностью зависят от его особой ментальности, которая сделала их дочерьми всех тех изменений, что произошли в судьбах мира, начиная с VII в.» (Miquel A. L’Histoire et l’espace // Les Arabes. Du message a l’histoire. Sous la direction de Chevallier D. Paris. Fayard. 1995. P. 127).].

Особая приверженность традиции, изначально устной, оральной, либо письменной, исторической, остается при этом важной особенностью восточного общества.

Сформировавшиеся в западной науке в Новое время, практически одновременно со становлением самого востоковедения, концепции цивилизации и традиции, по существу, ставят знак равенства между двумя этими категориями. Так, один из отцов западного традиционализма французский мыслитель-эзотерик, основоположник «философии традиционализма» Рене Генон[215 - Рене-Жан-Мари-Жозеф Генон (1886–1951), в исламе – Абд ал-Вахид, Йахйа (с 1912) – французский философ, востоковед, религиовед, исследователь традиции и традиционных наук Востока.] отмечал, что «в любом случае отождествление традиции с цивилизацией в целом является совершенно обоснованным тогда, когда речь идет о Востоке, поскольку любая цивилизация Востока, взятая в целом, может, в сущности, рассматриваться как традиционная по своему характеру…»[216 - Генон Р. Очерки о традиции и метафизике. СПб., 2010. С. 21.].

Примечательно, что и сама наука о традиции обязана своим рождением Востоку. В культурном пространстве средневекового арабского Востока она получает развитие как наука о предании (‘илм ал-хадис), которая сумела выработать собственные особые методы и тщательно им следовала[217 - «Писать историю в исламе – значит регистрировать всю цепь надежных источников (иснад), чья линия которых не прерывается вплоть до первоисточника, который собственными глазами или ушами мог видеть, слышать, т. е. служить свидетелем тех или иных событий и поступков выдающихся деятелей раннего ислама…» (Miquel A. L’Histoire et l’espace… P. 127–128).].

Господство традиции, традиционализм как идеология консервативности, «охранительности» традиционных ценностей, метафизическая обращенность Востока «к вечному», при этом особое его отношение к наследию прошлого ставят как собственно историческую науку, так и ее вспомогательные специальные дисциплины – источниковедение, историографию, палеографию, археологию, этнологию, генеалогию, геральдику, нумизматику и т. д. – в ряд основных инструментов востоковедного исследования.

Особое место в этом ряду принадлежит историографии – отдельному направлению в истории, которое исследует процессы становления и развития каждой из исторических дисциплин и исторической науки в целом… Историографические изыскания имеют свой предмет и свои научные задачи, при этом их основное содержание и выводы дают ценный материал и для самой истории, и для методологии исторического исследования[218 - Дьяков В. А. Методология истории в прошлом и настоящем. М., 1974. С. 15.].

Термин «история», заимствованный западной наукой из греческого языка, первоначально означал не что иное, как рассказ, повествование о событиях, со временем дополнявшееся авторскими замечаниями и комментариями.

С конца XVIII – начала XIX в. на фоне специализации и классификации научных дисциплин термин «история» приобретает на Западе весьма широкий смысл и начинает использоваться для характеристики процессов развития как в обществе, так и в природе («естественная история»)[219 - Так, получившие к середине XIX в. уже немалую известность в социологических кругах К. Маркс и Ф. Энгельс писали в своей работе «Немецкая идеология»: «Мы знаем только одну-единственную науку, науку истории. Историю можно рассматривать с двух сторон, ее можно разделить на историю природы и историю людей. Однако обе эти стороны неразрывно связаны; до тех пор, пока существуют люди, история природы и история людей взаимно обусловливают друг друга…» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 16).].

История Востока вместе с категорией самого Востока как особого историко-культурного пространства рождается в западной культуре стараниями «отца истории» Геродота (V в. до н. э.). Вместе с тем ранние письменные свидетельства по истории Востока, в первую очередь древнейшие эпиграфические тексты Передней Азии и Северной Африки – египетские, ассиро-вавилонские, финикийские, еврейские, персидские и прочие памятники, как минимум, на тысячелетие превосходят по своему возрасту свидетельства первых греческих авторов.

Рождение и укрепление трансконтинентальной арабо-мусульманской державы – Халифата – в VII–XIII вв. подняло «науки о человеке» на новый качественный уровень.

«Вследствие расширения географических познаний всемирно-исторический кругозор арабов был гораздо обширнее кругозора греков, – писал в начале ХХ в. В. В. Бартольд, – уже в IX в. были арабские историки, старавшиеся собрать предания о прошлом всех культурных народов, в том числе китайцев и индийцев…»[220 - Бартольд В. В. История изучения Востока в Европе и России // Соч. Т. IX. М., 1977. С. 257.]

Крупнейшая фигура, стоявшая на перекрестке исторических традиций Востока и Запада, античной эллинистической и средневековой арабо-мусульманской науки о человеке и обществе, – Ибн Хальдун (1332–1406)[221 - Вали ад-Дин Абу зайд ‘Абд ар-Рахман Ибн Мухаммад Ибн Халдун аль-Хадарми аль-Андалуси аль-Магриби аль-Малики (1332—1406) – автор «Введения в историю» (араб. «Мукаддима…», лат. «Prolegomenes…») – писал в этом сочинении: «…знай, что условия, в которых живут поколения, различаются в зависимости от того, как люди добывают средства к существованию…» (Игнатенко А. А. Ибн Хальдун. М., 1980. С. 5–6).], выдающийся историк, религиозный и государственный деятель, фактически выступивший на рубеже XIV–XV столетий предтечей социальной истории и социологии Нового времени.

Хорошо знакомый с литературой и наукой своей эпохи, Ибн Хальдун – «человек нового времени», по выражению А. Микеля, – как и многие его предшественники – арабские историки и философы Средневековья (аль-Масуди, ат-Табари, аль-Фараби, Ибн Рушд и т. д.), находился под прямым или опосредованным влиянием (через многочисленные переводы и комментарии) исторических, социально-этических и философских воззрений Платона, Аристотеля и других античных ученых.

Рассматривая человека одновременно как «природное», так и «общественное» существо, Ибн Хальдун исследует «природу человеческого общества» (таби‘ат ал-иджтима‘ аль-башари) – «социальную физику».

В своем «Введении» к «Общей (большой) истории» Ибн Хальдун приводит классификацию и историю развития наук, которые он, как это было принято в его время, подразделяет на две большие категории – науки философии и науки традиции.

«Философские науки» (фалсафа), по Ибн Хальдуну, – это физика, метафизика, математика и логика, т. е. рационалистические науки, в основе которых лежит способность человека к мышлению и познанию.

«Науки традиции» (‘илм ал-хадис) – дисциплины, где «место разуму находится лишь в выведении частных вопросов из заданных основ…». Источнхадисов из жизни пророка Мухаммада. К «наукам традиции» Ибн Хальдун относит также законоведение (фикх), спекулятивное богословие (калам), религиозную мистику (тасаввуф – суфизм) и т. д.

Лишь относительно самостоятельными Ибн Хальдун считал так называемые прикладные науки – языкознание (‘илм ал-лугат), грамматику (нахв), красноречие (балага) и т. п. Ряд дисциплин, в том числе историю (тарих), а также алхимию, астрологию и магию, Ибн Хальдун вовсе не признавал науками, хотя и принимал отдельные их положения[222 - Игнатенко А. А. Ибн Хальдун. М., 1980. С. 37.].

Будучи в первую очередь историком, Ибн Хальдун, как, впрочем, и его предшественники Ибн Сина, аль-Фараби и др. тем не менее не удосужился включить историю (тарих) в перечень научных дисциплин.

В средневековой арабо-мусульманской традиции термин «тарих», применяемый сегодня для обозначения истории как науки, относился скорее к историографии, т. е. к вспомогательной дисциплине, в основе которой лежала все та же традиция – предания-хадисы о жизни и высказываниях Пророка и его сподвижников (сахаба).

Со временем, правда, сложились и другие линии средневекового тариха: историография, или, скорее, хронография, летопись мусульманских государств и династий и, наконец, более широкая историографическая литература (адаб), включавшая предания и жизнеописание Пророка (или пророков), фрагменты истории раннего ислама и далее генеалогии мусульманских династий[223 - Там же. С. 42.].

Подлинный океан аналитической и критической литературы об Ибн Хальдуне включает, наряду с восторженно позитивистским взглядом на новаторский вклад средневекового арабского мыслителя в «науки о человеке», также и строго объективные оценки его творчества.

Видный отечественный востоковед-историк Н. А. Иванов отмечал в свое время, что из числа общих закономерностей истории, установленных Ибн Хальдуном, прежде всего следует отметить следующее: «как самоочевидное и не требующее особых доказательств им принимается положение, что культура (‘умран) и все ее проявления находятся в состоянии постоянного изменения. Эти изменения не случайны и целенаправленны…» Ибн Хальдун отвергает прямолинейную и циклическую теории развития истории и культуры. Изменения, которые претерпевают три атрибута культуры – качество, количество и место, «происходят во времени и необходимы…»[224 - Иванов Н. А. Рецензия на книгу Мухсина Махди «Философия истории Ибн Хальдуна» (Лондон, 1957) // Труды по истории исламского мира. М., 2008. С. 63.].

Пример критического подхода к наследию великого арабского мыслителя дает марокканский историк А. Умлиль. Проблема истории как таковой, по Ибн Хальдуну, требует «радикальной критики традиционного исторического дискурса, но одновременно и личного позиционирования в истории», подчеркивает А. Умлиль. Смысл «хальдуновского» видения истории в том, что он ставит под вопрос исходный метод традиционной арабской историографии, иснад, как опору на первоисточники. Отвергая иснад как метод исторического исследования, Ибн Хальдун порывает с целостной традицией и поднимает исторический концепт до уровня его творчества. Несмотря на внушительное развитие арабской историографии, в теории самой исторической науки наметилось существенное отставание.

Ибн Хальдун не был последовательным материалистом, приверженцем исключительно материалистического видения истории. Между тем трудно согласиться с тем, что «идеализм, религиозное правоверие, входили в его историко-социологическую теорию как «органическая интегральная часть…», писал Н. А. Иванов, полемизируя с М. Махди – арабским исследователем творчества Ибн Хальдуна[225 - Там же. С. 64.].

Современный арабский, впрочем, как и западный, читатель воспринимает труды Ибн Хальдуна в первую очередь как элемент модернизации в традиционной культуре и науке. Он стал основоположником целого ряда теорий общественных наук, которые пережили века, сохранив свою актуальность, по меньшей мере, для современного арабского общества, ислама и мировой науки в целом. На фоне прежних исторических трудов арабов «Мукаддима» («Пролегомены») Ибн Хальдуна занимает особое место, бросив вызов самому времени и сложившейся системе исторического мышления[226 - Oumlil A. L’Histoire et son discours. Rabat. SMER. 1982. С. 8–9.].

Значение Ибн Хальдуна вышло далеко за пределы сугубо академических востоковедных кругов. В разгар колониальной кампании на севере Африки военное министерство Франции приняло в 1840 г. решение об издании двух частей капитального исторического труда Ибн Хальдуна «Китаб ал-Ибар» – «Книги назидательных примеров», посвященных собственно Магрибу[227 - Иванов Н. А. «Китаб аль-Ибар» Ибн Халдуна как источник по истории стран Северной Африки в XIV в. // Труды по истории исламского мира. М., 2008. С. 65.]. Это первое издание (Ibn Khaldoun. Histoire des berbcres et des dynasties musulmanes de l’Afrique Septentrionale, trad. de l’arabe par le baron de Slane) было выполнено в Алжире в 1847–1851 гг., по-своему ознаменовав завершение многолетней ожесточенной войны против отрядов эмира Абд аль-Кадира в Орании и начало «освоения» французами алжирской Кабилии.

В Новое время как западные, так и российские концепции исторической науки, включая историю Востока, формируются параллельно с рождением академического востоковедения.

Первые систематизированные сведения по истории Востока, оказавшие существенное влияние на становление европейской ориенталистики, принадлежали перу известных путешественников и ученых XVIII столетия – «галантного века» Просвещения. Это были популярные труды Ж. де Турнефора о Кавказе, Персии и Малой Азии; М. д’Оссона – об Османской империи и мире ислама; К. Нибура о Сирии, Египте, Аравии, Персии; Ф. де Вольнея о Египте и Сирии; Р. Покока о Египте, Передней и Средней Азии; А. Дюперрона о Персии и Индии и т. д.

Успехи востоковедения в XIX в., по словам академика В. В. Бартольда, «определяются отчасти развитием европейской колониальной политики, отчасти успехами, вообще достигнутыми в эту эпоху европейской научной мыслью… В области языкознания, истории и этнографии только в XIX в. были выработаны те методы исследования, благодаря которым эти отрасли знания впервые получили характер научных дисциплин. Постепенно была сознана необходимость применить те же методы к изучению восточных языков, истории и быта восточных народов…»[228 - Бартольд В. В. История изучения Востока в Европе и России // Соч. Т. IX. М., 1977. С. 319.].

Факультет восточных языков (ФВЯ) Санкт-Петербургского университета, торжественное открытие которого состоялось в августе 1855 г., практически с самого своего рождения столкнулся с достаточно острой проблемой включения в его учебные программы теоретических курсов по истории Востока. По сути, вопрос на раннем этапе становления ФВЯ стоял о развитии его либо как чисто практического, «переводческого» института, либо как более фундаментального, комплексного университетского центра одновременно прикладного и классического академического востоковедения.

По учебным программам, действовавшим с августа 1855 г., исторические курсы на ФВЯ читались «профессорами отдельных восточных языков». Таковыми были, в частности, курсы истории Персии (А. К. Казембек), истории арабов (М. А. Тантави), истории и географии Оттоманской империи (А. О. Мухлинский), истории монголов (А. В. Попов), маньчжурской истории (В. П. Васильев). Еще в 1856 г., подчеркивает В. В. Бартольд, ФВЯ признавал невозможным существование отдельной кафедры истории Востока, «потому что исследование Востока представляет еще фактов слишком мало для того, чтобы они могли наполнить собою целую отдельную науку…»[229 - Бартольд В. В. Обзор деятельности факультета восточных языков // Соч. Т. IX. М., 1977. С. 120.].

Довольно скоро, правда, мнение отцов-основателей ФВЯ изменилось: обсуждение проекта нового университетского устава выявило необходимость учредить особую кафедру истории Востока и этим расширить, по словам В. В. Бартольда, историческое преподавание на факультете, так как «основательное знакомство с каким-либо азиатским языком невозможно без изучения истории той расы, к которой принадлежало племя, говорящее этим языком…»[230 - Бартольд В. В. История изучения Востока… С. 199.].

Вопрос о преподавания истории Востока, сохранявший свою остроту для всего российского востоковедения, был частично и временно разрешен в 1863 г., когда новым университетским уставом на ФВЯ была учреждена особая кафедра истории Востока, программа которой предусматривала развитие трех исторических направлений: «истории семитических народов, истории Северо-Восточной Азии и истории арийских народов Азии»[231 - Общее руководство новой кафедрой, а также ведение курсов второго раздела, т. е. «истории среднеазиатских кочевников, преимущественно турецких народов и основанных им государств в западной части Средней Азии» взял на себя профессор В. В. Григорьев (1816–1881). (Бартольд В. В. Обзор деятельности… С. 143).].

Историческое направление в российском востоковедении XIX в. во многом было обязано своим развитием первому декану ФВЯ, профессору А. К. Казем-беку (1802–1870), оставившему и ряд собственных ценных трудов в области истории и законоведения народов Ближнего Востока.

Уроженец Дербента, А. К. Казем-бек, свободно владевший русским, английским, французским, арабским, персидским, турецким языками, издавал свои труды, в том числе исторические, на любом из них[232 - В 1832 г. Казем-бек издал на турецком языке «Ассабе-ус-Сейяр», историю крымских ханов с 1466 до 1787 года, позже – исследование «Об уйгурах» (1841), ряд статей по истории ислама. В 1851 г. опубликовал английский перевод турецкой версии «Дербент-намэ», в 1854 г. – «Кодекс мусульманского законоведения» (на арабском языке). Он первым приступил к изучению движения Шамиля («Муридизм и Шамиль», 1859; «Посещение Шамиля», 1860); ему же принадлежало первое исследование о бабидах Ирана («Баб и бабиды. Религиозно-политические смуты в Персии с 1845 по 1853 гг.», 1865).].

После создания ФВЯ в 1855 г. именно А. К. Казем-бек, как его первый руководитель, лично выступил инициатором включения исторических курсов, стремясь к тому, чтобы «чтение такого курса было обязательным для каждого преподавателя по отдельной кафедре».

Из школы отцов-основателей петербургского востоковедения О. И. Сенковского и Х. Д. Френа вышли П. С. Савельев (1814–1859) и В. В. Григорьев (1816–1881), оставившие заметный след в разработке истории народов Ближнего Востока[233 - В начале 1840-х гг. они написали для Энциклопедического словаря Плюшара десятки статей по истории Ближнего Востока. П. С. Савельев в 1842 г. опубликовал труд «Мухаммеданская нумизматика в отношении к русской истории», в 1857– 1858 гг. – «Монеты джучидов, джагатаидов и джелаиридов» и т. д.].

Большой вклад в преподавание истории народов Ближнего и Среднего Востока в стенах Санкт-Петербургского университета внесли Н. И. Березин (1818–1896), К. П. Патканов (1833–1889), В. Д. Смирнов (1846–1922) и Н. И. Веселовский (1848–1918), ставший преемником В. В. Григорьева на кафедре истории Востока и получивший также известность как археолог Ближнего Востока, Средней Азии и Южной России[234 - Н. И. Веселовский – автор «Очерка историко-географических сведений о Хивинском ханстве от древнейших времен до настоящего» (1877), книги «Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией (1890–1892) и других работ.].

История семитских народов, в том числе арабов, в тот период еще не была достаточно представлена в университетах России. Между тем, в Санкт-Петербурге многие преподаватели ФВЯ весьма основательно занимались изучением арабской истории[235 - А. О. Мухлинский издал рукопись географа аль-Йакуби (IX в.); Д. А. Хвольсон опубликовал основанный на арабских источниках труд о сабеях (1856), а также сведения Ибн Русты (Х в.) о Восточной Европе (1869); В. Ф. Гиргас защитил диссертацию «Права христиан на Востоке по мусульманским законам» (1865) и издал исторический труд Абу Ханифы ад-Динавари (Х в.) «Китаб ал-ахбар ат-тывал» (1887).].

В 1870-е гг. начинается научная деятельность выдающегося российского арабиста, выпускника ФВЯ, его декана (1893–1902), академика В. Р. Розена (1849–1908), с чьим именем был связан расцвет российского востоковедения на рубеже XIX–ХХ вв.[236 - В 1883 г. вышел капитальный труд В. Р. Розена «Император Василий Болгаробойца», где были изучены арабо-византийские отношения на рубеже Х–ХI вв. В. Р. Розен (совместно с А. А. Куником) издал «Известия аль-Бекри и других авторов о Руси и славянах» (Т. I–II, 1876–1903), исследование об арабском путешественнике Х в. Ахмаде ибн Фадлане (1904) и т. д. В его работах были затронуты многие аспекты арабской истории и историографии. (Крачковский И. Ю. Очерки по истории русской арабистики. М., 1950. С. 139–149. См. также: Памяти академика В. Р. Розена: Статьи и материалы к 40-летию со дня его смерти (1908–1948) / Под ред. И. Ю. Крачковского. М.; Л., 1947.)]

В 1890–1917 гг. профессор кафедры арабской словесности Н. А. Медников (1855–1918) опубликовал фундаментальный четырехтомный труд, в котором осветил арабские материалы по истории Палестины в VII–XI вв. Профессор А. Э. Шмидт (1871–1939) опубликовал в 1912 г. «Очерки истории ислама как религии», а в 1914 г. – работу о египетском суфии аш-Шарани.

Академик В. В. Бартольд (1869–1930), уже упоминавшийся выше, может быть назван основоположником исторического крыла российского востоковедения Нового времени, чье становление происходило на рубеже XIX–XX вв. Автор более 700 научных трудов по социально-политической, культурной и религиозной истории народов Ближнего и Среднего Востока, Центральной Азии и Кавказа, В. В. Бартольд стоял у истоков новой исторической школы российского востоковедения. Научная деятельность ученого, в равной степени пришедшаяся на дооктябрьский и советский периоды, стала, по сути, мостом, соединившим две эпохи развития исторического крыла российского востоковедения.