Подвижники. Избранные жизнеописания и труды. Книга 2

Подвижники. Избранные жизнеописания и труды. Книга 2
Сборник

Люди по-разному называют тех, кто посвятил свою жизнь служению: подвижниками, святыми, мучениками, предстателями, учителями, владыками, героями, деятелями и богами. Все они служили человечеству беззаветно, хотя и отличались друг от друга языком и принадлежностью к народу, временем и обычаями, религией и философией.

Их жизненные подвиги имеют много общего в прохождении, методах и результатах. Видимо, все, кто служит на благо человечества, обладают чем-то общим, идут схожими путями. И действительно, если обратиться к древности, то можно увидеть, что пути исходят из единого первоисточника, из которого вышли все религии и все духовные учения.

В этой книге рассматриваются подвижнические жизни некоторых из тех, кто стремился помочь людям в духовном продвижении.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Сборник

Подвижники. Избранные жизнеописания и труды. Книга 2

© 1999 Рериховский Центр Духовной Культуры г. Самары

© 1999 Издательский дом «Агни»

Святой Марк

Евангелист Марк

«НАЧАЛО РАДОСТНОЙ ВЕСТИ» – первые слова повествования Марка. Радостная весть – евангелион, евангелие. «Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия». Это было не просто начало повествования. Это начало целой эпохи, первое свидетельство новой эры, дошедшее до нас. Трудно себе представить, насколько изменяло мир каждое слово этого нового повествования.

На древней иконе святая София – премудрость Божия склоняется над плечом евангелиста Марка.

Маленький дом на окраине Иерусалима неподалеку от Гефсиманского сада. Колышутся зеленые ветви, затеняя камни изгороди и мостовой. Под звездным небом вечности все дышит памятью о мгновении: три года одной человеческой жизни – много это или мало? По прошествии веков, когда время спрессовывает правление великих царей в несколько дат, а простым смертным остается только тире между датами рождения и смерти, здесь, казалось бы, остановилось время. И нет возможности укротить страстный огонь желания – знать каждую минуту этих трех лет, каждый миг. Сколько осталось свидетельств, сколько записано слов, но все бесконечно мало, мало, и невозможно утолить эту страшную жажду: знать. Знать истину. Знать то, что действительно было.

Маленький дом на окраине Иерусалима помнил многое. Помнили и обитатели его. И вся жизнь этих людей как бы переместилась в прошлое, которое стало для них вечностью – вечной болью и вечной загадкой. Каждый раз, накрывая на стол, они вспоминали, что здесь Он сидел в последний раз, отсюда вышел, чтобы больше не вернуться. Приходили, садились ученики Его и молчали, ибо нечего было им сказать здесь, где все было наполнено сердечным трепетом. «Любите друг друга» – казалось, проносилось в воздухе. Тихий ангел накрывал их безмолвием, которое говорило больше слов, и Он был здесь, они чувствовали Его. И смотрели друг другу в глаза – и видели Его взгляд. И отводили взоры от нестерпимой нежности и любви. И не знал мир – ни до ни после – такого великого молчания братства…

* * *

Никакой духовный Учитель не может прийти туда, где его не ждут. Самые великие приходили к тем народам, где ожидание напрягало сознания множеств настолько, что так называемая обычная жизнь – простое существование – уже теряло смысл, если не было наполнено устремлением к высшему. Напряжение ожидания чего-то бесконечно важного, напряжение до такой степени, что на любой зов человек бывал готов вскочить и бежать – встречать Мессию. Можем ли мы представить себе состояние сознания тех, кто готов был увидеть посланца Господа, а то и Его Самого, идущего по родной улице?!

Но именно в воронку этого страшного ожидания втягивалась масса желающих поживиться за его счет – шарлатанов, магов, колдунов, бродящих по дорогам и собирающих мзду за явление «чудес». Сколько их было до истинного Явления? Сколько лет и столетий после еще будут шататься они по дорогам, а навстречу им будут выходить такие же ждущие и лелеять мысль – не Он ли? А Он уже был, уже пришел и прошел. Тихо и незримо состоялась эта Судьба, почти не замеченная ни самим народом, ни власть предержащими, ни миром. Но время уже поделилось на нашу эру и то, что было до нее. И весь накал ожидания уже взорвал тихое бытие – свершилось!

Следом были те, кто понес дальше этот светильник – Свет Вечности. И нужно было не заменить его на мелькающие огоньки светлячков, на мерцание гнилушек, наполнявших «духовную» жизнь. Надо было донести весть о главном – Благую весть – Евангелие. И из уст в уста передавались слова – как когда-то передавались притчи Соломона, короткими фразами, полустихами. Кто-то помнил одно, кто-то другое, третье. Вместе слагали мозаику из драгоценных камней Его слов. Что-то, может быть, они записали еще при Его земной жизни, что-то позже. Казалось, что важнее всего сохранить Его слова, и только позже, много позже словно спохватились – а где же Он Сам?

Говорить о Нем – то есть о том, что понимается под Его земной жизнью, – казалось не очень важным, ибо Он для них никогда не умирал, кроме тех нескольких дней от погребения до Воскресения. Ибо каждый день теперь был наполнен Им, Его присутствием. В любой момент могла открыться дверь – и вот Он на пороге, родной и до боли, до последней черточки знакомый, и уже иной – в Вечности. Будешь ли вспоминать об ожидании Возлюбленного, если Он уже здесь?

Важнее было донести до других Радостную весть о спасении мира и дать им путь к этому спасению. И потому первая по времени написания, самая ранняя книга Нового Завета была не о прошлом, а о будущем – Апокалипсис! Нужно было объяснить – время близко; надо было пробудить, взорвать спящие сердца – покайтесь, «приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему» (Мк 1.3), ибо время близко!

Слова Спасителя собирали. Возможно, записывал их в числе других и Левий Матфей. Логин эти ходили по рукам, переписывались, дополнялись – рукописи жили своей особой жизнью, рассыпаясь на отдельные части, соединяясь, – каждый раз новые, непредсказуемые. Это и было первое письменное свидетельство о Нем, практически до нас не дошедшее и лишь понемногу восстанавливаемое учеными[1 - Об исследованиях ученых времени написания Евангелий, авторов и источников см.: Мережковский Д. Иисус Неизвестный. ?.: Республика, 1996; Мень А. Сын человеческий. ?.: Фонд имени А. Меня, 1997; Канонические Евангелия. ?.: Наука, 1992. Пер. с греч. В. Кузнецовой и др.].

Были ли другие записи? Несомненно, но опять же не о Нем, а о словах Его, об Учении. Важное, сокровенное, тайное – то, что хотели сохранить ученики, – не сохранило Время. Оно оставило только то, что могло войти в сознание человека тех лет и не разрушить его, не убить величием тайны, не спалить страшным невыносимым пламенем Высшего Божества. «Лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых» (Исх 33. 20), – говорит Бог Моисею и мог бы сказать всем остальным.

Потому молчат апостолы, но молчат только для нас, ибо сказанное уже сказано, и записанное записано в Вечности, и нет документа более прочного. Кто же говорит? Говорят семьдесят – те ученики, которые были рядом. Древнейшее Евангелие, как уже признано большинством ученых с середины XIX века, – Марка, ученика, друга, сотрудника и спутника Петра. По свидетельствам очевидцев, писал он со слов своего учителя, и Евангелие от Марка почти можно назвать Евангелием от Петра. Однако именно то, что авторство приписывается Марку, дает повод ученым верить, что это действительно так, ибо если бы оно шло под именем более известной личности из круга учеников Христа, был бы существенный повод для сомнений. Слишком много ходило подложных откровений и евангелий, приписываемых двенадцати апостолам.

Следующим по времени создания ученые признали Евангелие от Матфея, того, который по жребию был выбран из семидесяти учеников на место Иуды Искариота. Но на самом деле, видимо, Матфеевы были только логин, а дальнейшая переработка принадлежала другому человеку, имени которого мы, вероятно, никогда уже не узнаем[2 - Мережковский Д. Иисус Неизвестный.]. Этот неизвестный соединил Евангелие, написанное Марком, и Матфеевы логин.

Затем был Лука – спутник и ученик апостола Павла. Лука также имел текст Марка, но дополнительно еще более полные логин и устные легенды и предания о рождении и детстве Спасителя. Таким образом, практически все три первых Евангелия согласованы между собой в самой своей основе, где второе и третье – Матфея и Луки – и представляют все более и более развернутый вариант первого – Марка. Их ученые и называют Синоптическими[3 - Синоптический (греч. synoptikos – обозревающий все вместе) – сводный, обзорный, дающий обзор всех частей сложного целого.] Евангелиями, то есть согласными.

Последним, самым поздним, было Евангелие от Иоанна. В нем уже сознательно была использована форма повествования, изначально данная Марком. Рассказ принадлежит очевидцу – и это бесспорно, но скорее всего как устное предание. И если это предание действительно принадлежит Иоанну-апостолу, то записано оно было не с его слов, а по воспоминаниям с его слов. Может быть, другим Иоанном, которого впоследствии назовут пресвитером, тоже из семидесяти учеников, тоже видевшим и слышавшим, но не сыном Зеведея. А что же случилось с самим апостолом Иоанном, бесследно исчезнувшим со страниц Деяний Апостолов почти в самом начале? Не предрек ли Сам Спаситель ему и брату его: «Чашу, которую Я пью, будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься» (Мк 10. 39)?

Время смешало, перепутало имена и лица – и где теперь один Иоанн, где другой? Людям всегда хочется верить в чудо, потому когда один погиб – даже не заметили. Первое и последнее Евангелия – два живых свидетельства очевидцев, спутников, учеников. Но самое первое – Марка, и словом, поставленным им в начале повествования, «Евангелие» – «Благая весть», «Радостная весть» назовется потом каждое повествование о Спасителе. Первое действие – всегда точно ключ в двери, ведущей в новое.

«Марк, который был истолкователем (переводчиком) Петра, – сообщает в письме пресвитер Иоанн, – старательно записал все, что запомнил, однако не по порядку, и сказанное, и содеянное Господом. Ведь сам он не слушал Господа и не сопровождал Его, а лишь позже, как я сказал, [Марк сопровождал] Петра, который излагал учение с целью удовлетворить нуждам [слушателей], а не для того, чтобы изложить по порядку слова Господни. Так что Марк ничуть не погрешил, описывая некоторые события так, как сохранил их в памяти. Ведь он заботился только об одном: не пропустить чего-нибудь из того, что он слышал, и ничего не исказить»[4 - Канонические Евангелия. С. 117.].

Иоанн Марк, а впоследствии просто Марк, переводя проповеди Петра, рассказывая, объясняя, бесконечное число раз повторяя один и тот же рассказ жадно внемлющим, начал потом записывать его по их горячим просьбам. «Когда Петр в Риме публично проповедовал Слово и Духом возвещал Евангелие, то многие из бывших там просили Марка (давнего его спутника, помнившего все сказанное им) записать рассказанное [Петром]. Марк, написав Евангелие, передал его тем, кому оно было нужно»[5 - Там же.].

Хотели люди не только из уст Петра и Марка, но и в их отсутствие обращаться к этой жизни: не видев, видеть глазами очевидца, вспоминать вместе с ним. Хотели читать записанную жизнь Господа, как иногда не в силах бывает человек расстаться с любимой книгой. И Марк писал.

Он писал то, что говорил Петр, – оба стремительны, оба немногословны. Кратко, сжато, каждая фраза – как выстрел, как удар меча. У одного из исследователей[6 - Мережковский Д. Иисус Неизвестный. С. 39–40.] есть сердцем написанные слова, и хочется привести их целиком.

Есть у Марка излюбленное, даже краем глаза читающему заметное словечко: «тотчас». От первой главы до последней повторяется оно бесчисленно, упорно, однозвучно, кстати и некстати, почти как механическое движение – «тик», – трудно сказать, чей – Марка, Петра или обоих; кажется, последнее вернее: может быть, ученик заразился от учителя. В этом-то запыхавшемся «тотчас», как бы задыхающемся беге к Нему, к Нему одному, к Господу, в этом стремительном полете брошенного из пращи Господней в цель Камня-Петра, – может быть, и поняли они друг друга лучше всего и полюбили навсегда.

Слышит Петр: «Следуй за Мной», и тотчас, оставив сети, следует за Ним; видит Его, идущего по воде, и тотчас сам хочет идти; чувствует, что «хорошо» быть на горе Преображения, и тотчас: «сделаем три кущи»; видит, что дело доходит до драки, и тотчас меч из ножен, и отсек ухо Малху; видит, что дело дошло до креста, и тотчас: «не знаю сего Человека»; слышит, что гроб пуст, и тотчас бежит к нему взапуски с Иоанном и обгоняет его; видит, что Господь идет по дороге из Рима: «Куда идешь» «В Рим, снова распяться», и тотчас возвращается – теперь уже навеки, больше никуда не пойдет, «тотчас» сделается вечностью, брошенный камень попал-таки в цель, лег и не сдвинется: «Церковь Мою созижду на камне сем».

Милый, родной, самый человеческий, самый грешный и святой из апостолов – Петр! Кажется, весь он в этом стремительном «тотчас», и не будь его – ни Петра, ни христианства бы не было.

«Сам он не слышал и не сопутствовал Господу», – говорится в свидетельстве Папия о Марке. Но так ли это? В Каноне Муратори II века говорится обратное: «В ином же Марк и сам участвовал и, как оно было, так и записал».

* * *

Детство и юность Марка прошли в Иерусалиме. Год его рождения установить сейчас уже невозможно, но известно, что во время событий, описанных в Евангелиях, он был подростком. Конечно, многое из происходящего было ему малоинтересно, но он не мог не чувствовать общее состояние города, находящегося фактически под иноземным владычеством.

Римские прокураторы представляли собой как бы высшую местную инстанцию. Они ведали сбором дани для Рима и вершили уголовный суд. В Иерусалиме стояла целая когорта наемного войска, которой командовали римляне. Хотя иудеям была предоставлена некоторая автономия, которую осуществлял синедрион верховный суд в Иерусалиме, – римляне далеко не всегда считались с местными обычаями, что еще больше накаляло обстановку. Так при вступлении в должность прокуратор и префект Понтий Пилат приказал своим войскам внести в Иерусалим изображения императора, что оскорбило религиозные чувства ортодоксальных иудеев, ибо закон запрещал любые изображения людей. Использование храмовой казны на постройку водопровода также было против существующих правил.

В Иерусалиме, как и во всякой столице, отображались все процессы, происходящие в стране, и были представлены почти все течения, а их было немало. Именно отсутствие внутреннего единства общества было причиной общей слабости государства. Различные течения и группировки спорили между собой и по политическим и по религиозным вопросам, и спор этот длился многие десятилетия, не ослабевая.

Общественную верхушку иудеев составляли саддукеи, которые требовали строгого выполнения установлений Библии, не признавая никаких устных учений и дополнений. При этом они принимали греко-римскую культуру и в какой-то мере поддерживали официальные власти.

Не менее значительным влиянием среди иудеев обладали и фарисеи – религиозное течение, представители которого отвергали контакты с иноземцами, не признавали участия ни в каких чуждых празднествах и обычаях, но более свободно, чем саддукеи, относились к формулам, изложенным в Библии, позволяя себе толковать их и пересматривать согласно современной обстановке. Однако и среди них не было единства – некоторые в своем исполнении обрядов доходили до абсурда, за что и заслужили упреки в ханжестве и лицемерии даже среди представителей своей же секты.

Партию войны и национально-освободительного движения представляли зелоты и сикарии – кинжальщики, – выступающие за непримиримую борьбу как с иноземцами, так и со своей собственной знатью.

Существовали и отрешившиеся от политической и общественной жизни, ушедшие из городов в дикие местности и живущие там по определенным законам общины, как, например, ессеи. В противоположность остальным течениям, смущавшим своими распрями спокойствие государства, ессеи стали практически предвестниками нового Учения, но только предвестниками, выразителями тенденции, устремления. Они уходили из городов и поселялись в уединенных местах и жили там аскетической и безбрачной жизнью. Считая, что старый завет с Господом уже утратил силу по вине народа, они проповедовали заключение нового завета, и что заключится этот завет только с последователями их учения. Многие обычаи и обряды иудеев они отвергали, из-за чего подвергались преследованию со стороны иудеев.

Естественно, что римские власти вполне устраивало это положение, которое позволяло успешно пользоваться правилом: «разделяй и властвуй». Также естественно, что ни Рим, ни местные правители не были заинтересованы в появлении лидеров, пользующихся авторитетом народа и способных повести за собой и объединить эти многочисленные течения. Но подобно тому, как в насыщенном солевом растворе вокруг каждой пылинки может образоваться кристалл, собирались люди вокруг каждого проповедника, и любой пророк – истинный или ложный, – любой безумец или шарлатан, собирающий вокруг себя внемлющих, уже приковывал к себе настороженное внимание местных и иноземных правителей.

Иудеи ждали Мессию, но скорее не как духовного наставника, а как народного объединителя и освободителя. И если последователей такого человека становилось опасно много, то его безжалостно уничтожали. И Евангелия, и Деяния Апостолов, и историки того времени рассказывают о подобных расправах. Так был казнен Иоанн Креститель, слишком опасный с точки зрения Ирода Антипы. Иудейский писатель Иосиф Флавий упоминает некоего Февду, который увлек за собой массы народа, обещая показать чудо – воды реки расступятся перед ним, а те, кто пойдет за ним, обретут спасение. В Самарии объявился некто, назвавший себя Мессией, проповедовал открытое сопротивление властям и призывал на вооруженную борьбу. Другой проповедник из Египта, которого потом приняли за апостола Павла, призывал захватить Иерусалим. Были и просто юродивые, были фанатики, одержимые – но римляне особо не разбирались, а расправлялись быстро и жестоко: бросали на толпу военные отряды, топтали, били, кололи копьями. Все попытки вооруженных восстаний безжалостно подавлялись, затем следовали жестокие расправы над уцелевшими участниками. Тех, кого не трогал Рим, уничтожали свои.

В этот кипящий котел вошел Иисус и Его последователи.

* * *

«Говорят Ему ученики Его: «Где хочешь есть пасху? Мы пойдем и приготовим». И посылает двух из учеников Своих и говорит им: «Пойдите в город; и встретится вам человек, несущий кувшин воды; последуйте за ним, и куда он войдет, скажите хозяину дома того: «Учитель говорит: где комната, в которой бы Мне есть пасху с учениками Моими?» И он покажет вам горницу большую, устланную, готовую; там приготовьте нам. И пошли ученики Его и пришли в город, и нашли, как сказал им; и приготовили пасху» (Мк 14. 12–16).

Это и был дом матери Иоанна Марка на окраине Иерусалима неподалеку от Гефсиманского сада. Если бы Иисус с учениками бывал в том доме раньше, Он бы просто назвал конкретный «адрес», но из этих слов видно, что в доме том никто еще никогда не был – просто еще одно маленькое чудо: словно хозяева только для того родились, выросли, прожили жизнь, чтобы в определенный момент увидеть учеников на пороге и указать им горницу большую, устланную.